Космическая Одиссея (сборник)

Кларк Артур Чарльз

Теперь у него новая работа, новый дом — и новая семья. Неудача с «Дискавери» погубила его политическую карьеру, но такие, как он, не остаются без работы подолгу. Его всегда привлекала неторопливая университетская жизнь; красивейшие в мире ландшафты сделали соблазн неодолимым. Через месяц после своего назначения он познакомился с Каролиной…

С ней он обрел спокойствие, которое не менее важно, чем счастье, а длится дольше. Она стала хорошей матерью двум его дочерям и подарила ему Кристофера. Несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте, она хорошо его понимала и оберегала

в минуты душевного спада. Она излечила его: теперь он вспоминал Марион лишь с печалью, которая останется на всю жизнь.

Каролина бросала рыбу крупному дельфину по кличке Скарбак, когда Флойд ощутил мягкое покалывание на запястье.

— Ректор слушает.

— Хейвуд? Это Виктор. Как дела?

За секунду Флойд пережил самые разноречивые чувства. Сначала раздражение — звонил его преемник и, скорее всего, главный виновник отставки. Затем любопытство — о чем пойдет речь, нежелание разговаривать, стыд за собственное ребячество и, наконец, волнение. Виктор Миллсон мог звонить лишь по одной причине.

Флойд отозвался как можно спокойнее:

— Не жалуюсь. А что?

— Линия защищена от подслушивания?

— Нет. Слава богу, это для меня теперь без надобности.

— Тогда попробуем так. Вы помните последний проект, которым занимались?

— Еще бы! Полагаю, работы идут по графику.

— В том — то и беда. Мы можем выиграть максимум месяц. Значит, мы безнадежно опаздываем.

— Не понимаю, — невинно произнес Флойд. — Конечно, времени терять не хотелось бы, но ведь и четких сроков нет.

— Есть, и даже два.

— Это для меня новость.

Даже если Виктор и ощутил иронию, он предпочел ее не заметить.

— Да, два срока. Один из них установлен обстоятельствами, другой — людьми. Наши старые соперники опережают нас на год.

— Плохо.

— Это не самое худшее. Даже не будь их, мы все равно опоздаем. Когда мы прибудем к… на место действия, там ничего не останется.

— Забавно. Неужели конгресс отменил закон тяготения?

— Я не шучу. Ситуация… нестабильна. Я не вправе входить в подробности. Вы будете дома?

— Да, — ответил Флойд, с удовлетворением подсчитав, что в Вашингтоне уже далеко за полночь.

— Хорошо. Через час вам доставят пакет. Как только ознакомитесь, свяжитесь со мной.

— Так поздно?

— Что делать, время дорого.

Миллсон сдержал слово. Час спустя полковник ВВС — ни больше ни меньше — вручил Флойду запечатанный конверт.

— Боюсь, мне придется его забрать, — извинился сановный курьер.

Пока он терпеливо болтал с Каролиной, Флойд, устроившись поудобнее, изучал документы. Их было два. Первый — очень короткий, с грифом «Совершенно секретно» (Впрочем, «совершенно» было зачеркнуто, и это удостоверяли три подписи.) — Отрывок из длинного доклада, подвергнутый строгой цензуре и полный раздражающих пропусков. Однако суть его сводилась к одной — единственной фразе: русские доберутся до «Дискавери» намного раньше его хозяев. На корабле «Космонавт Алексей Леонов» — Дмитрий, как всегда, сказал правду.

Второй документ, с грифом «Для служебного пользования», оказался гораздо длиннее. Это была ожидавшая окончательного

одобрения статья для «Сайенс» об аномальном движении «Дискавери» — десяток страниц, испещренных математическими формулами и астрономическими таблицами. Флойд изучал статью как песню, отделяя слова от мелодии и пытаясь обнаружить малейшую нотку — хотя бы смущения. Статья восхитила его. Из текста нельзя было понять, что те, кто отвечал за слежение, захвачены врасплох и что лихорадочное расследование все еще продолжается. «Головы полетят, — подумал Флойд, — и Виктор займется этим с удовольствием. Если его голова не полетит первой… Правда, он протестовал, когда конгресс урезал ассигнования на станции слежения. Возможно, это его спасет».

— Спасибо, полковник, — сказал Флойд, возвращая бумаги. — Секретная информация, как в старое доброе время. Но не могу утверждать, чтобы я скучал без нее.

Полковник спрятал пакет и щелкнул замками.

— Доктор Миллсон просил позвонить как можно скорее.

— Но моя линия не защищена. А я жду важных гостей, да и не вижу смысла ехать к вам в Хило, чтобы сообщить, что ознакомился с двумя документами. Передайте, что я их внимательно изучил и с интересом жду новых сообщений.

Одно мгновение казалось, что полковник собирается возразить. Но, видно, он передумал, сухо попрощался и скрылся в ночи.

— В чем дело? — спросила Каролина. — Разве мы кого — нибудь ждем?

— Просто не люблю, когда на меня давят. Особенно если это Виктор Миллсон.

— Но он позвонит тебе после доклада полковника.

— Мы отключим видеосвязь и будем изображать вечеринку. Честно говоря, мне действительно пока нечего сказать.

— О чем? Я же ничего не знаю.

— Извини, дорогая. Странно ведет себя «Дискавери». Считалось, что его орбита стабильна. Однако выяснилось — он вот — вот упадет.

— На Юпитер?

— Ни в коем случае. Боумен вывел корабль во внутреннюю точку Лагранжа, между Юпитером и Ио. «Дискавери» должен был оставаться там, но сейчас все быстрее смещается к Ио. Ему осталось три года, не больше.

— Разве в астрономии такое возможно? Ведь это точная наука. Нам, бедным биологам, всегда так говорили.

— Это точная наука, если все принято во внимание. Но Ио — не Луна. Вулканические извержения, мощные электрические разряды… И вращающееся магнитное поле Юпитера. На «Дискавери» действуют не только гравитационные силы — это следовало понять гораздо раньше.

— К счастью, это уже не твои трудности.

Флойд не ответил. «Твои трудности», — так сказал и Дмитрий Мойсевич. А тот знал Флойда гораздо дольше, чем Каролина.

Пусть это и не его трудности, но он осознавал свою ответственность. Ведь это он одобрил экспедицию к Юпитеру и руководил ею. Еще тогда возникали сомнения — в нем боролись ученый и чиновник. Лишь он мог возразить против близорукой политики прежнего правительства. Только он один.

Вероятно, ему следовало закрыть эту главу своей жизни и сосредоточиться на новой карьере. Но в глубине души он понимал, что это невозможно. Даже если бы Дмитрий не напомнил ему о старых грехах, он вспомнил бы о них сам.