Кошачье шоу
Шрифт:
Темпл уставилась на Мэтта, который в своем «лжи» выглядел так же шикарно, как выглядел бы Роберт Редфорд, если когда-нибудь опустился до съемок в фильме о восточных единоборствах. Может, это аккуратный загар и золотые волосы заставляли его «джи» не выглядеть туго затянутым по центру мешком с мукой.
— Я все еще не уверена, что хочу пробовать, — сказала она. — Я никогда, знаешь ли, со спортом не дружила. Мяч всегда попадал мне по голове, и капитан команды обычно звала меня на площадку самой последней.
— В этом
— Ведь они появились бла годаря потребностям крестьян защищать себя без оружия. Знать запрещала им иметь его. Азиаты все низкорослые. И всякое искусство самозащиты основано на дисциплине и способностях, а не на размере и грубой силе, — последние два слова заставили Темпл содрогнуться.
— Те двое, кто напал на тебя, были всего лишь бугаями,
— Мэтт подошел ближе и понизил голос: — Кстати, ты на встречу группы собираешься?
— На встречу группы? Это так по-калифорнийски, Мэттью, — выдохнула Темпл, глядя на Мэтта, стоящего в тени. С одной стороны, это, конечно, поможет ей сблизиться с ним. И такой шанс ей совершенно не хотелось упускать, не так ли?
— Групповая терапия вовсе не какой-нибудь калифорнийский эксклюзив. И мое полное имя не Мэттью, — он казался немного оскорбленным. Темпл удивилась длинной паузе, которая последовала за дальнейшим признанием: — Меня зовут… Маттиас.
— О…
Что за дурацкое имя Маттиас? Наверное, оно его тоже бесит? Темпл решила не уделять этому особенно много внимания:
— Но уменьшительно все равно будет Мэтт. И почему мне нельзя просто пообщаться со своим наставником наедине?
— Разумеется, — снова расслабился Мэтт. Как только они возвращались к тому, в чем он был силен, у него сразу же поднималось настроение, — но тогда ты не сможешь послушать истории тех, кому пришлось пройти через то же, что и тебе.
— Большинству из них и не приходилось, — лицо красавца вдруг снова сделалось серьезным, и он явно захотел возразить, но Темпл продолжала: — Я знаю, что на них напали, но какие-нибудь уличные грабители или собственные мужья, близкие люди, что, конечно, ужасно! Но сколько человек в этой твоей «группе» встречались с парочкой реальных убийц, которые пытались, выбить из них информацию? Они не поверят мне! Вообще, я сама бы себе не поверила.
Улыбка Мэтта была печальной:
— Я никогда не встречал человека, которому было бы стыдно за то, что он стал чьей-то мишенью, но готов поспорить, на этой групповой терапии будет парочка другая таких же, как ты. Именно поэтому ты должна объективно оценить свой, так называемый, опыт. К тому же, в группе одни женщины.
— Я буду выглядеть плаксивой дурочкой на фоне тех, кому действительно досталось. Жертвы нападений…
— Выжившие, — поправил Мэтт. — Мы стараемся избегать подобных формулировок, чтобы не крепло в сознании ощущение того, что ты жертва.
— Выжившая. Полагаю, раз я выдержала допрос лейтенанта Молины, я уже точно переживу твои детские игры в черепашек ниндзя. Ладно, наставник. Я готова. Давай уже начнем игру.
Мэтт напустил на себя ужасно деловой вид, даже вена на его лбу напряглась. Темпл, все еще неуверенная ни в своих действиях, ни в своем костюме, неожиданно поняла: боевые искусства были для него занятием весьма серьезным.
— Прежде всего, хочу спросить, — начал он, — ты уже совсем поправилась?
Темпл кивнула:
— Исцелилась совершенно чудесным образом. Глядя на оскорбленных женщин, которые продолжают верить, что жестокость в их сторону скоро прекратится.
— Нет ли каких старых травм, скажем, оставшихся со старших классов? Сломанное запястье или что-нибудь еще?
Темпл резко выбросила вперед руку, которую даже не было видно за длинным рукавом ее костюма, имитируя удар:
— Пока нет.
— Тут ты ничего не сломаешь, для этого и маты. Ты говорила, что никогда не занималась спортом в школе. А как насчет дома? В семье у тебя были братья или сестры, с которыми можно было подраться?
— В физическом плане нет, — отрицательно замотала головой Темпл. — Ты прямо как Молина во время допроса. Да, лейтенант, у меня были братья и сестры, два брата и две сестры. И нет, мы особо не дрались, ни во время ссор, ни во время игр, потому что я была, разумеется, самой младшей. И самой маленькой. Между мной и предпоследним ребенком родителей была разница в восемь лет, и очевидно, что остальным детям в семье до меня было мало дела, они уже были достаточно взрослыми для этого. Но мне доставалась вся их огромная поношенная одежда.
— В каком-то смысле ты была единственным ребенком в семье. Это интересно.
— Для наставника, может, это и интересно. Для меня — нет. Ты же знаешь, есть распространенное мнение, что родители чрезмерно контролируют первых детей, а на последних обычно вообще не обращают внимания. Так вот, я была хвостиком огромного дракона, из-за которого мои родители постоянно пребывали в нервном состоянии. Помимо передачи мне своей одежды, они всегда поддерживали друг друга в разговорах и в принятии решений: все знали, что для меня лучше. Все, кроме меня.
— Звучит так, словно ты была зрачком вашего семейного глаза.
— Ага. До самого моего отъезда из дома, отец называл меня божьей коровкой. А когда я улетела из Миннеаполиса с Максом, они пришли в бешенство.
— Кажется, они тебя сильно напрягали. Постарайся на править свою досаду на наши упражнения. Переведи гнев в действия. И запомни, это не мистические приемчики кунфу, а просто несколько хитростей, чтобы сбить напавшего с ног.
— А я смогу перебросить тебя через плечо?
— Со временем, — пообещал он с улыбкой.