Космодесант
Шрифт:
Я резко стряхнул остатки сна и сел, свесив ноги в темноту. Мгновенно чувства Маэстро зажгли тревогу. Так, оценим ситуацию: кому-то было очень важно, чтобы я прибыл сюда с чужим сознанием. Неужели всё так хреново, что даже инструктору нельзя было довериться – со всеми моими способностями и навыками аутотренинга?! Видимо, да – потому что меня легко раскрыли и словно в насмешку вернули в прежнее состояние. И нет – потому что ничего враждебного не было… Полная неопределённость.
Лучше всего продолжать играть ту же роль, не показывая, что я всё вспомнил. Горячку пороть ни к чему. Согласен, один-ноль, но мы ещё «будем и будем посмотреть».
Но, скорее всего, сегодня больше ничего не произойдёт.
Зверски хотелось пить. Я мысленно легонько прощупал пространство вокруг себя. Никого, дверь заперта… Да, заперта. Стоп! На окне кувшин.
Я медленно подошёл к окну, картинно вытянув в темноте руки с растопыренными пальцами – если все-таки поблизости кто-нибудь есть, ему незачем знать, что я не нуждаюсь в свете.
В кувшине, против ожидания, было не молоко, а обычная вода. Видимо, поливали цветы и забыли. Ничего, пойдет. Маловато, жаль.
Внезапно за спиной вспыхнул яркий свет. Я мгновенно обернулся. На крыльце стояла сказочно красивая девушка и сердито смотрела на меня. Я узнал её.
– Джоан-три! – прошептал я.
Глава 3
Новый зуб у Ивана-младшего вырос. Одновременно у него несколько изменился характер. Теперь Иван Алексеевич Голимый был исполнен апломба и сознания собственной значимости. Он даже как будто стал выше ростом. А может, и в самом деле стал. С достоинством неся невесть откуда взявшийся животик ("Пройдёт!" – шепнул мне дядька Иван), он величаво шествовал по главной улице Змиевки, направляясь в помещение сельского клуба, заведующим коего, как выяснилось, и состоял уже три года. А я сопровождал его: мне всё равно надо было тут обживаться, и откуда начинать знакомство – было безразлично.
На дощатых дверях клуба, крашенных зелёной масляной краской, висел новенький блестящий замок. Иван Алексеевич (мне теперь даже как-то неудобно было называть его Ваней) выудил из кармана ключ, осмотрел контрольную бумажку-пломбу замка и торжественно вскрыл помещение. После чего аккуратно вывесил на входе табличку "Открыто" и пригласил меня внутрь.
Нас встретил сумрак, который тщетно пыталась победить хилая лампа дневного света, запах старой слежавшейся бумаги и надтреснутый голос из глубины с легким восточным акцентом:
– Приветствую вас, о посетители! Рад служить вам в меру моих скромных сил!
– Дима, это я, – отозвался с ноткой неудовольствия Иван. – Что у нас новенького?
– Почты ещё не было.
Я разглядел говорившего. Это был древний-предревний робот, даже ещё не андроид, в виде огромного пульта и безнадёжно устаревшего терминала. Манипуляторы отсутствовали. На экране виднелось лицо, которое, вероятно, и должно было символизировать личность говорящего. М-да, убого.
– Вот-с мои апартаменты! – гордо провозгласил Иван Алексеевич. – Прошу любить и жаловать. Отвечает за всё тут Дима (человек на экране слегка поклонился), его тут недавно реставрировали под моим руководством… Кстати, как сегодня связь?
– Опять сорвалась. В двадцать три семнадцать, – с осуждающим дребезгом в голосе проинформировал Дима. – Когда нам, наконец, выделят свою частоту?!
Стало понятно, что связь с внешним миром Змиевка поддерживала с помощью архаического проводного канала.
Робот Дима (сокращение DiMa – от достаточно известной в прошлом фирмы Digital Machine Ltd) был безответным исполнителем редких, видимо, заявок местной интеллигенции и представлял собой остаток технологии, давность которой внушала почтение и священный трепет.
Иван, церемонно извинившись, отправился к начальству – выбивать вожделенную связь. Дима, дождавшись его ухода, принял на себя функции хозяина.
– Садитесь, –
– Не буду, – отказался я. – А зовут меня Павел Арсентьевич. Ты давно здесь?
– Здесь? О, недавно, всего тридцать три года. Собственно, после восстановления, спасибо местным роботягам…
– И я недавно, – сказал я. – Тридцать три часа, или что-то вроде этого. Расскажи мне про Змиевку. Что за люди тут. Чем живут, чем дышат. Мне всё интересно.
Я поудобнее устроился на колченогой табуретке и слушал бесконечную историю словоохотливого старика-робота. Машины, долго живущие на свете, приобретают постепенно свои привычки и особенности, так же, как это свойственно людям. Дима был очень старой машиной, в свое время побывавшей в составе бортового оборудования в дальнем космосе, списанной затем по сроку эксплуатации и переданной для учёбы и тренировок детей в какую-то школу. Впоследствии его как безнадёжно устаревшего изъяли и оттуда, хотели было разобрать на запчасти, но оказалось, что таких деталей больше не применяли нигде, и на него махнули рукой; когда же группа роботов-энтузиастов взялась пристроить его в сельской библиотеке, Диму им с радостью спихнули и забыли о его существовании. Старика подлатали, "подкинули мозгов", как он сам выражался, и оставили в покое. Теперь он видит людей нечасто ("у каждого всё дома, в клуб и не ходят почти"), и поэтому, хоть и желает, а помочь мне особой возможности не имеет. Но познакомиться со мной очень и очень рад.
– А всё же, – спросил я, – неужели нет в деревне этаких ярких, запоминающихся личностей? За столько-то времени можно было целое досье собрать!..
– Как не быть, – вздохнул Дима, и в динамике опять что-то заскрипело. – Вот хоть бы Иван Фомич… Или ещё Казимир Тимошевский… Или…
– Ивана Фомича я уже знаю, – перебил я. – А кто этот Тимошевский?
– О, это фигура! – оживился робот. – Это давняя история. Он бывший католический священник. Поляк. Однажды, было дело, он увлекся нашей туристкой. Валя Лазарева, из Сабурова, это рядом тут, была в Польше по турпутёвке. Приглянулась ему, хоть и никаких авансов не давала. А он, видать, настойчивый; сам себе решил, вот… А ксендзам, знаете ли, жениться запрещено… Ну, бросает он, недолго думая, приход – и к нам. Является нежданно-негаданно, незваным, непрошеным. Переходит в православие – уж как он там все с Господом утрясал, не знаю… Делает авансы, да Валя ему ноль внимания, замуж уже вышла, хорошо живут и всё такое. Вот и остался он один, а уж в летах был… А Валя вскорости погибла, на мотоцикле ехали с мужем, в них на мосту молния ударила. Так обоих и убило. А она уж беременная была… Ну, в Польшу свою возвращаться он не захотел, с тех пор здесь вот и живёт. На кладбище ходит, службы служит, а признания ему от патриарха, значит, так и нет… Интересный человек, только роботов не любит.
Странноватое ощущение оставалось от Диминого разговора, от полязгивания на резонансах старого динамика, от его едва уловимого акцента… Робот постоянно уклонялся в сторону, жаловался на одиночество, вспоминал молодость и клянчил дополнительную оперативную память, видимо, приняв меня за некое новое начальство. Мысли его временами путались, были непоследовательны. Он то принимался декламировать мне свои стихи ("да вот иногда пописываю, знаете, так, для себя…"), то вновь возвращался к рассказу о выдающихся, по его мнению, змиевцах, насыщая все это цветистыми гиперболами и тропами.