Космонавт № 34. От лучины до пришельцев
Шрифт:
Читать не стоит пропустить
«Если человеку выпадает случай наблюдать чрезвычайное, как-то: извержение огнедышащей горы, погубившее цветущие селения, восстание угнетенного народа против всесильного владыки или вторжение в земли родины невиданного и необузданного народа – все это видевший должен поведать бумаге. А если он не обучен искусству нанизывать концом тростинки слова повести, то ему следует рассказать свои воспоминая опытному писцу, чтобы тот начертал сказанное на прочных листах в назидание внукам и правнукам. Человек, же испытавший потрясающие события и умолчавший о них, похож на скупого, который, завернув плащом драгоценности, закапывает их в пустынном месте, когда холодная рука смерти
Давным-давно я читал романы Яна. Но эти слова, ставшие эпиграфом к моим воспоминаниям, почти дословно запомнил на долгие годы. Наверное, приберег их в памяти для такого случая – когда соберусь писать книгу.
Когда меня в числе первых из нашего конструкторского бюро послали на медицинскую комиссию для отбора в отряд космонавтов – я не верил, что меня отберут. Точнее, был уверен, что меня спишут по здоровью, однако решил все-таки попробовать – интересно ведь. Меня поразило, сколько замечательных людей собралось там! Это были летчики-испытатели, участники многих необычных экспедиций, подводники, ученые-теоретики космонавтики… Прекрасные, интересные люди! Я купил общую тетрадь, взял карандаш и начал вести записи. Нет, не о себе, а о моих коллегах. У них фантастические судьбы! Там был человек, который летал в самолете-снаряде с ядерной боеголовкой. В конце полета он должен был включить автопилот, а сам выпрыгнуть с парашютом. Но катапульта не сработала. Спасся он чудом, приземлился буквально за мгновения до падения снаряда, и взрывная волна прошла над ним… А потом он, будучи за рулем «Волги», врезался в дерево, вылетел сквозь переднее стекло и повредил ребра и легкие. Потому в космонавты не прошел. С тех пор я знаю, что судьба – штука удивительная, она преподносит разные сюрпризы.
Итак, я открыл тетрадку в решимости начать записи… За первый час я написал две фразы. Потом вычеркнул их и написал еще пару фраз. Прошел еще час. Я зачеркнул все, что написал, и выбросил тетрадку. Понял, что писать не могу. Тогда, в 1964-м году, наверное, время еще не пришло…
А потом я несколько раз пытался написать книгу. То начинал писать, то снова откладывал, собирал тексты своих интервью, перечитывал статьи, обрывки воспоминаний. В общем, как Ельцин, «работал с документами».
В конце восьмидесятых годов вышла моя небольшая книжка – «Старт в неизвестность». Эдакая карманная брошюрка из знаменитой в те годы серии «Библиотека „Огонька“». Книжки этой серии я помню с сороковых годов. Когда я увидел книжку, перелистал ее – возникло ощущение, что это не моя книга, не мои слова, порой – даже не мои мысли. Слишком постарался редактор. Тогда я решил по примеру Гоголя и Жюль Верна скупить весь тираж, чтобы никто не мог прочесть книжку. Но журнал «Огонек» тогда был популярен, его книжная серия тоже – и тираж оказался внушительный. Он разошелся по библиотекам – публичным и семейным.
В конце концов, я понял – сейчас или никогда. И вот теперь мой давний друг, банкир Алексей Коровин предложил мне заняться книгой воспоминаний и размышлений. Я последовал своему девизу – «Достойно участвовать в достойном деле!» – и согласился.
Прошу не считать эту книгу мемуарами «знаменитости». Сергей Петрович Капица в одном интервью сказал: «Я не знаменитый, знаменитым у меня был отец. А я просто известный». Мне эта формулировка нравится. Я тоже не знаменитый, я просто известный. И надеюсь, что моя жизнь, мой опыт, мои размышления будут интересны и полезны хотя бы некоторым читателям, которые дочитают ее до конца.
Я могу подписаться под словами В. Яна, вынесенными в эпиграф. Именно с такой мотивацией приступаю к этому новому для меня занятию. Я видел войну, видел и «извержение огнедышащей горы» – разве не похож на нее старт ракеты? И мне посчастливилось встречаться с такими замечательными, интересными людьми, что я не имею права уподобляться скупому в соответствии со словами
Открылась бездна звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.
Самое трудное в Космосе
Что самое трудное? Невесомость? Оторванность от Земли, от семьи? Аварийные ситуации? Нет. Самое трудное, как и на Земле, – говорить правду!
Я должен был в открытом космосе проверить состояние стыковочного узла. Был ли он испорчен после неудачных попыток состыковаться, которые предпринимали наши предшественники? Если выяснится, что узел неисправен и устранить неисправность невозможно – программа нашего полета сократится. Не будет гостевых визитов Губарева и Ремека, Джанибекова и Макарова…
Выйти в космос нам предстояло из стыковочного люка, который, в отличие от выходного люка станции, не был специально подготовлен для таких выходов… Интересное совпадение: перед первым полетом меня сфотографировали выглядывающим из стыковочного люка. А теперь мне через него предстояло выйти в открытый космос… Выходной люк оборудован специальным «якорем», который держит космонавта в открытом космосе. С Земли ведут медицинский контроль… Но тот люк расположен слишком далеко от узла, который я должен осмотреть, – поэтому нам пришлось выходить через неудобный стыковочный люк…
Мы установили у люка самодельные мягкие поручни. Перенесли в соседний отсек приборы с острыми углами, которые располагались на пути к люку: об острые углы мы могли испортить скафандры. Для выхода в открытый космос у нас были скафандры новой конструкции – полу жесткие.
Мы тренировались, втискивались в скафандры, герметизировали друг друга. Ощущение – как будто находишься в железном чемодане с мягкими руками и ногами.
Без шутки в длительном полете невозможно. Однажды – когда состояние было средним «между плохо и очень плохо», я решил поднять настроение небольшим розыгрышем. На виду у телекамер ЦУПа я вплыл в переходный отсек и начал вертеть ручку люка на открытие. Вертел усиленно, с таким усердием, будто выскочить в космос погулять без скафандра – это моя давняя мечта. Слышу, оператор на Земле даже вскрикнул от неожиданности. Розыгрыш удался! А ведь я всерьез открыл замок люка – и потом его закрыл. Опасности не было, потому что давление держало люк закрытым с такой силой, что там и слон бы не продавил его…
По программе перед выходом в открытый космос мы должны были подготовить станцию к аварийной ситуации – на случай, если люк, который мы откроем, невозможно будет закрыть. В этом случае мы должны были разгерметизировать станцию и на своем «Союзе» вернуться на Землю. Это был бы конец станции «Салют-6».
Мы решили не думать об аварийном покидании станции, даже не завершили подготовку к возможной разгерметизации. Как говорится, со жгли за собой мосты перед боем. По пути к люку скафандр перехватил мне ногу – как будто тесным обручем. Люк открылся с невероятным трудом. От усилий мы обливались потом. У меня была фомка, ее изготовили специально для нас по лучшим образцам из музея криминалистики. Мелькнула мысль: а сумеем ли мы его закрыть? Может быть, не стоило рисковать станцией, выходить в открытый космос в опасной обстановке?
Я высунулся по пояс. Ощущение – как будто стою на высоченной кафедре, а подо мной Земля, погруженная в ночь. Города светятся уличными фонарями, видны огни маяков…
Хочется посмотреть на Землю, но надо работать: проверить, готов ли стыковочный узел к приему кораблей… Наш самодельный «якорь» оказался ненадежным. Пришлось Юре держать меня за ноги, пока я работал. Когда мне надо было сделать движение – Юра меня поворачивал. Это была героическая работа. Когда мы сняли скафандры – у него на плечах были кровоподтеки.