Кошмар: литература и жизнь

Хапаева Дина Рафаиловна

422

Там же, с. 292.

423

Несколько слов о тех наблюдениях, которые, как хорошо осознавал сам Бахтин, явно выпадали из логики его анализа, но которые тем не менее крайне важны для понимания «Двойника». Например, как мы уже отмечали, Бахтин чувствовал, что в «Двойнике» нет настоящего литературного действия: «Все действующие лица, кроме Голядкина и его двойника, не принимают никакого реального участия в интриге, которая всецело развертывается в пределах самосознания Голядкина… Рассказывает же повесть о том, как Голядкин хотел обойтись без чужого сознания, без признанности другим, хотел

обойти другого и утвердить себя сам, и что из этого вышло. „Двойник“ Достоевский мыслил как исповедь (…) Это первая драматизированная исповедь в творчестве Достоевского» (Там же, с. 288). Но может быть, действие и впрямь не выходит за пределы самосознания Голядкина просто потому, что это и не действие вовсе, а переживание кошмара? Монотонные повторы поэмы тоже не прошли мимо внимания Бахтина, но не получили иного объяснения, кроме неясной аналогии с живописью. «Действительно, рассказ с утомительнейшею точностью регистрирует все мельчайшие движения героя, не скупясь на бесконечные повторения. Рассказчик словно прикован к своему герою, не может отойти от него на должную дистанцию…» (Там же, с. 302).

424

Там же, с. 295.

425

Там же, с. 294.

426

Там же, с. 295.

427

Там же, с. 295.

428

Там же, с. 193. Интерпретации «Бобка», продолжающие Бахтина, см. например: Ilya Vinitsky. Where Bobok Is Buried: The Theosophical Roots of Dostoevskii\'s «Fantastic Realism», Slavic Review, vol. 65, n. 3, 2006, p. 523–543.

429

«Бобок» опубликован 5 февраля в № 6 «Гражданина» в «Дневнике писателя» 1874 г. «Итак, вот к какому изданию я приобщил себя. Положение мое в высшей степени неопределенное. Но буду и я говорить сам с собой и для собственного удовольствия, в форме этого дневника, а там что бы ни вышло. Об чем говорить? Обо всем, что поразит меня или заставит задуматься. Если же я найду читателя и, боже сохрани, оппонента, то понимаю, что надо уметь разговаривать и знать с кем и как говорить». Достоевский продолжает: «На этот раз помещаю „записки одного лица“. Это не я; это совсем другое лицо. Я думаю, более не надо никакого предисловия» (Ф.М. Достоевский. Дневник писателя. Достоевский, ПСС, 1980, т. 21, с. 41).

430

Бахтин. Поэтика…, с. 184. Бахтин анализирует «Бобок» как «ключевое в жанровом отношении произведение его».

431

Там же, с. 184, 197.

432

Ф.М. Достоевский. Бобок. Достоевский, ПСС, 1980, т. 21, с. 44.

433

Аллюзии на Гоголя ясно различимы в этой вещи. Тон героя «Бобка» напоминает речь Поприщина из «Записок сумасшедшего»: «Нет, этого уж я не могу допустить! И это современный мертвец! Однако послушать еще и не спешить с заключениями» (Там же, с. 48); «Продолжал, однако, выслушивать, хотя и с чрезмерным негодованием» (Там же, с. 46).

434

Бахтин. Поэтика…, с. 187.

435

Достоевский. Бобок, с. 43.

436

Бахтин. Поэтика…, с. 189.

437

Бахтин выделяет следующие главные темы: «все позволено» без Бога и бессмертия души, исповедь

без покаяния — бесстыдная правда последних моментов сознания, безумия, сладострастия, оторванности от народных корней (Там же, с. 193).

438

Там же, с. 184.

439

Заметим, что, как и в «Братьях Карамазовых», Достоевский идет на компромисс и предлагает читателю в качестве одного из возможных «натуралистическое объяснение» реакций героя: он нетрезв и выглядит как «близкое к помешательству лицо» (Достоевский. Бобок, с. 42); мы знаем, что у него скверен характер (Там же, с. 342), а также приводится длинное рассуждение о сумасшедшем доме и о дураках (Там же, с. 42–43).

440

Бахтин. Поэтика…, с 187. «Оказывается, что их жизнь в могилах еще продолжается некоторое время».

441

Там же, с. 188.

442

Достоевский. Бобок, с. 44.

443

Там же, с. 48.

444

Бахтин. Поэтика…, с. 195.

445

Там же, с. 197.

446

Там же, с. 185.

447

Достоевский. Бобок, с. 42.

448

Там же, с. с. 53.

449

Там же, с. 54.

450

Там же, с. 45.

451

«Черт возьми, ведь значит же что-нибудь могила! — произносит, чертыхаясь, один из мертвецов — Заголимся и обнажимся!» (Там же, с. 52). Надо помнить, что призыв мертвеца Клиневича, инициатора посмертных эротических «обнажений», не исключает прочтения как призыв быть искренним, хотя бы в могиле.

452

Там же, с. 43.

453

Там же, с. 51.

454

Там же, с. 51.

455

Там же, с. 54.

456

Бахтин. Поэтика…, с. 310.

457

Там же, с 300.

458

Т. Манн. Доктор Фаустус. М., 1959, с. 440–441.

459

Ф.М. Достоевский. Сон смешного человека. Достоевский, ПСС, т. 25, с. 115.

460

Там же, с.118.

461

«Облекать сон в слова и рассказывать их почти невозможно, потому что не так важна самая суть в сне, — ее-то именно и можно выразить, — как его аромат и флюид, тот непередаваемый дух ужаса или счастья (или того и другого сразу), которыми он пропитан и которыми порой наполняет душу сновидца еще долгое время спустя. В нашей истории снам принадлежит решающая роль: великие и по-детски яркие сны снились ее герою, будут сниться сны и другим лицам. Но как затрудняла их всех задача хотя бы приблизительно поведать пережитое другим, как не удовлетворяла их самих каждая такая попытка!» (Томас Манн. Иосиф…, т. 2, с. 89).