Кошмар фейри
Шрифт:
Если я собиралась сделать тут что-нибудь ценное, нужно было остановить войну, потому что я не была уверена, что она увела их, и не хотела ошибиться.
Для этого мне нужен был союзник.
А союзник остался только один.
Я сунула ладони под себя, подавляя крик, пальцы, казалось, были направлены не в те стороны. Все силы ушли, чтобы оттолкнуться. Дыхание застряло в легких, агония в груди усилилась. Я встала на ноги, пошатнулась, подавляя тошноту и головокружение. Моя левая ладонь еще могла держать вещи, похоже, два пальца и большой еще
Я нащупала рукоять меча той ладонью и неловко потащила его из ножен, по дюйму за раз. Он упал на пол с глухим стуком.
Проклятье.
Придется склониться, чтобы поднять его.
Ребра громко возмущались.
Слезы катились из моих глаз, я обмякла, почти упав на землю, ладонь проехала по грязи и ударилась обо что-то твердое. Я сжала топор, с трудом убрала рукоять за пояс. Потом клетка. Я не могла ее привязать. Пальцы не слушались. Я зацепила петлю за большой палец. Я нащупала рукоять меча, с трудом подняла левой ладонью и встала.
Один взмах, Элли. Один взмах и надежда, что это сработает.
Я рассекла мечом воздух с силой младенца.
Я думала, что видела брешь, но не была уверена. Я должна была поднять топор. Он защитит меня от фейри. Но от мысли, что его нужно вытаскивать из-за пояса, хотелось плакать от усталости. Я не могла. Не было сил.
Я шагнула вперед, протянула пострадавшую правую руку. Что-то задело ее. Я неловко сжала это сломанными пальцами, надавила на то, что считала брешью в воздухе.
Я шагнула в яркий мир.
КНИГА ВТОРАЯ
Спите, мышки, в своей норке,
Спите, помните о прошлом,
Пой, мышонок, проси ужин,
Пой, и тебя угостят вином.
Беги, мышонок, спасайся бегством,
Беги от боли и страданий.
Старайся, мышонок, изо всех сил,
Прячься от запретов и наказаний.
Но мы найдем тебя, мышонок, в любой норке,
Сорвем твою плоть, разобьем кости,
Мы найдем семью, найдем друзей,
Прольем их кровь, сердца порвем.
— Песни фейри
Глава двадцать третья
Я смогла замедлить падение и вернула равновесие. Комната передо мной опасно покачнулась. Узлы корней были на стенах, одинокое окно открывалось там, где корни встречались. Еще больше узлов окружали дверь. Я моргнула, подавляя тошноту. Все расплылось перед глазами, но мне нужно было понять, где я была. Мне нужно было
Большой гобелен со сценой охоты был на одной стене — хотя было непонятно, кто на кого охотился. Дракон будто сжигал одного из фейри, тот выпускал стрелу в орка, который сжимал зубами хвост дракона. Вокруг них единорог и лиловый лис пригнулись, словно ждали своей роли в резне.
Темный шторы покачивались по сторонам от открытого окна, а бледная штора, белая и почти прозрачная, трепетала от ветра передо мной.
Свет проникал в открытое окно, был белым, но не ярким, как от желтого солнца, и даже не персиковым от воздуха с дымом.
Я видела такой свет только в Фейвальде. Значит, меч сработал.
Я была тут.
Разбитая.
Без полезных волшебных предметов.
Но тут.
Я резко вдохнула, и в тот миг белая штора поднялась от порыва ветра так высоко, что я заметила то, что было за ней.
Мои глаза, казалось, выпадут из головы.
На другой стороне был водопад, стекал из бреши в потолке по изогнутым корням в маленький каменный пруд. Пузырьки наполняли пруд, пар поднимался клубами.
В пруде по пояс сидел Скуврель, его глаза были огромными, как у совы. Он сжимал в руках бьющуюся рыбу, словно он только что поймал ее голыми руками.
— Кошмарик! — охнул он, бросил рыбу в воду, и штора опустилась, и я потеряла его из виду.
Все раны ударили по мне как молот.
Я рухнула на пол.
Вода плеснула вдали, и кто-то очень мокрый тянулся к чему-то, ноги шлепали по камню. Штора подвинулась, и Скуврель упал на колени рядом со мной, яркое знамя окутывало его пояс, напоминало флаг. Вряд ли в Фейвальде было что-то практичное, типа полотенца.
Или практичного, как урод. Потому что Скуврель не был уродом, и на его красоты было почти больно смотреть. Я забыла об этом.
— Что смертные с тобой сделали, Кошмарик? — я не понимала, была в его голосе тревога или гнев.
Я застонала, его ладони нежно скользили по моим ранам.
— Что за ужасы смертные мужчины сотворили с тобой, мой Кошмарик? Мы оторвем их пальцы и повесим на цепочку на нашей двери. Мы пришьем их уши на подошву и будем ходить по ним, пока от них не останется и шепота. Мы растолчем их кости в порошок и смешаем с нашим вином.
Он поднял меня и понес, шепча эти угрозы, прижимая меня к мокрой груди. Наверное, я ужасно испачкала его кровью, сажей и грязью. Он не возражал.
Звезды плясали перед глазами. Я не знала, куда он меня нес. Мне было все равно.
Впервые за недели я ощущала себя в безопасности.
Каким бы он ни был, Скуврель обещал быть мне другом, союзником, мужем. Я была почти уверена, что он не убьет меня.
— Заключи сделку, Кошмарик, — проворковал он. — И я исцелю твои раны.
Он уложил меня на кровать с подушками. Мои веки приподнялись, я увидела белизну вокруг себя, и они закрылись. Мне было жарко. Все болело.
Я охнула, дыхание застряло с болью в груди.