Корсар. Наваждение

Катериничев Петр Владимирович

– Знаешь, кого ты мне сейчас напомнил, Митя? Гуся рождественского! Его – резать несут, в смысле башку сворачивать, а он смотрит на повара и рот свой разевает: «Мужик, трындец тебе, я тебя запомнил!» – Скулы Бороватова будто заострились, лицо сделалось откровенно неприятным, злым.

– Не знаю, как я, а ты – умрешь действительно люто. И не скоро. Пока не выложишь из сознания, подсознания и даже костного мозга все, что не помнишь, забыл и даже не знал никогда. Сначала мои архаровцы с тобою вжесткую потешатся – как знать, бывает, что таких вот героев хороший удар по яйцам раскалывает. – Бороватов хохотнул. – Видал, каламбур получился!

Смешно тебе, Митя?

– Поживем – увидим.

Тимофей Павлович сделал шаг назад, велел подручным:

– Потешьтесь, ребятки. Пусть ему будет не просто больно, а зверски, нечеловечески больно. Только чтобы в сознании оставался и… живой. Нам с него потом, как все скажет, еще и шкуру сдирать. Трофей, так сказать. – Бороватов посмотрел на Корсара: – Ты только не подумай, Митенька, что это – фигура речи. Это – чистая правда. – Бороватов сузил глаза, сомкнул губы, скомандовал бойцам: – Начали.

И вот тут – Корсар успокоился. Окончательно и бесповоротно. В состоянии боевого транса у белозубых и вполне современных ребятишек глаза сначала словно подернулись пылью, затем – зрачки удлинились, сделались не то кошачьими, не то змеиными…

Отчего-то Корсар вдруг вспомнил, что читал еще до всех этих «запуток» где-то: такая вот технология «смешивания» людей с рептилиями, животными, даже растениями – видимо, на генном уровне, существовала в цивилизации атлантов, за что они и были уничтожены гиперборейцами «тьмы и тьмы» тысячелетий назад… Но – не все и не насовсем. Зачем ему эти знания и воспоминания сейчас – он даже не удивился. Голова – предмет темный.

Дальше все было просто. Первый кинулся с боевым ножом – взрезать Корсару скальп… Дима не подозревал, что после лечения у Волина у него появятся такие навыки… Все для него происходило теперь не просто медленно, а исключительно медленно. Он легко подбил нападавшего по запястью, схватил выпорхнувший нож, взрезал сухожилия на ноге, и, когда тот только начал припадать на одно колено, изящным пируэтом повернулся и легким касанием отточенной до бритвенной остроты боевой стали рассек обе артерии…

«Люди приходят к нам сами, чтобы мы… разбудили в каждом те дремлющие способности, о которых они не подозревают…»

– Все пятеро! Вперед, – расслышал Корсар словно из далекого далека рык Бороватова.

Но тому было не понять: именно сознание того, что он, Корсар, убивает «нелюдей», придало ему спокойствие и чувство правоты. А за правое дело можно не то что пяток бойцов порешить – можно месить людишек длинными очередями, жечь огнеметами и добивать – одиночными выстрелами… Такая у нас страна? Вовсе нет. Таков мир.

Второго он убил ударом в сердце – пробив грудину.

Третьему – посек змеиные зрачки, нырнул вниз и вогнал нож в печень по рукоять. Теперь у него было два ножа.

«Никто не знает, кем или чем вы станете…»

С четвертым, пятым и шестым он затеял настоящий танец, когда отточенные края лезвий мелькали в опасной близости от лица, шеи и даже разрезали одежду или кожу… Он был похож на танец матадора, только опаснее, смертельнее и… изящнее. Как бы там ни было, все было кончено в минуту. Два жестких удара – и два перерубленных шейных позвонка; еще один, и – шестой, насаженный на нож брюхом, завис над Корсаром с выкатившимися глазами. Корсар прикрылся

им намеренно. У этого – была оперативная кобура, в которой покоился двадцатизарядный «стечкин».

«В каждом из нас живет по меньшей мере два человека… И они – непримиримы и своевольны…»

Корсар выхватил пистолет, снял с предохранителя… семь или восемь выстрелов слились в один: окружавшие Бороватова тяжкими безжизненными куклами упали навзничь, а он остался один, с побелевшим лицом таращась на Корсара так, словно узрел перед собою тень отца Гамлета. Причем ночью и в безлюдном месте… Потом что-то дико и бессвязно заорал, брызгая слюной, и побежал прочь, к углу здания. Дурак. Разве от пули убежишь? Корсар почти не целясь выстрелил в ногу – не договорили… А – хотелось.

И в этот момент из-за дальнего угла, к которому продолжал на карачках ползти дядько Тимофей Палыч, вырулил крытый тентом «Газ-66», а оттуда, как мячики, бодро запрыгали такие же поджарые и бодрые ребятки… Увидев собственного «командарма», ползущего и хрипящего, по мнению Корсара, несуразное: «Убейте его… Убейте…» – довольно быстро поняли, сориентировались, один за другим стали поднимать автоматы… Пять, семь, десять стволов… Как говорили во времена босоногого детства: «Против лома – нет приема». Корсар понял сразу и другое: на всех пуль у него в «стечкине» – не хватит. Да и – не успеет. Вернее, успеет. «Мы успеем, в гости к Богу не бывает опозданий…»

А затем послышались выстрелы. Тяжкие пули разом смели только-только выпрыгнувших из кузова «шестьдесят шестого» бойцов, потом прошлись часто и дробно по брезентовой крыше и с характерным стуком – по металлической крыше кабины… И, к горькому сожалению Корсара, напоследок, – по спине Тимофея Бороватова. Выжить после прямого попадания десятка пистолетных пуль в спину, прошивших туловище насквозь, – невозможно. Бороватов и не выжил. Помер, как все. Без мучений.

Наверное, в душе Корсара теплилась надежда увидеть теперь… своего ангела-хранителя, Ольгу Белову, или княжну Бельскую, благополучно избежавшую смерти и примчавшуюся к нему на выручку… Но… Чудеса бывают. Не только в сказках, но и в этой жизни. И чудо сейчас тоже произошло, но… Без всякого но. Чудо. Сашка Буров, живой и невредимый, вышел из густого подлеска с ручным пулеметом Калашникова в руке.

– Ну и как ты? – спросил Бурый, жуя травинку.

– Да меня тут чуть не съели! – Взглянул на часы, подхватил Бурова, успев сказать: – Валим отсюда! В темпе!

Сашка не стал переспрашивать – как, зачем, почему «валить» и – нужно ли… Рванул сквозь лес, бежал стремглав, задыхаясь, плечо в плечо с Корсаром, пока тот не скомандовал:

– На землю! Ничком!

И – они бросились в траву. Взрыв прошел волной поверху, всколыхнув верхушки деревьев… Корсар представил, во что теперь превратилось здание лаборатории, вздохнул… Буров обернулся на этот его вздох, смотрел внимательно. Корсар пожал плечами, напел:

– «Вот она была и – нету…»

– И – чё? – откликнулся Сашка. – Такова се ля ви. Сегодня ты орел, завтра – фарш. Бывает.

– Как думаешь, Бурый, у зданий – есть память?

– У всего – есть. И у зданий, и у камней, и у гор. Только люди знают, что они смертны. И знание это – ложно.

– Да? – Корсар опустил лицо, чтобы Буров не увидел на нем степень крайнего недоумения. Добавил, стараясь вывести приятеля на привычный образ: – Умный ты стал – спасу нет! И… где-то я это уже слышал…