Кошки ходят поперек
Шрифт:
Вообще-то это было не так уж и больно. Обидно только.
Гобзиков приперся ко мне с самого утра, в семь часов двенадцать минут, даже раньше, наверное. Сказал, что всю ночь не спал, всю ночь думал. Не знаю, какая там уж ночь, я вернулся домой в четыре.
Проспал три часа всего. В последнее время я очень мало спал, это очень причудливо влияет на восприятие.
Гобзиков приперся, устроился на краешке стула и спросил:
– Что же там произошло, а?
– Ну, видишь ли, Егор...
На
Этот суперстрелок еще... какая-то фантасмагория. Прикидывать если так. Сегодня ночью мы отправились за спящим в камне драконом. Но за драконом пришли еще другие.
Кто они?
Лара их знает. Лара их очень хорошо знает. Я звонил ей утром, она ответила, но говорила как-то чересчур спокойно. И она ни слова не сказала о том, что произошло. Видимо, не хочет разговаривать по телефону. А что произошло вообще?
Залезли за камнем с драконом.
Мы залезли за камнем с драконом, драконы спят в камнях цвета неба миллионы лет, дракон – это свет, собранный в точку, пасынок Большого Взрыва. В пыльном ящике, судя по вензелю, сигарном, он и лежал. Лара бы стала кормить его йогуртом. Мюсли, ирисками, желтыми яблоками. А я бы стал носить его на прогулку в кармане, совсем как попугая или черепаху, но предварительно мы бы долго придумывали ему имя.
У меня было бы много вариантов. Я бы уж придумал.
Ну, например,
Боб. Прекрасное имя для дракона.
Айк. Прекрасное имя для дракона.
Клык. Прекрасное имя для дракона.
Алькор. Прекрасное имя для дракона.
А Лара пила бы чай из кружки с надколотой ручкой и не соглашалась. Ей не нравилось ни одно из предложенных мною имен, она хотела назвать дракона либо Барсиком, либо Лехой.
Я спорил, я говорил, что Леха – это несерьезно, совершенно несерьезно, Лехой можно назвать пони, ну, на крайний случай кенгуру домашнего. А Барсик так и вообще смехотворно, разве можно называть Барсиком огненную птицу? Разве можно назвать барсиком «Су-27»? Барсиком можно назвать кошака, в крайнем случае доберман-пинчера или ротвейлера, но никак уж не дракона, не драконье это имя совсем.
Лара говорила, что если мне не нравится – я могу валить, это не мой дракон, а ее, на что я отвечал, что дракон и мой тоже, я принимал участие в его выручении. Лара смеялась и замечала, что мне не то что дракона, мне единорога паршивого доверить нельзя, у меня же все из рук валится, я сам давно превратился в одну большую роняйку.
Мы бы ругались весь вечер, писали бы имена на бумажках, комкали бы их и кидали в корзину. Лара бы угощала меня самодельным треугольным печеньем, а я бы несколько раз сварил
Гор. Солнечный сокол на плече Амон Ра. Прекрасное имя для дракона. Я вырезал бы его на табличке из золота, а когда пришло бы нужное время, мы двинулись бы в сторону поля с прихотливым наклоном травы. Мы подбросили бы его высоко, и Гор поймал бы свой первый ветер...
Стоп.
Я испугался.
Потому что я понял вдруг, с кем встретился сегодня ночью. Или, вернее, с чем.
Сегодня ночью, сидя на пыльном полу в метре от опрокинутого чучела неандертальца, я, кажется, понял.
Я понял не то, что Страна Мечты существует, нет.
Я понял, что знал это всегда.
Это было... наверное, невесело.
– Что же там все-таки произошло... – ныл Гобзиков. – Знаешь, мне послышались какие-то выстрелы...
– Да? – удивлялся я.
– Да, мне показалось, что стреляли. Кто стрелял, а?
У Гобзикова был действительно отличный слух, Гобзиков слышал на километры.
– Там что-то... – сказал я. – Металлисты подрались, кажется... Охранник стрелял из травматического пистолета.
– А где дракон? Дракона-то вы нашли?
– Тебе Лара расскажет, ты ей позвони. А мне пора собираться, мне же еще учиться надо иногда. А ты позвони.
– А она... С ней все в порядке?
– С ней все в порядке, – ответил я.
Надо было прийти в себя, надо было идти на уроки. Хорошо Гобзикову, у него освобождение. Он просто вечно освобожденный, мне бы такую свободу. А мне еще учиться надо, между прочим.
А как я могу учиться, когда у меня перед глазами... Перед глазами Гор, в голове будто чугун.
– Ты сам, Егор, когда собираешься на учебу? – зачем-то спросил я.
– Через недельку, наверное... Слушай, а как ты вообще относишься к Стране Мечты?
Понятно. Главный вопрос, причина бессонницы, червь сомнения. Кризис веры.
– Это ты у меня спрашиваешь? Как я отношусь к Стране Мечты?
– Ну да... – Гобзиков смутился. – У тебя.
Я даже из кровати выскочил от злости.
– Это у тебя брат пропал! Егор! Это тебя из петли вытаскивали! Или ты и не собирался вешаться?
Забавная идея. А вдруг Гобзиков и в самом деле не собирался вешаться?
– Ты что, тоже тогда дурака ломал? И вешаться не собирался?
– Да собирался я! И брат у меня пропал! А мать со мной три года почти не разговаривает!
Гобзиков проорал это прямо мне в ухо.
– Ты не веришь...
– Я верю! – сурово сказал Гобзиков. – Верю! Но просто все так это... как-то...
Гобзиков меня разозлил. Как, вообще, так можно? Столько лет искать и верить, а потом вдруг начать сомневаться...