Кошка Белого Графа
Шрифт:
А я, между прочим, сейчас превращусь в ледяную кошку…
Но от следующих слов загадочной матушки Гиннаш меня кинуло в жар.
– Нравится, так и славно, – старуха улыбнулась. – Фасон зарисуй, Кольдихе покажешь, она такое же сделает.
– Но я не запомнила! Там сложно…
– Тю! Пойдешь завтра на примерку, все рассмотришь как следует, пощупаешь, а потом скажешь, что тебе разонравилось. А ты, – обратилась старуха к Льету, – дашь им сотню за труды, пусть радуются. С таким женихом негоже у всякой
Я чуть с карниза не свалилась от возмущения. У деревенщины?! Да у нас баронессы платья заказывали! Два раза. И маркиза один раз… чуть не заказала.
– С таким женихом разориться недолго, – насупился Льет.
– Это верно, – согласилась старуха. – Мог бы раскошелиться на платьице-то, сделать невесте подарок. Хоть бы в гости пригласил приличия ради. Ты ж ему весточку послал?
– А как же! Загодя, – кавалер фыркнул. – Едем, мол. Везем будущую супружницу вашу к Свену и Свяне за благословением… Эмка, ты чего?
Барышня, как бы ее ни звали на самом деле, села столбиком и слушала их разговор, бледнее снега за окном, а потом вдруг заревела в полный голос. Коробочка-игрушка отозвалась поросячьим визгом.
За этим переполохом было не слышно, что говорят кавалер (если он кавалер, конечно) и таинственная матушка. Вернее, не говорят, а кричат. Когда старуха несильно шлепнула барышню по щеке и та умолкла от неожиданности, голос Льета прогремел, как пушечный залп:
– Не реви, дура! Все к лучшему!
Барышня всхлипнула:
– Куда же к лучшему? Он меня больше не любит!
– С чего ты взяла?
– Любил бы, не отдал этому…
Она опять заплакала. Коробочка, как видно, откликалась только на ее голос, и сейчас разразилась громким кудахтаньем.
Старуха пересела на диван, обняла барышню и, склонившись к самому ее уху, принялась уговаривать. До меня долетали обрывки слов и фраз:
– Кто ты сейчас? Никто! А будешь…
– …он должен жениться, сама знаешь…
– …ничего не значит…
– Но он будет с другой! – барышня заливалась слезами, коробочка квакала лягушкой.
– …одну ночь… ничего, переживешь…
– …снадобье… сразу понесет…
– …а будешь замужем…
– Но я не хочу, чтобы меня касался другой! Я этого не вынесу! – под совиное уханье барышня заломила руки.
– …и не надо… сварю такое… лишит мужской силы…
Ого, да тут целый заговор!
– Правда? Так можно? – опухшее от слез личико просветлело, но сейчас же опять сморщилось. – Она родит ему сына, и он полюбит ее…
– Не родит! – старуха повысила голос. – А если родит, то девочку, уж я позабочусь. Нашла о чем печалиться.
– Я отдала ему все, – пискнула барышня, шмыгая носом. – Он обещал любить меня вечно…
Зловредная коробочка закричала болотной выпью. Так громко и жутко, что я невольно подпрыгнула и заскользила
– Он и будет любить тебя вечно, не будь я лучшая в Кайлане ворожея и травница!
– Цыц, вы обе! – гаркнул мужской голос.
Я прильнула к щелке.
Свяна, защити!..
Льет, грозный, как палач, шел к окну с ножом в руке и смотрел, казалось, прямо на меня. Неужели услышал, как я тут барахтаюсь и скрежещу когтями? Или глаз в щелке заметил?
Все, не гляжу! Нет меня. Вам почудилось, благородный кавалер.
Шаги приблизились и замерли.
– Кошка! – прогремело над головой.
Верно, благородный кавалер. Просто бродячая кошка, которая жмется к человеческому жилью. Вы же не станете вскрывать тройную раму, чтобы подпортить шкурку безобидному животному?
И как он умудрился разглядеть черную кошку в черной ночи сквозь толстый слой изморози…
Мгновение томительной тишины, и шаги стали удаляться.
Я отважилась снова заглянуть в комнату.
Льет стоял спиной. А старуха…
Она сложила пальцы щепотью, поднесла ко рту и дунула. Клянусь, в руке у нее ничего не было! Но в воздух сорвалась черная взвесь и тончайшей струйкой потекла к окну.
Я невольно пригнула голову.
Тяжелая рама содрогнулась, сверху посыпалось крошево мерзлого снега.
Не помня себя, я сиганула прямо со второго этажа в самый большой сугроб. Меня завалило, но я подпрыгнула – кузнечик, а не кошка! – и понеслась вскачь, не жалея лап.
Не помню, когда в последний раз так быстро бегала и с такой скоростью взбиралась на балкон своего мезонина.
Тут бы выдохнуть и расслабиться. Однако все пошло наперекосяк.
Я оборачивалась с шести лет, и у меня всегда – всегда! – получалось. С первого раза. Без заминок и осечек.
А сейчас – нет.
Небыль отказалась явить себя. Не приняла, не впустила, не откликнулась на зов. Не отдала мне меня – рослую белокурую девушку в свадебном костюме крестьянки из северных областей Ригонии.
Я даже в дом попасть не могла. Не лапой же за ручку браться!
Спасло то, что дверь открывалась вовнутрь. Я налегла изо всех сил – уперлась передними лапами, лбом и ввалилась в хорошо протопленную комнату.
Уже потом, прильнув к изразцовой стенке и впитывая, впитывая всем существом восхитительное тепло, я вдруг подумала, что черная пыль, слетевшая с пальцев старухи, была подозрительно похожа на Дыхание Небыли, в которой осталось заперто мое человеческое тело.
Полночи я силилась добраться до нее, движимая то страхом, то злостью, то отчаянием, снова и снова – пока не выдохлась. Свернулась под одеялом и даже заплакать не смогла. У кошек не бывает слез.