Корсиканская авантюра
Шрифт:
– У меня в Марселе возникла проблема, и наш добрый друг Сергей предположил, что вы сможете помочь. – Он внимательно рассматривал тлеющий кончик своей сигары, словно в ожидании вдохновения. – Надеюсь, он не проявил нескромность, когда упомянул, что у вас имеются, скажем так, деловые связи на Корсике.
Он поглядел на Обломовых, вопросительно подняв брови. Братцы разом кивнули, что Вронский расценил как знак согласия. Он продолжал говорить под их пристальными, немигающими взглядами, пока не изложил проблему целиком, вместе с возможными решениями. Однако в самых общих чертах. Подробности можно
Откинувшись на спинку кресла, Вронский заново зажег сигару:
– Вопросы есть?
Старший Обломов поднял правую руку, развернув к Вронскому раскрытую ладонь, и потер большим пальцем об указательный – понятный всем жест, обозначающий деньги.
– Отлично, – улыбнулся Вронский. – Вот теперь можно и поговорить.
Франсис Ребуль постепенно приходил в себя после треволнений и раздражения, вызванных выходками Вронского. Два дня прошли без происшествий, слежка за ним, похоже, прекратилась. Жизнь вроде бы начала возвращаться в нормальное русло, Элена и Сэм занимались поисками квартиры в состоянии приятной расслабленности.
Блаженная истома была нарушена за вином в тот вечер, когда Сэм сообщил новости, добытые разведкой с Уолл-стрит.
– Только что звонила Гейл. Не знаю, как ей это удалось, однако она умудрилась разгрести всю эту кучу дерьма из офшоров и фальшивых трестов и теперь знает, кто владелец «Эскарго инвестментс». – Он глубоко вздохнул. – Боюсь, как мы и ожидали, это Вронский. И это, насколько я понимаю, означает, что именно он следил за тобой.
Сэм видел, как окаменело лицо приятеля, складки у рта сделались глубже и резче, лицо превратилось в маску гнева. С видимым усилием взяв себя в руки, Ребуль произнес:
– Мне необходимо проанализировать все, что случилось, с самого начала. – Он взглянул на часы и выругался. – У меня на вечер назначена встреча. Сэм, мы сможем поговорить об этом завтра прямо с утра?
На следующее утро Ребуль был так же напряжен, напряжение смешивалось с гневом, который все усиливался по мере того, как они с Сэмом восстанавливали ход событий последних дней: вертолетная атака на дом и выходка Вронского на благотворительном обеде, его появление на следующий день на пути следования Ребуля и вероятная причастность русского к слежке за его машиной. Сэм попытался обрисовать ситуацию в целом.
– Смотри, в лучшем случае он паршивый надоедала, а в худшем – опасный извращенец, однако никаких законов он не нарушал. Все, что сможет сделать полиция, – наблюдать за ним издалека.
Ребуль метался по комнате, стиснув кулаки:
– С меня хватит. Я хочу выяснить с ним отношения, сказать ему в лицо, что если он не оставит меня в покое, то поплатится за это.
– Прости, Франсис, – покачал головой Сэм, – но это скверная идея. Ты этим только укрепишь его решимость. Я встречался с типами вроде него, они так просто не отказываются от своих замыслов. Кроме того, не забывай, что как минимум трое из тех, кто оказывался у него на пути, умерли при весьма подозрительных обстоятельствах. – Сэм подошел к Ребулю и положил руку на плечо друга. – Поверь мне, сейчас не время бросаться в драку очертя голову и надеяться на лучшее. Ты же понимаешь, – продолжал Сэм, – что
– Точно. Чем больше знаешь о враге, тем лучше. Однако мы вряд ли можем просто позвонить ему и спросить.
– Что ж, я знаю того, кто может. Наш любимый журналист.
12
– Филипп?
– Кто это? Который час? – Голос человека, разбуженного ни свет ни заря, все еще сонного и весьма неприветливого.
Сэм поглядел на часы: половина девятого.
– Самое время, чтобы лучший репортер Марселя отправился за материалом. Это Сэм.
– О… – Филипп простонал, садясь на постели. – Что-то срочное?
– Гораздо лучше, дружище. Горячий репортаж, ну, может, не совсем горячий, зато мы сможем помочь Франсису.
– Что он натворил?
– Да не он, а Вронский. Мы совершенно уверены, что он установил за Франсисом слежку, одному Богу известно, что еще он предпримет. Нам очень нужно узнать о нем как можно больше, и, кажется, у меня есть идея, на которую он может купиться.
– Слушаю. – Судя по голосу, Филипп внезапно проснулся.
– Мы сыграем на его тщеславии, дадим ему шанс сделаться более известным в Марселе – ведь это одна из его амбиций. Вот суть нашего плана. Ты обещал редакции серию развернутых портретов «Les amies de Marseille», и лучше всего начать с самого щедрого ami из всех – с месье Вронского.
– Но ведь я уже брал у него интервью, ты что, забыл? После аукциона.
– Ага, – кивнул Сэм, – но то была просто заметка. Я же говорю о развернутом портрете: человек полностью, с его мечтами, опрометчивыми поступками – всем. Ты же знаешь этих богачей. У них эго размером с дом, они обожают поговорить о себе, и очень хорошо, что ему понравилась твоя заметка.
Прежде чем Филипп успел ответить, Сэм сумел его подкупить. Зная, как тот обожает обеды вообще и обеды «У Эдуарда» в частности, он предложил встретиться попозже в ресторане, где можно будет все обсудить с глазу на глаз. Филипп сдался перед железным аргументом Сэма. Значит, за обедом.
Сэм опустил трубку и поглядел на Элену, сидевшую по другую сторону стола, накрытого для завтрака. Она склонилась над «Интернэшнл геральд трибьюн», забыв о своем кофе и круассане, на хмуром лице была написана решимость. Это выражение, как прекрасно знал Сэм, означало: «Не беспокоить». Она дочитала статью, презрительно фыркнула и отодвинула от себя газету тыльной стороной ладони.
– Господи, меня тошнит от этих придурков из Вашингтона. Чем скорее их повыкидывают оттуда и заменят женщинами, тем лучше. – Разгорячившись от собственных слов, Элена гневно нацелила палец на Сэма. – Как вы можете выступать против абортов и за оружие? Эти кретины пускают слюни, доказывая священность человеческой жизни – даже если человек еще не родился, – при этом они и их приятели из Национальной стрелковой ассоциации напрочь игнорируют тот факт, что от оружия каждый год гибнут тысячи американцев. Это что, по-вашему, имеет какой-то смысл?