Кошмар на улице Стачек
Шрифт:
— А у меня бытовой сифилис, — не глядя парировал Кивинов.
Зубр лёгким щелчком пальца подкинул коробок, который с первой же попытки встал на торец. По залу прокатился одобрительный шепоток.
— Ты бы стал чемпионом мира, — заметил Кивинов, — да вот преступная среда мешает тебе реализовать свои возможности.
Последующие щелчки были столь же успешными. Зубр и в самом деле был профессионалом. Набрав очков восемьдесят, он остановился и передал коробок оперу:
— Ну, начальник, покажи класс.
В студенчестве Кивинов и сам любил «постучать» на лекциях, но отсутствие постоянных тренировок
— Не везёт тебе сегодня, начальник. — Довольный Зубр двумя ударами довел партию до конца.
— Зато ты у нас везучий, Гена. — Кивинов достал сотню и прижал её кружкой. «Потом с оперрасходов возьму», — решил он. Зубр же окончательно успокоился — в глазах собутыльников он поднялся на недосягаемую высоту.
— Ну хоть сигареткой тогда угости, по случаю выигрыша-то, — обратился к нему Кивинов. Зубр достал из кармана пачку «Винстона», выбил две сигареты и протянул одну из них Кивинову, после чего они вышли в тамбур, где на заблёванной стене красовалась надпись «Место для курения». Блатные остались в зале и вновь начали резаться в «коробок», обсуждая сыгранную партию.
— Дорогие сигареты куришь, — улыбнулся Кивинов Зубру. — На какие шиши?
— В «коробок» выиграл, — усмехнулся тот. Кивинов выжидал, и как только ничего не подозревавший Газонский оказался рядом с черным ходом, который по счастливой случайности располагался напротив курилки, Кивинов резко втолкнул его в дверь и прыгнул за ним.
— Извини, генацвале, по глазам вижу, ты просто горишь желанием посетить 85-е отделение, да сказать вот только стесняешься.
Кивинов взял его за воротник и поволок на выход. Правда, пришлось успокоить явно недовольного таким оборотом событий Зубра двумя-тремя ударами дубинкой по голени, но в основном всё обошлось тихо-мирно. Путешествие из бара в отделение также прошло без особых приключений. Апелляция Зубра к гражданам ни к чему хорошему не привела — ему досталось ещё пару раз дубинкой. В конце концов Кивинов заверил его, что в случае дальнейших подобных поползновений тот очутится за решёткой на гораздо более долгий срок, чем он себе представляет, и все попытки вырваться на свободу мигом закончились.
ГЛАВА 5
Клубникину отказник давался с трудом, в основном из-за проклятой орфографии, которую он любил как прокурора Прокрустова. Слова «лисапед», «колидор», «салафан» и прочие Володя писал так же, как и произносил. Был момент, когда Клубникин хотел нанять секретаршу и даже уже присмотрел подходящую девятиклассницу, но Соловец выгнал её, а Клубникину сделал хороший втык. В мучениях, не зная, как написать отчество главного героя отказника — потерпевшего, он заглянул к Таранкину, который, закинув ноги на стол, болтал по телефону с Петренко, отчитываясь за успехи в борьбе с наркомафией.
— Чего тебе? — Таранкин положил трубку на стол.
— Как пишется — Игоревич или Игорьевич?
Таранкин минуты две молча смотрел на Клубникина.
— Игоревич, — затем поднял трубку, — да, да, всё понял. Обязательно найдем у него наркоту. А где она должна лежать? В белье? Хорошо, только скажите вашим, чтобы солома
Клубникин вернулся в кабинет, помучился ещё минут пять, но потом плюнул и решил вызвать свою секретаршу. По его расчётам, она должна была уже вернуться из школы.
Зубр не кололся. Кивинов и Соловец заперлись в кабинете, повесив на двери табличку с надписью «Не шуметь! Идёт расколка!», и уже два часа как пытались что-нибудь вытянуть из Зубра. Ни угрозы пресс-хатой, ни обманы, ни посулы счастливой жизни на зоне результатов не давали, но отпускать Газонского тоже было нельзя. И тут сквозь сплошную пелену «Беломора» и «Винстона» Кивинов увидел условный знак Соловца — тот ослабил галстук, а затем снова затянул его. Кивинов всё мгновенно понял и сгинул в свой кабинет.
Соловец остался один на один с Зубром.
— Я ведь тебя, гад, в баре подставлю, свои же на перо посадят. Вот раскроем мы пару краж, а все стрелки на тебя сведем. Скажи без записи, где заточку взял, а мы простим, если криминал.
— В гробу я видал ваше прощение, — нагло ответил Зубр. — Ты, что, меня за сопливого держишь? Докажете — возьму на себя заточку, а на нет — и суда нет.
— Ладно, раз ты так. — Соловец подошел к шкафу и открыл створки.
Взору полупьяного Зубра предстал железный ящик, весь усыпанный лампочками и индикаторами и опутанный проводами, на котором красовалась сделанная фломастером надпись «Детектор лжи». На самом деле, это была панель от компьютера, привезенного года два назад для нужд угрозыска, но разобранного на детали местными радиолюбителями. Останки же многострадальной машины детский опер Волков прикрепил на железный ящик и использовал в качестве «детектора лжи» для раскола малолеток. А так как своего шкафа у Волкова не было, то хранил он сей агрегат в кабинете у шефа.
— Руки на стол! — скомандовал Соловец.
— Ты чего, начальник, задумал? — спросил оторопевший Зубр, но руки на стол всё же положил.
— Сейчас увидишь, — зло ответил Соловец, вытаскивая из шкафа провода. Затем он подошел к Зубру, прилепил ему на руки и на лоб по присоске от детского пистолета с болтающимися проводами и включил прибор в розетку.
Зубр помаленьку трезвел. Такого в его жизни ещё не было. Были дубинки, пресс-хаты, петушатники, собаки, подсадные, но такое он видел впервые. Соловец тем временем развернул бланк допроса и начал записывать.
— Фамилия, имя, отчество?
— Газонский Геннадий Петрович.
— Год и место издания?
— 1967, Питер.
Пока Соловец записывал данные, детектор безмолвствовал.
— Где взял заточку?
— Я же говорил. В баре нашел, у мойки.
Из шкафа раздался громкий треск, и лампочки прибора дружно замигали — Соловец ногой под столом нажал кнопку.
— Врёшь, щусенок! Меня-то ты можешь обмануть, а вот технику — хрен. Сейчас составим протокол о применении детектора лжи, и отправишься ты у нас в ИВС [2] , для начала на трое суток.
2
Изолятор временного содержания.