Космическая трилогия (сборник)
Шрифт:
Он смотрел на Рэнсома и вдруг наклонился к нему.
— Рана снова терзает тебя? — спросил он.
Рэнсом покачал головой.
— Нет, — сказал он, — дело не в том. Нам придется говорить о странных вещах.
— Сэр, — мягче и глуше сказал Мерлин, — я могу снять боль с твоей пяты, словно смыть ее губкой. Дай мне семь дней, чтобы я осмотрелся в этом краю, обновил старую дружбу. И с лесами этими, и с полями мы побеседуем о многом.
Говоря это, он подался вперед, и лицо его было вровень с мордой медведя, словно и они беседовали о многом. Взгляд у него стал как у зверя — не хищный
— Я могу, — говорил Мерлин, — освободить тебя от мучений.
Хотя он и вымылся, и умастился бриллиантином, от него все сильнее пахло мокрым листом, стоячей водой, илом, камнями. Лицо его становилось все отрешенней, словно он вслушивался в едва уловимые звуки — шорох мышей, шлепанье лягушек, журчанье струй, похрустывание сучьев, мягкие удары лесных орехов о землю, шелестенье травы. Медведь закрыл глаза, комната как бы засыпала под наркозом.
— Нет, — сказал Рэнсом и поднял голову, склонившуюся было на грудь.
Выпрямился и волшебник. Медведь открыл глаза.
— Нет, — повторил Рэнсом. — Тебя не для того извлекли из могилы, чтобы ты утишил мою боль. Наши лекарства сделали бы это не хуже, но я должен претерпеть до конца. Больше мы об этом говорить не будем.
— Я повинуюсь тебе, сэр, — сказал друид, — но зла я не мыслил. Былая дружба поможет мне исцелить королевство.
И снова послышался густой, сладкий запах.
— Нет, — еще громче сказал Рэнсом. — Теперь этого делать нельзя, вода и лес утратили душу. Конечно, ты можешь разбудить их, но королевству это не поможет. Ни буре, ни наводнению не одолеть нашего врага. Оружие сломится в твоей руке, ибо мерзейшая мощь стоит перед нами, как в дни, когда царь Нимрод {113} хотел достигнуть небес.
— Господин мой, — сказала Мерлин, — разреши мне пробудить скрытые силы…
— Я запрещаю тебе, — сказал Рэнсом. — Это против закона. Быть может, скрытые силы еще и дремлют в земле, но будить их нельзя. Даже и в твои дни это было не совсем законно. Вспомни, мы думали, что ты станешь на сторону врагов. Каждое Свое дело Господь творит ради каждого. Ты проснулся и для того, чтобы спасти душу.
Мерлин откинулся в кресло, и медведь лизнул его руку.
— Сэр, — сказал он, — если мне не дозволено служить вам своим искусством, ты взял в свой дом глупую груду плоти. Сражаться я не могу.
— И не надо, — сказал Рэнсом и немного помолчал. — Земная сила не справится с нашим врагом.
— Что ж, будем молиться, — сказал Мерлин. — Однако меня называли чернокнижником. Это ложь, но я не знаю, сэр, зачем я проснулся.
— Молиться мы будем, — сказал Рэнсом, — но я говорю не о том. Тварные силы есть не на одной Земле.
Мерлин молча глядел на него.
— Ты знаешь, о чем я говорю, — продолжал Рэнсом. — Разве я не сказал тебе сразу, что господа мои — Уарсы?
— Сказал, — ответил Мерлин. — Потому я и понял, что ты посвящен в тайны. Ведь по этому слову мы узнаем друг друга.
— Вот как? — удивился Рэнсом. — Я не знал.
— Почему же ты сказал так?
— Потому что это правда.
Волшебник облизнул побледневшие губы, потом простер руки.
— Ты мать
— Я говорю не о земных тенях, — сказал Рэнсом. — Я стоял перед Марсом и перед Венерой в их собственном царстве. Врага одолеют силы и сильнейшие их. {114}
— Господин мой, — сказал Мерлин, — этого быть не может, ибо это нарушило бы Седьмой закон.
— В чем он состоит? — спросил Рэнсом.
— Всемилостивейший Господь поставил Себе законом не посылать этих сил на Землю до конца времен. Быть может, конец наступил?
— Быть может, он начался, — сказал Рэнсом, — но я ничего о том не знаю. Малельдил поставил законом не посылать небесных сил на Землю, но техникой и наукой люди проникли на небо и потревожили силы. Все это происходило в пределах природы. Злой человек на утлой машине проник в сферу Марса, и я был его пленником. На Малакандре и на Переландре я встретил моих повелителей. Ты понимаешь меня?
Мерлин склонил голову.
— Так злой человек, подобно Иуде, сделал не то, что думал. Теперь на земле из всех людей один узнал Уарсов и говорил на их языке не чудом Господним и не волшебством Нуминора, а просто как путник, повстречавший других по дороге. Наши враги лишили себя защиты Седьмого Закона. Они сломали барьер, который Сам Бог не пожелал бы сломать. Вот почему силы небес приходили в этот дом и в комнате, где ты сидишь, беседовали со мной.
Мерлин побледнел сильнее. Медведь незаметно нюхал его руку.
— Я стал мостом, — сказал Рэнсом. — Посредником.
— Сэр, — проговорил Мерлин, — если они будут действовать сами, они разрушат Землю.
— Они не будут, — сказал Рэнсом. — Вот почему им нужен человек.
Волшебник провел по лбу большой рукой.
— Человек, чей разум открыт им и кто открывает его по своей воле. Господь свидетель, я сделал бы это, но они не хотят входить в неискушенную душу. И чернокнижник не нужен им, он не вместит их чистоты. Им нужен тот, в чьи дни волшебство еще не стало злом… и все же он должен быть способным к покаянию. Скажу прямо, им требуется хорошее, но не слишком хорошее орудие. {115} Кроме тебя, у нас, в западной части мира, таких людей нет. Ты же…
Он остановился, ибо Мерлин встал и из уст его вырвался дикий вопль, подобный звериному реву, хотя это было древним кельтским плачем. Рэнсом даже испугался, увидев, как по длинной бороде бегут крупные детские слезы. Все римское слетело с волшебника, он был теперь не знающим стыда чудищем, воющим на диких наречьях, одно из которых напоминало валлийский язык, другое — испанский.
— Прекрати! — закричал Рэнсом. — Не срами и себя и меня.
Безумие прекратилось сразу. Мерлин сел в кресло. Как ни странно, он ничуть не был смущен тем, что до такой степени утратил власть над собой.