Кортик. Бронзовая птица
Шрифт:
— Сам ты рыжий преступник.
Все рассмеялись.
— Айда в клуб, — сказал Миша. — Пойдем с нами. — Он потянул беспризорника за рукав, но тут же отпустил, вспомнив, что рукава у Коровина плохо держатся.
— Не пойду я, — угрюмо ответил Коровин, исподлобья поглядывая на Генку.
— Не ходи с ними, пацан, — ввязался вдруг Борька. — Давай лучше в расшибалочку постукаем.
— Пойдем, — Миша обнял Коровина за плечи, — не бузи, пойдем.
39. ХУДОЖНИКИ
В
— Эх ты, Бяшка несчастная! — ругался Шура-большой. — Не можешь простую избу нарисовать, а еще сын художника!
— При чем здесь «сын художника»? — оправдывался маленький Бяшка. — Наследственность передается только в третьем поколении.
Коровин поглядел и неожиданно для всех взял уголь и начал рисовать. На белых листах появились очертания печи, окошек, длинных лавок.
— Видал? — Миша подтолкнул Генку локтем.
— Что с того, что он умеет рисовать?.. — Генка презрительно тряхнул волосами. — Охота тебе с ним возиться!
— Если каждый из нас сагитирует хоть одного беспризорника, то и беспризорных не останется, — изрек Миша.
Коровин кончил эскиз и сказал:
— Кисть не годится.
Шура принес ему несколько кистей, но Коровин все забраковал.
— Другие нужно, — твердил он.
Миша вынул остатки лотерейных денег и протянул их Коровину:
— Сходи купи какие надо.
Коровин молча смотрел на Мишу.
— Иди, — сказал Миша. — Чего ты на меня глаза таращишь?
Коровин нерешительно взял деньги, молча оглядел ребят и вышел из клуба.
— Фью! — свистнул Генка. — Ухнули наши денежки!
— Если ты так будешь распоряжаться финансами, — объявил Шура, — то я с себя снимаю ответственность за спектакль…
— Нечего прежде времени волноваться, — ответил Миша, — подождем.
Наступило томительное ожидание. Уже собрались взрослые.
«Неужели обманет? — думал Миша. Он вспомнил, как Коровин поглядел на него, когда брал деньги. — Нет. Придет».
Но Коровина все не было.
— Нечего больше ждать, — сказал Шура. — Давай, Бяшка, рисуй.
Вовка начал разводить краски, как вдруг дверь распахнулась и появился Коровин.
Он был не один. Его крепко держала за плечо высокая смуглая девушка с черными, коротко остриженными волосами, одетая в синюю юбку и защитного цвета гимнастерку, перехваченную в талии широким командирским ремнем. И самое интересное: на ней был красный галстук. Одной рукой девушка крепко держала Коровина, в другой у нее была пачка кистей. Вид у девушки был решительный. Она строго спросила:
— Кто посылал его за кистями?
— Я, —
— Зачем вам кисти?
— Декорации рисуем.
Девушка отпустила Коровина, подошла к сцене, и, разглядывая декорации, спросила:
— Какую пьесу вы ставите?
Вперед выступил Шурка-большой:
— «Кулак и батрак». Разрешите представиться: Александр Огуреев. Художественный руководитель и режиссер.
Девушка пожала Шурке руку и сказала:
— Валя Иванова. Из районного Дома пионеров. — Она показала на Коровина:
— Мы этих ребят отучаем воровать, а вы их приучаете. Он стащил у нас кисти.
— Я не стащил, — пробормотал Коровин, — я взял с возвратом.
Миша с удивлением смотрел на девушку. Ей было на вид лет семнадцать, не больше, а она уже вожатая и работает в Доме юных пионеров.
— Где же ваш дом? — недоверчиво спросил он.
— На Девичьем поле… А что у вас за дикий кружок? Кто вами руководит? При какой организации вы состоите?
— Мы при домкоме! — крикнул Генка.
— А знаете вы, кто такие юные пионеры? — спросила девушка.
Миша, Генка и Слава закричали: «Знаем!» — но их голоса потонули в крике остальных ребят: «Нет, не знаем!»
— Тише! — Девушка подняла руку.
Когда все замолчали, она сказала:
— Пионеры — это смена комсомолу.
— Мы тоже скоро будем пионерами! — крикнул Генка.
— Конечно, будете, — сказала девушка. — А пока приходите в Дом пионеров. Приходите. Тогда и кисти принесете.
— Ладно, — сказал Миша, — а вы придите в воскресенье на наш спектакль.
Девушка ушла. Коровин вернул Мише деньги и снова принялся рисовать.
— Почему в магазине не купил? — спросил Миша.
— А чего зря платить! Я ведь не для себя.
— Ему платить непривычно, — ехидно заметил Генка и примирительно добавил:
— Ладно, рисуй… Эх ты, Корова…
40. ОПЫТНЫЕ СЫЩИКИ
— Идет! — прошептал Генка.
Из ворот вышел Филин, свернул в Никольский переулок и направился к Пречистенке.
Генка и Слава двинулись за ним.
— Вразвалку идет, — шептал Генка. — Определенно бывший матрос. Видишь, ноги расставляет, как на палубе.
— Обыкновенная походка, — возразил Слава, — ничего особенного. Потом, он в сапогах, а заправские матросы носят брюки клеш.
— При чем здесь клеш! Вот как он оглянется, ты на лицо посмотри. Увидишь — красное, как морковка. Ясно — обветренное на корабле.
— Лицо у него действительно красное, — согласился Слава, — но не забывай, что Филин алкоголик. Потом, смотри, — руки держит в карманах. Разве настоящий матрос держит руки в карманах? Никогда. Он ими размахивает, потому что привык балансировать во время качки.