Кошмар под Новый год
Шрифт:
Воскресенье же было настоящим мученьем. А все потому, что лес – такой красивый, такой белый и пушистый, такой сказочный лес – стал ареной настоящей борьбы за выживание. Выводить из конюшни лошадей не хотелось.
Но они сами просились на мягкий снег, на свежий воздух.
А снег все падал и падал, превращая лес в первобытную легенду. Он лежал на ветвях, пригибая их до земли, замерзал на еловых иголках, заносил тропинки. Ранним утром по ним пробегали первые лыжники. Они усердно накатывали лыжню, круг за кругом объезжая весь лес. Когда на свою привычную прогулку
И дорога у всех была одна.
Война за лес то разгоралась, то затихала. Люди клали поперек тропинок бревна. Лошади перепрыгивали через них, разбивая лыжню еще больше.
В тот день после обеда лошадей напрокат никто не взял. Из денника вывели только Мамая. Катя Кошелева хотела выгулять его в лесу. Мамай взбрыкивал, играя на свежем снегу, пару раз попытался встать на дыбы.
Сначала Кате показалось, что лес уже успокоился, даже снег перестал идти. Заходящее солнце ярко высвечивало каждый бугорок на тропинке. Она словно сама ложилась под копыта коня. Мамай шел мелкой рысью, смахивая длинным хвостом снег с веток. Катя перебирала в озябших руках повод, думая о вечере, о том времени, когда они закроют конюшню и пешком пойдут на станцию. Или отправятся в гости к Светке Андрияшиной, напьются чаю, будут смотреть телевизор.
Очнулась она от своих мыслей слишком поздно. Лыжник стремительно выбежал из-за поворота и сразу же уткнулся в Мамая. Катя даже не успела рассмотреть, какой он, этот лыжник. Перед мордой коня взлетели палки. Мамай резко остановился, осев на зад, взбрыкнул передними ногами и опустил их как раз на лыжи. Затрещало дерево. От неожиданности и испуга лыжник заорал, ткнув в коня одной из своих палок. Железный наконечник угодил Мамаю в грудь. От резкой боли конь снова вскинулся. Лыжник упал на спину. Лошадь вовремя изменила движение и перепрыгнула через лежащего человека. Приземлившись, Мамай поддал задом. Катя вылетела из седла, головой уйдя в ближайший сугроб. Почувствовав свободу, конь еще пару раз взбрыкнул и легким галопом помчался по тропинке.
– Стой! – подскочила Катя.
Она не слышала, что кричал ей лыжник. Мамай быстро удалялся. Вот он последний раз показался между деревьями и исчез совсем.
– Мамай!
Проваливаясь в снег, скользя по укатанной лыжне, Катя бежала за лошадью, совершенно не представляя, что теперь делать. Мамай мог петлять по лесу и день и два. Ни голод, ни холод не заставят его искать дорогу в конюшню.
А потом произошло вообще невероятное – только что перед ней были отчетливые следы копыт, и вот они исчезли. Зато справа и слева виднелись переворошенные сугробы, как будто в них специально кто-то валялся.
На конюшню Катя пришла через час, мокрая, вспотевшая, всхлипывающая, еле стоящая на ногах от усталости.
– Что? – по узкому проходу конюшни к ней шла Машка Жирнова.
– Он лыжника испугался, – в голос заревела Катя. – Я удержать его не смогла. Его палкой ударили!..
Не доходя до рыдающей Кати, Машка повернулась, рванула на себя запор денника. Потревоженный Офис удивленно покосился на нее.
–
– Куда? – выбежала Оксана.
– Мамая искать!
Кошелева, утирая рукавом сопли, побежала к деннику Гравера. Катя Талаева тащила седло к деннику Вердера.
– Темнеет. – Оксана все еще стояла около дверей.
– Час у нас есть. – Маша затянула подпругу, перекинула через голову коня уздечку.
Зацокали по цементному полу подковы. Лошади занервничали, как только почувствовали на себе седоков. Кошелева никак не могла вставить ногу в стремя – Гравер танцевал вокруг нее, не желая стоять смирно.
В лесу все сразу перешли на рысь. Доехав до первого перекрестка, остановились.
– Расходимся здесь, – скомандовала Машка. Ее маленькое скуластое лицо было напряженным, в глазах сверкнула злоба. – Встречаемся через полчаса в начале просеки. Если я увижу хотя бы одного человека, затопчу, чтобы не шлялся тут больше. Поубивала бы всех лыжников, вместе взятых!
Она грубо дернула повод и с места послала коня в галоп. Кати, оставшись одни, переглянулись – такой злой Машку они еще не видели.
Поиски ничего не дали. Мамай как сквозь землю провалился.
Начинало темнеть, когда все снова собрались на просеке.
– Где ты его потеряла-то? – сердито спросила Маша у Кошелевой.
– Там, за поворотом, – мотнула головой Катя.
Жирнова резко развернула коня, посылая его по узкой тропинке.
Найти место падения оказалось несложно. На тропинке остались обломки лыж, было натоптано, и вообще дорожка выглядела так, как будто по ней пробежал табун лошадей.
Маша спрыгнула на землю, пнула обломок лыжи.
– У, ненавижу, – прошептала она. – Ездят тут, ездят! Делать им нечего, мотаются туда-сюда.
Она снова пнула обломок и ахнула.
– Что? – подалась вперед Катя Талаева.
Из-под деревяшки выпало что-то блестящее. Маша быстро наклонилась.
– Подкова! – помахала она над головой находкой. – Новенькая.
– Значит, не наша. – Талаева с завистью смотрела на подругу – найти подкову было верной приметой. Это приносило удачу.
– Наша и быть не могла. – Маша вертела подкову в руках. – У нас лошади всю зиму не подкованы. – Она оторвалась от созерцания своей «удачи». – Где же все-таки Мамай? Куда его могло унести? – Она еще раз огляделась. – Хочу, чтобы все лыжники провалились, чтобы больше ни одного в этом лесу не было! – вдруг выкрикнула она, потрясая подковой над головой.
– Ты что? – испугалась Талаева. – Зачем? Пусть ездят…
– Чтобы их не было, – буркнула Машка, садясь в седло. – Надоели они.
– И мне они надоели, – вздохнула совсем скисшая Кошелева. – Я, знаете, как испугалась! А бедный Мамайчик? Он его прямо железякой в грудь ударил. Пусть, пусть все проваливаются вместе со своими лыжами.
– Тогда и собак туда же надо послать, – поддакнула Талаева. – Чтоб они больше не гавкали!
– Пусть все проваливаются! – развеселилась Маша, продолжая потрясать подковой.