Космический пешеход
Шрифт:
От неожиданной встречи с Еленой осталось странное чувство - не то обида, не то досада. Правда, и не рассчитывал он на сердечность, но могли б хоть поговорить обстоятельней. Ну что ж, у каждого свои дела: ей расследование, ему - обычная работа. Вот только ничего у него не ладилось. Романов с трудом дослушивал всех, кто к нему обращался: уже через минуту начинало терзать желание избавиться от собеседника.
Да и в одиночестве не удавалось сосредоточиться: что-то торопило, нервировало, обрывало мысли. Но что, он никак не мог определить.
А тут еще очередной "холостой"
Собрались в вычислительной и спорили. Валерий Пасхин горячился:
– Виноваты расчетники. Меня просто не туда вывели. Тебе, Альбина, наверно, кажется, что мы как на свидание к знакомому фонтану ходим. А в космосе, заруби себе на своем коротком носу, одного и того же места не бывает.
Романов сердито посмотрел на заплаканную Воронину.
– Детсад какой-то вместо расчетной группы! Вы что, не понимаете, во что обходится каждый выход?
– Роман Михайлович, - вступилась за Воронину старший математик Дронова, - вы ведь сами знаете, исследования значительно усложнились. Теперь рассчитать заранее каждый выход в космос почти невозможно.
– Что же вы предлагаете? Может быть, свободой поиск? Без автокурса? Тогда вам и вовсе придется бездельничать.
– А если по маякам?
– старший математик не обратила внимания на обидную фразу.
Романов, сощурив глаза, резко и неприязненно взглянул на нее.
– Удивительная смелость нападает на людей, когда они под надёжным куполом.
Дронова смутилась.
– Да, я там не была. Но говорил же Браницкий...
– Не были, так помолчите, - перебил он.
– А Браницкий и погиб только из-за этой своей глупости.
Романов вышел, в сердцах хлопнув дверью, и уже по дороге подумал: нехорошо получилось, совсем забыл, что Дронова влюблена в БраницкoГo. У себя в кабинете он увидел Елену и понял, что все эти часы мучился желанием поговорить с ней.
– Ну, так сколько сегодня стычек провел начальник экспедиции?
– Что, психологический тест?
– Зачем же тест, я ведь хорошо тебя знаю. Да ладно, стоит ли пикироваться без посторонних. Расскажи-ка мне лучше, какое ощущение испытываешь там, когда выходишь один.
– Очень трудно передать. Пожалуй, точнее тебе объяснит Ермолаев. Впрочем, и он не мастак. Лучше всего получилось бы у Браницкого. Это Олег умел.
– Тебя я пойму лучше.
Он внимательно взглянул на Елену, и в нем шевельнулась пугливенькая надежда на отпущение. Чтобы не обманываться, отвернулся к иллюминатору, за которым виднелась подбитая звездами чернота.
– Если сказать, что в космосе всегда ночь - вечная ночь, как мрачно пишут поэты, - это неверно. День, ночь, тьма, свет - нелепые там понятия. Глядя сквозь толстые корабельные стекла, ни за что не вообразишь, как в космосе меняются представления о явлениях и величинах. Даже какая-нибудь звезда со всем своим выводком планет - мелочь. В космосе только два гиганта: он сам и твое "я". Ступив в эту беспредельную пустоту, где огромные миры лишь ничтожные искорки, , ты уже не частица одного из них. Теперь ты с ними на равных. Ты идешь, и за спиной, впереди тебя, справа, слева и под ногами бесконечность. Но не подумай,
Романов обернулся и сразу попал под прицел расширенных зрачков Радищевой.
Истеричный вой сирены заставил их обоих вздрогнуть. За дверью послышался топот пробегавших людей.
Кто-то крикнул: "Роман Михайлович, тревога!" В шлюзовой камере набилось уже столько народу, что ее не удавалось закрыть.
– Пропустить только техников!
– крикнул Романов.
– Любопытствующие могут выйти и позже.
Он стукнулся шлемом о край шлюзового люка, поэтому последние слова прозвучали под металлический аккомпанемент. Подождав, когда гул в шлеме затихнет, Романов окликнул инженера Борина, топтавшегося уже около выхода.
– Что там случилось, Саша?
– Один луч метеоперехватчика упал.
– Как это упал?
– Он ведь, поймав метеорит, сопровождает его, пока не сожжет. А тут, видно, камушек долетел до поверхности неуничтоженный, за чтонибудь завалился, и луч его потерял.
– Опасность есть?
– Может, задев, сжечь стенку купола или уничтожить что-то из наружных механизмов.
Они вышли из камеры, и Романов, оглядевшись, ничего не увидел.
"Что за шутки?" - пробормотал он, но тут же спохватился и включил инфравидение. Луч висел, едва не касаясь лабораторного купола. Стоит ему слегка сдвинуться вправо, и он аккуратно срежет тому макушку, а метнется влево - не будет стартовой установки. "Вот еще незадача, - подумал Романов.
– Как его вывести из этой вилки?" Снова открылась шлюзовая камера и выплеснула целую толпу.
В наушниках начался галдеж, пришлось убавить звук. Кто-то побежал в сторону метеоперехватчика.
– Назад!
– крикнул Романов.
– Саша, объясни им популярно, что может случиться. Хотя подожди. Можно в старт-снаряде отключить предупредительную сигнализацию?
– Можно. Только перехватчик собьет его сразу на выходе и выведет тогда из строя всю установку.
– А если это сделать в полете?
– Роман Михайлович!
– голос у Борина сорвался.
– Так нельзя! Вы не успеете...
– Посмотрим, - на ходу бросил начальник экспедиции.
Никто из остальных сначала ничего не понял. Глядели на быстро удалявшуюся фигуру, продолжая обсуждать ситуацию.
– Саша, куда это шеф заторопился?
– спросил чей-то голос.
– Нам ограничил передвижение, а сам...
– Заткнись!
– взорвался вдруг Борин, потом, волнуясь, добавил: - Он решил полететь мишенью.
И сразу в наушниках стало тихо.
Только раз ворвался жалобный возглас Альбины Ворониной: "Да остановите же его!" Между лап стартовой установки вспыхнула огненная струя, она мгновенно выросла, выбросив вверх снаряд. И тут же луч перехватчика метнулся за ней. Люди увидели вспышку, а затем пустоту.