Кошачий патруль
Шрифт:
— Зачем ты положила ноги на мой стол? — сердито спросил босс, который позволял фамильярничать только себе самому. — Да еще в грязных туфлях? И что вообще случилось такого, из-за чего я должен был нестись сюда сломя голову?
— А где шоколадные конфеты? — вместо ответа требовательно спросила Маня. Глаза ее ярко блестели, тон был агрессивным, и Кудесников немедленно решил, что она пошло напилась.
Подошел к шкафчику, в котором хранилось спиртное, и проверил, все ли запасы на месте.
— Ты так меня напугала, что я не успел подумать
— Хохмите? — с неожиданной ненавистью спросила Маня, рывком сбросив ноги со стола. Ее лицо все, целиком, набрякло слезами, размывшими прелестные черты. — Вы никогда не относились ко мне серьезно!
— Серьезно я отношусь только к женщинам за рулем, — буркнул Арсений, мрачнея. — Я чем-то тебя обидел?
Мерседес важно ушел под стол, волоча за собой цепочку. В отличие от хозяина он всегда чувствовал, что грядет любовная сцена, и предпочитал пережидать самое страшное в укромном месте.
— Нет, вы ничем меня не обидели, — ответила Маня, глядя на него в упор.
Кудесников мог бы поклясться, что будь у нее в руках что-нибудь тяжелое, она без раздумий запустила бы эту штуку прямо ему в голову.
— Ты сердишься, что я не позвонил, — утвердительным тоном заметил Кудесников. — Но ты обязательно простишь меня, когда я расскажу, что случилось со мной в поездке…
— Я не стану слушать, что там с вами случилось, — звенящим голосом ответила Маня. — С меня хватит! Я от вас ухожу.
Она была в облегающем платье, которое позволяло отчетливо видеть, насколько бурно вздымается ее грудь. Возможно, это платье она надевала с дальним прицелом заманить босса в свои сети.
— Ну, здрась-ст-те, — между тем расстроился тот. — С какой это стати ты уходишь?! Почему?
Маня как будто только и ждала этого вопроса.
— Почему? — повторила она, вытянув шею вперед, словно гусыня, намылившаяся клюнуть чужака. — Да потому что вы относитесь ко мне как к пустому месту! Я к вам в рабыни не записывалась! Я вам секретарь, а не суп с морковкой!
— Как к секретарю я отношусь к тебе очень даже хорошо, — повысил голос Кудесников.
— Но ведь я еще и женщина! — Из Маниных глаз покатились крупные частые слезы. — А вы это игнорируете…
— В каком смысле? — взвился он. — Может быть, мне следует придвигать тебе стул и бегать открывать перед тобой двери, когда ты шастаешь туда-сюда с бумагами?
— Вы не обращаете на меня внимания, — уже рыдала Маня. — Я вам безразлична!
— Но я не могу любить всех женщин, которых нанимаю на работу. — Кудесников столько раз проходил через этот кошмар, что выдавал уже готовые фразы. Мерседес укоризненно смотрел на него из-под стола.
Маня не желала внимать доводам рассудка. Сначала она орала на Арсения и обзывала его всякими некрасивыми словами, потом упала ему на грудь и намертво вцепилась в рубашку. Эта битва алчной женской
Перед тем как покинуть пустой офис, Арсений переставил фикус из одного угла в другой, вытер пыль со стола смоченным в газировке носовым платком и выстроил стулья вдоль стены так, чтобы ни один не выпирал. Некое подобие порядка должно было положительно отразиться на его внутреннем состоянии, но ничего подобного не случилось, и он грозовой тучей проследовал к выходу.
Однако пока добирался до дому, немного развеялся, объяснив по дороге коту, что, собственно, произошло и почему он в этом не виноват. В подъезде стояла обморочная ночная тишина, но как только он поднялся на свой этаж и вставил ключ в замочную скважину, дверь справа отворилась и на пороге возникла пожилая соседка с той приторной улыбкой на лице, от которой у всяких нормальных людей склеиваются зубы.
— Наконец-то вы вернулись, Арсений, — прокурлыкала она, морща нос от удовольствия. — А мы уж не знали, что и думать.
— Кто это — мы? — спросил тот, мгновенно насторожившись.
— Я и ваш двоюродный брат… Он сейчас у меня. Не мог попасть в квартиру.
В этот самый момент за спиной соседки нарисовался взлохмаченный Белкин. Лицо его было мрачным, как у жениха, который только что осознал, на что решился.
— С чего вы взяли, что он мой двоюродный брат, Наталья Никодимовна? — проворчал Кудесников, глядя Белкину в лоб. Лоб был широким, чистым и явно не знал, что такое озабоченность.
— Ну… как же — с чего взяла? Он сам сказал. — Лицо ее просветлело. — Кроме того, я видела, как однажды ночью вы вдвоем входили в квартиру.
— Интересно, вы когда-нибудь спите, Наталья Никодимовна?
— Так вы его заберете? — подбавив сладости в тон и улыбку, уточнила та.
— Вам уж точно не оставлю, — в унисон ей широко улыбнулся Арсений. И обратился к Белкину: — Иди за мной, брат. Спасибо, Наталья Никодимовна, за заботу и внимание.
— Пожалуйста, пожалуйста, — пропела та. — Всегда обращайтесь!
Никто из жильцов подъезда не знал, что Кудесников занимается частным сыском. Все были уверены, что он артист, поэтому так шикарно одевается и ведет жизнь вне всякого разумного графика.
Арсений ничего не стал говорить Белкину, решив, что это так же бессмысленно, как ругать одуванчик за то, что он вырос среди левкоев.
— Есть хочешь? — спросил он, сбрасывая ботинки и освобождая кота от ошейника.
Белкин сосредоточенно кивнул. Судя по всему, гостеприимство Натальи Никодимовны не включало в себя гастрономических утех. Мерс неторопливо повел их на кухню, строго вертикально неся свой роскошный хвост. Он был дома и чувствовал себя здесь хозяином. Естественно, он получил свою порцию корма первым.