Корсары Балтики

В окутанный ночью ганзейский порт входил корабль под названием «Темный Спрут». Знатоки признали бы в его очертаниях боевой когг — самый распространенный тип и для боевого, и для торгового судна, как на Балтике, так и в Средиземноморье.

Эти же самые знатоки, внимательно осмотрев парусное оснащение «Спрута», заметили бы сильное арабское влияние, сквозившее в его оснастке. Почитатели Корана уже давно не являлись наивными обитателями бедуинских пустынь, из всех видов плавания ведающих лишь о движении через

зыбкие барханы на верблюдах.

Грозная слава арабских флотоводцев, мавританских корсаров и берберийских пиратов не первый век прокатывалась по христианскому миру. Под ударом флотов бывших пустынных обитателей трещала канувшая в прошлое Византия, их боялись в Генуе, Венеции и Испании. Привнесли кочевники в морское дело немало. В первую очередь — тонкое знание астрономии. А также — знаменитый косой парус, так и прозванный «мавританским».

Именно такой парус и спускали сейчас на «Спруте», переходя с галса на неспешное весельное продвижение.

Торопиться пришельцам было некуда — места для швартовки хоть отбавляй, городская ярмарка еще спит, погоня на хвосте не висит.

Капитан когга, некий де Сото, небрежно привалившись к мачте, с легкой усмешкой рассматривал темные контуры стоящих в гавани посудин, рядом с любой из которых его когг смотрелся жутким и кровожадным великаном.

«Спрут» прошел мимо изящного венецианского корабля с резным лебедем на носу, угловатого и почти комичного англичанина, понуро полоскавшего свои дурно свернутые паруса на легком ветру, хрупкой лой-мы датского происхождения.

Капитан де Сото, готовясь сойти на берег вместе с зарей, стал снимать свои одежды, по большей части восточного происхождения, не желая удивлять жителей северной Европы экзотически пестрыми тряпками. Он совсем не хотел привлекать пристального внимания ни к своему кораблю, ни к своей персоне.

Помощник капитана, словно хорошо натасканная собака, отлично знал свое дело. Не желая отвлекать хозяина, он сам принял визитеров — сонных и недовольных судьбой работников городской магистратуры, прибывших за мздой. Щедро раздаваемое золото быстро отбило в них всякое любопытство и весьма способствовало улучшению настроения.

Когда неизбежные во всяком порту гости удалились, Де Сото уже был готов сойти на берег.

— Держи своих людей в готовности, — сказал он помощнику, — пусть с корабля носа не кажут. Мы смотримся в этом тихом захолустье так же странно, как коршун в стае райских пичужек. А я пока огляжусь по сторонам.

С первыми лучами зари неброско, но и не бедно одетый испанский дворянин сошел на берег просыпающегося города.

На узких улочках ночная стража, опухшая от вечного недосыпания, рутинной службы и дармовой выпивки, растаскивала рогатки и тушила дежурные костры. Торопились в свои берлоги девицы понятной портовой профессии, делясь скудным заработком со стражами порядка. В направление ярмарочной площади прогрохотали первые тележки, груженные всякой всячиной. Потянулись к причалу угрюмые мужчины, широкие плечи и засаленные куртки которых красноречиво говорили о том, что в порту часто швартуются требующие разгрузки купцы.

Де Сото с наслаждением вдохнул

воздух портового города, одинаковый от Геркулесовых Столбов до самого Каира, — соленые брызги, приносимые с моря, вонь от свежей и подтухшей рыбы, сомнительные ароматы пробудившихся кабаков и харчевен, запах нечистот, сливаемых прямо из окон на улицы и в море.

Де Сото заглянул в кабак, откуда городские стражники выносили бесчувственные тела матросни, списанной на берег. Привычных ему по теплым морям пряностей и сладостей он не обнаружил, а потому довольствовался омерзительной на вкус луковой похлебкой и куском плохо прожаренного мяса. Величественным жестом отмахнувшись от служки, двинувшегося к нему с кувшином вина, он отведал местного пива, найдя его сносным.

— Ячмень, — заметил он сам себе, — это то, что невозможно испортить, а также то, чего не хватает арабам для того, чтобы завоевать весь мир.

— Неправда ваша, господин, — с пьяным ухарством обратился к нему престарелый морской волк, цедящий эль из внушающей уважение деревянной кружки. — Долго ли высадить ячмень и научиться сбраживать пиво? Да тут и учиться ничему не надо, право слово, главное — не мешать.

— Но нужно еще и понимание таинственной силы этого напитка, — весело откликнулся де Сото. — В восточных людях его нет.

— Вы тонкий мыслитель, рыцарь, — отсалютовал ему кружкой забулдыга. — Хвала святителям, агаряне ни рожна не мыслят в пиве.

— Я усматриваю в этом божественный промысел, — важно заметил де Сото, которому наскучил собеседник, похожий на тысячи других забулдыг, встречающихся в подобных заведениях повсюду в мире.

Старик скривился, словно его эль превратился вдруг в прокисшее вино.

«Интересно, — подумал испанец, поднимаясь и отодвигая свою недопитую кружку, — почему такие вот пьянчужки всегда прекращают разговор, услышав о божественном промысле?»

— Не угостите ли ветерана ста морей, рыцарь? — вяло спросил вдогонку старик, даже не удосужившись подняться. — А может, понадобится вам опытный человек у руля вашего «Спрута»? Чувствую, вы издалека, а старый Крюк знает все мели до самого Ревеля…

— Господь подаст, — буркнул испанец, выходя из удушливого кабака.

«И откуда подобные типы знают про всякий новый корабль, оказавшийся в порту? Ведь спроси мерзавца — он запросто перечислит парусную оснастку моего когга, да так точно, что либо сам видел его вход в гавань, либо провел на нем полжизни?»

Проверять познания забулдыги он не стал, направившись к ярмарке.

Здесь он вынужден был признаться себе, что мало что понимает в балтийской торговле.

Где-нибудь на Родосе или в Венеции он сразу же определил бы, что выгоднее брать на борт — шелка, воск, пурпурную краску или грубое полотно для парусов.

«С одной стороны, — рассуждал де Сото, выхаживая среди зазывал и молчаливых лотошников, — бедность невероятная — ни зеркал, ни жемчуга, ни богатой одежды. С другой — полное изобилие драгоценных мехов, груды пеньки и целые батареи из бочек с дегтем. Хорошо, что я не собираюсь вкладывать золото в срочную покупку товаров — обязательно попал бы впросак.»