Космическая шкатулка Ирис
Шрифт:
– Моя Белая Уточка! – сказал радостный Фиолет, едва за Капой захлопнулась дверь. Он сел на постель, где лежала жена. Сырые капли от дождя попали на её руки, когда она обняла его в ответ. – Мой любимый, ты вернулся, – сказала она.
– Разве я мог не вернуться? – удивился он. – Но тут такое дело, моя Уточка! – и он спрятал своё лицо на её груди, в пушистой шали.
– Я не какая-то разлапистая уточка! У меня есть имя. Я – Ива. Не обзывайся.
– Я не буду. Ты настолько прекрасна, ты лучше всех девушек во всех обитаемых мирах, моя Белая Уточка. Хочу тебе сознаться в том, что я уже называл так одну девушку. Она была любительница носить накидки из птичьих пёрышек. Она была настолько прекрасна, грациозна, что невозможно было поверить в её лживость и невероятный эгоизм. Но оказалось, что я был нужен ей только как средство для того, чтобы войти в обладание тайнами того сообщества, которому я и принадлежал.
– Разве бывают такие девушки? – спросила она, удивляясь его откровениям о прошлом, чего никогда не было прежде.
– Всякие бывают. Но не всякие умеют любить по-настоящему.
– Каково было её имя? – спросила Ива, не понимая, к чему ей знать призрачное имя той, кто и была призраком. Для неё и Фиолета уж точно.
– Её звали Инара.
– Странное имя. Бессмыслица какая-то. – Да, додумала она про себя, такое имя и может быть только у призрака. Поэтому ревности к ней Ива не ощутила ни малейшей. – Инара, – повторила она. – Действительно, птичье какое-то имя.
– Оно и было птичьим. Означало мифическую птицу с облачным оперением.
– Ладно. Если тебе хочется, зови меня Белой Уточкой. По крайней мере, Белая Уточка звучит очень мило, не то что твоя Инара.
– Она уже давно и навсегда не моя.
– Конечно, – согласилась Ива, – у тебя не могло же ни быть личной жизни там, где ты жил прежде. А если бы она была не такой коварной? Ты бы смог её покинуть?
– Нет, – сознался он, – не смог бы никогда, будь она как ты. Я остался бы там навсегда. Тем более, что моя неизвестная мне мать принадлежала к той самой планетарной расе, где мы и обитали все те годы. Я отлично там себя чувствовал. Я любил тот мир, а те люди не отличали меня от себя, в отличие от моих коллег, в коих всегда чувствовали чужаков.
– Так у тебя не было матери? – пожалела его Ива и прижала к себе с материнской всеохватной нежностью.
– У меня была приёмная мать. Она любила меня, как и мой отец, и я совсем недавно узнал, что мама не была мне родной. Не знаю, зачем отец о том сказал. Но он думал, что мы можем уже никогда не встретиться. Вот и решил раскрыть все семейные тайны.
– А какая я?
– Добрая, отзывчивая, нежная и легкая. Как птичье пёрышко.
Ива обняла его ещё крепче.
– Прямо сейчас мы уедем отсюда навсегда, – Фиолет внезапно включился в режим реальности, выйдя из окутавших его воспоминаний, где непозволительно долго завис. – Тебя вылечат в самом настоящем звездолёте. Там есть не только медицинский универсальный робот, но и настоящий врач. Там целая команда землян, там есть и женщины. А у одной женщины даже родился маленький ребёнок. Самый настоящий синеглазый ребёнок. Я пока что новорожденное это чудо не видел. Но почему-то отлично себе представил, поскольку видел изображение той, кто родила ребёнка. В одном большом доме на стене и было то изображение. Сейчас и мать, и ребёнок в звездолёте, в медицинском отделении, а в доме остался её муж. И он… Как может такое быть?
– Как? Разве «Пересвет» воскрес? И откуда взялись другие? Твои земляки с неба?
– Нет. Это другой звездолёт. Тут есть другие земляне. Мои друзья! Ива! Я нашёл их!
– А какие они, те женщины? Они красивые? Лучше меня?
– Не знаю. Одна не очень молодая. Она и есть врач. А другая женщина молодая, та, что и родила младенца. Больше там женщин нет. Они жёны других землян. Их-то я и должен был встретить на своём «Пересвете», а попал в ловушку. Они тоже попали сюда случайно. Двух из землян я знал по прежней службе. Один из них даже был надо мною начальником в моей юности. Представляешь такую фантастику? Нас ждут на пустыре у реки. У скоростного аэролёта. Там было удобнее всего приземлиться. Костя нас ждёт. – И он смеялся, тёрся лицом о её шаль, хватал сам себя за волосы, словно бы проверял сам себя на подлинность. Его счастье зашкаливало за ту отметку, где кончается нормальное восприятие реальности и начинается безумие.
– Какой Костя? Что за нелепое имя?
– Костя – землянин. Он меня и нашёл в столице. Он знал мои приметы, – Фиолет дёргал её за руку. – Белая Уточка, мы отплываем в новую жизнь! Ты оказалась моим счастливым талисманом! Я сразу это угадал.
– Милый, ты видишь сны наяву. Костя – это был твой друг там, где ты
Он услышал её, – Да. Мне необходимо забрать мозг «Пересвета». Он хранится в сарае, где уголь для печи. У тебя отличная память, Белая Уточка. Ты тоже возьми только то, что тебе дорого. Сюда уже нельзя будет вернуться. За мною началась охота, – и он продолжал веселиться, даже говоря об охоте на самого себя со стороны неведомых зловещих охотников. Ива тоже засмеялась, отвечая на его сумасшедшую радость. Но на дне её смеха была скептическая горечь, был нешуточный страх. Она гладила его мокрые волосы, не веря в необыкновенный его рассказ, считая его бредом помутившегося рассудка мужа-пришельца.
А предшествовали этому такие события. Фиолет отправился в один из неблизких от столицы аграрных секторов континента. Он узнал от случайных бродяг, что там в сезон работ набирают в помощь рабочим любых людей, кто способен работать. Целую неделю в земном исчислении времени он выкапывал корнеплоды из тучной земли, таскал тяжёлые мешки на себе, радуясь самой возможности не только заработать денег, но и физической здоровой зарядке всего организма. Получив деньги, часть из них он потратил на воз таких вот корнеплодов, нанял человека с лошадью и отправился с ним на оптовый рынок в один из столичных пригородов. Ехали целые сутки. Ночью жгли костёр в чистом поле у грунтовой дороги. Ужинали и болтали о том, о сём. Потом возница спал в телеге рядом с грудой овощей, накрывшись старым зимним тулупом, а Фиолет слушал бормотание близкой реки, шёпот ночной природы. Входил глазами как в нирвану в безбрежное звёздное небо, поглощая душой отсветы едва различимых, а также и мерцание ярких звёзд, и ошеломляющую сказочность главного центрального созвездия, вернее группы созвездий «Око Создателя». Бродил по лугу, где и паслась отвязанная лошадь. Гладил её и целовал в пахучую покорную морду. Она фыркала ему в ответ. Лошадиные, отвлечённые от самого человека, глаза тоже казались звёздами.
Продав свой груз овощей оптовику, получив за него намного больше денег, чем заплатил сам, включая оплату и перевозчику, довольный своей коммерческой смекалкой, Фиолет сел на скоростную дорогу и прибыл в столицу. Чтобы уже из неё направится в ту сторону, где в маленьком городке и ждала его Ива. Бесплатный транспорт этого мира был большим удобством, благом, дающим возможность всем, кто хотел, переезжать с места на место в поисках работы, учёбы, путешествий и для того, чтобы навещать родственников и друзей, у кого они были. Для бродяг обычно предусматривалось особое отделение в конце длинной машины, куда они и набивались, поскольку законные граждане не желали с ними находиться в столь тесном соседстве. Из того вовсе не следовало, что бродяги были все сплошь грязные и неопрятные, а законные граждане ухоженные и душистые. По-разному было. И бродяги иногда смотрелись как картинка, и граждане, имеющие где-то свой законный номерной ряд, порой отвращали любого, кто с ними сталкивался. Но тутошний народ как-то предпочитал не смешиваться с теми, кто означался термином «бродяги».
Довольный всем на свете, Фиолет поднялся на не самую высокую, серую и простонародную дорогу на опорах. В данный момент он не думал ни о чём плохом, удерживая в себе лишь полноту бытия. В том месте, где и было нечто вроде павильона ожидания для транспорта, он сел на длинную скамью, припаянную своим железным каркасом к высокой ограде, защищающей место посадки и высадки людей. Трудовые деньги, спрятанные во внутреннем кармане, грели его грудь. Солнышко сияло в ясном синем небе, и весь он целиком был наполнен таким вот сиянием. Долгое ожидание не казалось неприятностью, поскольку он попал во временной разрыв в графике движения общественных машин. Раздумывая над тем, не стоит ли поискать ближайшую столовую, ленясь встать со скамьи, поскольку он заметно устал за дни работы и длинную поездку на лошади, он увидел миловидную маленькую и румяную старушку с новенькой кошёлкой. Она села зачем-то рядом с ним, хотя народу на длинной скамье не было.
– Пагода – радость душе! – сказала старушка.
– Твоя правда, матушка, – отозвался Фиолет, не желая обижать приветливую старушку.
– Тебе не тяжело ходить в таких огромных ботинках? – спросила старушка.
– Нет, – ответил Фиолет.
– Ты где такую нелепицу и раздобыл? – спросила старушка.
– Нашёл где-то, – ответил Фиолет.
– Нешто из серебра вещи валяются, где попало? – спросила старушка.
– Ты любопытная, матушка, – ответил Фиолет.
Неотвязная старушка потрогала его ботинки и, поражённая собственными осязательными ощущениями, застыла в полусогнутом состоянии. Словно бы её скрутил радикулит. – Так они вовсе не металлические! – воскликнула она.