Кошки и люди. Истории любви

Сборник

Говорят, что первая любовь не ржавеет и не стареет. «Мы в жизни любим только раз, А после ищем лишь похожих»…

Спустя много лет, повзрослев, поменяв фамилию, место жительства, теряя старых друзей и знакомых и приобретая новых, мы едва ли забудем нашего первого домашнего любимца. Не сотрется из памяти первое испытание наших душ заботой о слабом, первая любовь к ближнему, первое чувство ответственности за тех, кого приучили. Не забудется боль от первой настоящей утраты.

Одним из решающих факторов, заставившим меня безошибочно выбрать Бабая, стали

его полосочки. Этот типичный «васькин» окрас. Наверное, самый распространенный для кошек и котов от Калининграда до Владивостока.

Такой же был у Тома. Первого в моей жизни кота.

Как и любой нормальный ребенок, едва научившись составлять из слов относительно правильные предложения, я начала просить у родителей котика или собачку. Просила, давя на жалость. Просила, обещая всегда себя хорошо вести и с аппетитом кушать. Но все было напрасно. Мама была категорически против домашних животных. Они, по ее мнению, были постоянным переносчиком самой страшной заразы и вместилищем всех ужасных болезней, включая бубонную чуму. В качестве утешения на пять лет мне подарили аквариум с рыбками.

Меня же по-прежнему тянуло к четвероногим. Рискуя навлечь на себя праведный мамин гнев и неделю домашнего ареста, я стремилась погладить каждое встречаемое мной животное, приласкать всех в округе кошек и собак.

Когда мне исполнилось двенадцать, в семье неожиданно появилась собака. Настолько неожиданно, что мама забыла про ряд неизлечимых страшных болезней, которыми собака могла заразить всех и каждого. Собака стала любимой, а мама превратилась в гордую собачницу, выгуливающую на поводке красивого эрдельтерьера.

Отношение к кошкам у мамы оставалось прежним. Они продолжали быть в ее глазах исчадьями ада, ниспосланными на землю, дабы заразить человечество, в лучшем случае, глистами и лишаем. Я же втайне мечтала о настоящей полной семье, где помимо собаки имеется еще и кот.

Прошло еще три года. Мы, как обычно, проводили лето в деревне всей семьей, включая собаку. Она вставала раньше всех, просилась на улицу и, сделав свои ежедневные собачьи дела, предавалась сельским радостям. Каталась по нескошенной траве, грызла палочку и гоняла соседских кур.

В то утро мы неожиданно проснулись около шести утра от лая собаки. Лай был какой-то нетипичный. Монотонный и нескончаемый. Строго выдерживая одну ноту, собака неустанно повторяла: «Гау-гау-гау-гау. Гау-гау-гау-гау».

Спать под такую арию точно было невозможно. Мы вышли во двор. Тут же увидели причину необычного собачьего поведения. Причина сидела на двухметровом заборном столбе и жалобно мяукала.

Это был полосатый котенок, совсем недавно открывший глаза. Худой, грязный, с гноящимися глазками и каким-то неприглядным непотребством под тощим хвостом. Как он очутился у нашего стоящего на отшибе дома и как сумел забраться на высоченный для него столб – загадка и по сей день.

Увидев сие явление, мама побледнела, закричала и тут же приказала папе надеть строительные рукавицы и унести «эту пакость» подальше от жилища. На проселочную дорогу.

Мы с братом взмолились. Его же там деревенские злые собаки загрызут! Или трактор раздавит и не заметит. Решено было дождаться бабушку. Она обладала в семье решающим голосом и должна была вот-вот приехать из города.

Бабушка прибыла к обеду. Собака продолжала ту же песню, заняв охотничью стойку у столба с котенком. Скудность собственного репертуара ее не беспокоила.

Бабушка сказала, что ни на какую дорогу котенка нести не надо. Его надо помыть и поселить в дровянике. Может, и хозяева найдутся.

Мы вооружились строительными рукавицами, резиновыми перчатками, самым непригодным медным тазиком и самым старым куском хозяйственного мыла, выданными грозной мамой. Сняли котенка со столба и понесли купать. Собака к тому времени слегка подустала и отправилась подремать.

Котенка искупали, вытерли и определили во временное убежище. В дровянике среди аккуратно сложенных поленниц дров поставили коробку, постелили на дно кусок войлока. В кастрюльку из моего кукольного сервиза положили свежего творога, а в пустую баночку из-под йогурта налили воды. Дровяник закрыли снаружи на замок, чтобы никто не стащил вместе с дровами еще и коробку с чистым котенком. Наступила ночь и все, включая собаку, отправились спать.

На следующее утро стало понятно, что легко сдаваться собака не собиралась. Поняв, что источник вчерашнего волнения находится в дровянике, она встала в наступательную позу и завела привычное «Гау-гау-гау-гау». Осознав, что сам котенок из дровяника не выйдет, собака вспомнила, что является охотничьим норным терьером. Начала рыть подкоп под хранилище дров. Ее упорству можно было позавидовать. К обеду была вырыта яма размером с хороший партизанский окоп. Мы с братом ее закопали обратно. Через день собака вырыла подкоп снова. Мы снова зарыли. Этот сизифов труд продолжался неделю.

Котенок тем временем набирался сил, охотно пил свежее коровье молочко, ел творог и учился самостоятельно выбираться из коробки. Упражнялся в лазании по уложенным доверху дровам.

Наконец, собаке удалось прорваться в дровяник через подземный лаз. Котенок уже ловко умел забираться на самый верх поленницы. Собака глянула на него снизу вверх, поняла, что тягаться в искусстве лазать ей с этой полосатой мелочью не стоит. В качестве утешения съела кошачью еду из мисочек.

С тех пор я стала ставить еду на дрова, вне досягаемости собаки.

Прошел месяц, решено было дать нашему полосатому котенку имя. Путем нехитрого кидания жребия, было выбрано имя Том.

Том рос, наедал животик. Начал выходить погулять на травку во двор.

Тут и состоялся первый мирный контакт кошки с собакой. Сначала они просто смотрели друг на друга. Затем собака сделала шаг вперед. Том упал на травку и начал кататься прямо перед носом удивленной собаки. Она наклонилась, понюхала его и начала облизывать сначала брюшко Тома, а затем каждый из подставляемых полосатых бочков.