Кошелек предателя
Шрифт:
— Чистая работа, сэр, — одобрительно сказал он, — я и не знал, что вы приехали, до тех пор, как не увидел вас своими глазами. Хорошо, что вы осторожны. Нам не хочется подробно объяснять всякие нелепости. Если уж вы включились в игру, то опыт подсказывает мне, будете вести ее до конца и надолго запомните все, что говорили.
Кэмпион не отреагировал на сказанное. Он пробурчал что-то невнятное и торопливо направился к воротам. Как он и надеялся, Хатч продолжал говорить. Он по-дружески разоткровенничался и обнаружил вполне понятную гордость, повествуя о своем подъеме к вершинам полицейской власти.
— Вот почему я сам взялся за эту работенку, — заметил он, — не то, чтобы у меня под рукой не было с полдюжины толковых и осторожных ребят, которым я бы это доверил. Но я не хочу подвергать
— Всегда, — с чувством подтвердил Кэмпион. Он недоумевал, куда они несутся сломя голову.
Они свернули в сторону от дома Энскомба в конце дороги, спустились вниз и, погрузившись во тьму, двинулись в противоположном направлении. Хатч шел по темной стороне улицы, и его широкие шаги были тихи и легки, как у призрака. Многие провинциальные английские городки живописны при лунном сиянии, но этот овеваемый ветрами холм, казалось, просто возник из старой сказки. Магазинчики тюдоровских времен с выступающими верхними этажами и окнами, похожими на окошечки галеонов, тесно окружили и сдавили чопорные домики эпохи королевы Анны с их изящными, веерообразными ставнями. Здесь через каждые десять домов стояли высокие лестницы и фонарные столбы. Сквозь резные арки виднелись вымощенные дворики и сады за каменной оградой. Наверное, подобный пейзаж давно стал банальнейшей темой почтовых открыток, но Кэмпион увидел его глазами ребенка и поразился его очарованию. Безумные островерхие крыши напоминали колпаки ведьм, собравшихся для тайных разговоров, а темные окна подмигивали ему своими стеклами как бы из прошлого.
Молчание Суперинтенданта стало гнетущим, и Кэмпион решил задать ему наводящий вопрос.
— В чем же такая деликатность нашего путешествия?
— Я бы, наверное, употребил другое слово. — Казалось, Суперинтендант немного смутился, и на какое-то мгновение Кэмпион испугался, что он больше ему ничего не скажет.
Когда они прошли по широкой рыночной площади, тоже достойной послужить украшением любого календаря, полицейский сделался чуть откровеннее.
— Не люблю говорить под окнами, — промолвил он, — в таком городке каждый знает твой голос, уж я и не говорю, всю твою жизнь. Вы еще не вполне уяснили роль Мастеров в городе?
— Нет, — искренне признался Кэмпион, — боюсь, что нет. Ведь здесь большинство должностей наследственные?
— Все, — Хатч относился к этому с несомненным уважением. — Очень любопытный пережиток, — подчеркнул он, и нотки профессионального гида в его голосе странным образом соединились с доверительной полицейской вульгарностью. — Их протоколы ведутся уже почти пятьсот лет. Бридж — единственный пример вольного города на Британских островах. Разумеется, он другой, чем Лондон. У нас курьезное положение, город стоит на берегу судоходной реки, но она слишком мала для строительства порта.
— Да, конечно, — Кэмпион затаил дыхание. Они прошли полпути по площади, и скоро над их головами Должны были снова возникнуть окна.
— Этот тип, Пайн, как вы помните, назвал Мастеров могущественным муниципальным советом. Его право, но если бы он действительно понял, насколько они могущественны, то держал бы язык за зубами, как и все мы. Знаете ли вы, мистер Кэмпион, что в этом городе ни один человек не продаст и пачки сигарет и не сможет вести свои дела один, без разрешения Мастеров. Они короли, вот кто они такие, маленькие короли. Они поделили между собой весь город, а Институт их еще обогатил. Как вы думаете, почему в Бридж нет ни одного кинотеатра? Потому что Мастера не хотят менять стиль города. Они владеют землей, они назначают в магистрат, они контролируют патенты, и у них непререкаемый авторитет. То же и с транспортом для туристов. Вы не увидите в Бридж автобусов, хотя это самое красивое и знаменитое место на всем юго-западе. Мастера не хотят автобусов. Они знают своих горожан. В сущности, только они и есть горожане. Они все в родстве между собой, целый город — одни родственники, и потому автобусы запрещены. Он замедлил шаг и понизил голос.
— Конечно, поскольку люди они немолодые, богатые и у них старинный церемониал, секретность и прочее,
— Незаметный, — неосознанно повторил за ним вслух Кэмпион. Это вновь вернулось к нему или, точнее, было в нем сейчас. Он все это знал, но оно скрывалось где-то в сумерках его сознания. Убедительные слова Суперинтенданта напоминали новую грань хорошо известного ему старого камня. Хатч усмехнулся.
— Конечно, они стараются держаться тихо, — сказал он. — Ни об одном их собрании за чашкой чая газеты ничего не сообщают. Удивительно, как мы можем быть незаметны, если это в наших интересах. Вот почему я назвал бы наше ночное путешествие деликатным. Однако у нас не так уж много времени. Идите сюда, сэр. Здесь быстрее.
Говоря, он опять взял Кэмпиона за руку и повел его вниз по узкому проходу между двумя темными домами, высокие, островерхие крыши которых как будто кланялись друг другу.
— По этому пути мы выйдем прямо к Лошадиной Гриве, — объяснил он, — сюда.
Они резко свернули. Над их головами ярко засияла луна, и Кэмпион с его заново обретенным детским восприятием мира, остановился и замер, возможно, перед самым драматическим пейзажем в Англии.
Широкая вымощенная дорога, окаймленная невысокими домиками, медленно поднималась вверх, к хлебной бирже и гостинице «Лошадиная Голова». Гостиница, одна из старейших в стране, была трехэтажной и ее главный, нарядный, но скособоченный фронтон заметно кренился на западную сторону, придавая всему зданию дух старинной и бесшабашной удали. «Лошадиная Голова» невольно вызывала улыбку и нежность. За ней и за хлебной биржей, за низкой башенкой церкви св. Никласа находилась и сама «Лошадь». Обнаженный холм круто вздымался вверх, подобно голове огромной лошади, на которую он так походил. Он был сложен из потресканного старого известняка. На холме ничего не росло, если не считать двойного ряда невысоких лохматых сосенок на отроге, который в Бридж и называли Гривой. При ярком солнечном свете холм казался каким-то грозным, зловещим, но этой ночью при луне от него захватывало дух. Даже Суперинтендант поддался искушению рассказать о нем.
— Необычная горная формация, — проговорил он. — Когда вы подходите к нему, как мы сейчас, то начинаете верить в старую легенду о мосте. Вы ее, наверное, знаете? Ну, а если не знаете, то она очень интересна, — добавил он с явным удовлетворением. — Тогда вы поймете, как давно родилось название города. Здесь, позади, как вам известно, устье реки, и другой холм на том берегу зовется Кормушка. Говорят, что когда-то было страшное наводнение и весь город отрезало от остальной суши. Начался голод, а из-за штормов никто не мог проплыть на лодке на противоположный берег. И в самый последний момент, когда живых осталось уже меньше, чем мертвых, мэр города или местный праведник, или кто-то другой изо всех сил воззвал к Господу. И вдруг, понимаете, «с грохотом миллионов барабанов Лошадь подняла и вытянула свою длинную шею к Кормушке на том берегу реки». Все, кто могли, побежали вдоль по Гриве и вернулись с припасами для остальных. Голова Лошади покоилась на Кормушке, пока не кончилось наводнение, и однажды ночью, когда все стихло и люди спали, вероятно, совсем, как сейчас, она вновь вернулась в прежнее положение. Это легенда о названии города, а в действительности тут нет ни одного моста, кроме маленького, горбатого мостика у мельницы по дороге к Коачингфорду. Он чуть застенчиво засмеялся.
— Я всегда думаю об этом, когда прохожу здесь по ночам, — сказал он. — Мне особенно нравится «с грохотом миллионов барабанов». Только вообразите себе. Не знаю, много ли смысла в легенде помимо того, что Лошадь позаботилась о Бридж. Так она, конечно, делает вплоть до нынешнего дня. Очень похоже на то. Замечательно, что эта старая сказка передается из поколения в поколение. Удивляюсь, что вы о ней не слышали. Она очень известна. Один знаменитый композитор даже написал музыку на этот сюжет. Хольст, что ли?