Корсар. Наваждение
Шрифт:
– Ну раз низвержен, так и – пес с ним…
– Не пес… – с нетрезвым упорством возразил Корсар. – «Вслед за Змеем в царство змеиное все низринулись силы черные…»
– И заниматься ими будут работники серпентария. Хватит бредить. Спать пора.
– Сашка… ты ухватил самую суть книги… ты понял…
– Слушай, ученый… Четвертый час. Скоро светать начнет. Давай все-таки по крайней и – баиньки?
Огонь в камине догорел; редкие угольки переливались малиновым, подернутые тонкой патиной сгоревшего пепла.
Глава 10
Перелет частным бортом в Польшу прошел быстро.
На едва различимом ветерке вяло плескался польский флаг рядом с американским. Ивана Ильича Савельева и бывшего с ним рядом худощавого парня в темных очках встретили и препроводили в здание, оказавшееся большим залом, представили как Гарри и Джона двоим мужчинам и даме лет тридцати.
Мужчины тоже представились Смитом и Джексоном. Смит был высок, скуласт, коротко стрижен; пшеничного цвета волосы обильно помешались с сединой; ему было явно за шестьдесят; костюм сидел как влитой, но было очевидно, что ему привычнее военная форма; холодные голубые глаза смотрели безо всякого выражения на Савельева и его спутника, лишь обязательная улыбка при знакомстве и символическом рукопожатии. Джексон явно был латиноамериканцем по происхождению, был он моложе, гибче; темные глаза смотрели весело, но за веселостью этой тлела привычная неприкрытая угроза – всем в этом мире, а может, и самому миру. Савельев только усмехнулся про себя. Молодость, глупость… Дама представилась как Джейн.
Зал был устелен татами; но он вовсе не походил на обычный спортивный зал – скорее на цех какого-нибудь захолустного, заброшенного завода. Огромные металлические стропила поддерживали высокую крышу; поверху проходили и коммуникации – лесенки с перилами и монорельсы; там же были укреплены и прожекторы, заливавшие центр зала почти бестеневым галогенным светом.
Иван Ильич Савельев с этими троими расположился за столиком на балюстраде, опоясывающей зал-цех. Его помощник удалился.
По всей балюстраде – так же, группками, расположились господа и дамы, предвкушая древнее как мир, но по-прежнему изысканное и волнующее зрелище – как люди будут убивать людей.
Сначала, как и в любом шоу, прошел «разогрев» публики. Бойцы попарно и группами, обряженные в античные туники, азартно избивали друг друга, с треском ломали конечности… Крики, вой боли и страха… Кровь…
Но… Присутствовал рефери. Он давал знак молодцам в униформе, стилизованной под тигриные шкуры, команду, и они уносили отключившихся. А победитель или группа победителей срывали жидкие аплодисменты.
Постепенно публика подогревалась спиртным, заводилась, и вот – настал черед настоящих первых гладиаторских боев…
Звенели мечи, доспехи, с треском ломались кости и рвались сухожилия, порою кровь фонтаном била из напряженной боем взрезанной артерии, но никто не спешил остановить, позвать на помощь… Как в римском Колизее, поверженный лишь протягивал руку к публике с мольбой о пощаде и получал или надежду на жизнь, или – быструю смерть.
Несмотря на хорошую работу мощных кондиционеров, в воздухе отчетливо пахло кровью… И чем-то еще – страхом? похотью? неприкрытым цинизмом насилия? – не понять.
Шесть пар гладиаторов сменили
В это время внизу татами посыпались свежими опилками… Заявленный бой был сразу обозначен как основной. Пришли – ради него.
На арену, обнаженный по пояс, в высоких шнурованных ботинках и пятнистых штанах спецназа вышел сухощавый мужчина, приехавший с Савельевым. В руке его был короткий обоюдоострый боевой нож. Против него выстроилась маленькая армия – с мечами, дротиками, кинжалами всех мастей и размеров…
Смит бросил взгляд на Савельева:
– Устроителям необходимо отработать собранные деньги – и плату, и тотализатор… Не хотите ли тоже сделать ставку?
– Я не играю в азартные игры.
– Отчего? – спросила девушка.
– Всегда выигрываю.
– Вы уверены, что ваш боец… не будет ранен? Скажем, эти два китайца мастерски владеют мечами, а остальные…
– Это не имеет никакого значения, – бросил Савельев.
Бой барабанов постепенно нарастал за сценой, пока не замер, мгновенно погрузив зал в звенящую тишину.
Свист холодного оружия рассек воздух, раздались короткие гортанные боевые выкрики… А все дальнейшее – напоминало побоище. Казалось, боец Савельева не допускает ни одного лишнего или ненужного движения, да и они были столь стремительны и притом плавны, что это более походило на какой-то танец тайного шаманского камлания…
Взрывы крови из напряженных боем взрезанных артерий, короткие жесткие удары ножа, пробивающие грудину или череп… И вот уже вся дюжина вооруженных бойцов лежала на опилках: кто – не дыша, глядя в высокий потолок остекленевшим взглядом, кто – давясь последним смертным хрипом или сотрясаемый последней судорогой. Все произошло так быстро, что….
Зал замер. Боец с ножом кротко поклонился, словно извиняясь за неэффектность представления, и покинул ристалище – в полной тишине.
– «Зал затих… Я вышел на подмостки, прислонясь к дверному косяку… Я ловлю в случайном отголоске – что случится на моем веку…» [16] – спокойно, словно нехотя, и с какой-то едва уловимой долей то ли усталости, то ли цинизма продекламировал Савельев…
16
Из стихотворения Б. Пастернака.
Похоже, русский понимала одна Джейн. Она со странным выражением посмотрела в глаза Савельева – вернее, пыталась это сделать сквозь дымчатое стекло в золотом ободке: очки Савельев так и не снял. Потом произнесла хрипло, кивнув на заваленное трупами татами внизу:
– Вы знаете что-либо более волнующее, чем это?
– Да, – безэмоционально произнес Савельев. – Убивать – самому.
Воцарилось молчание. Моложавый «викинг» Смит невозмутимо смерил Ивана Ильича «нордическим» взглядом, пожал плечами: