Космонавта никто не ждал
Шрифт:
— Я майор Снежинин с планеты Земля. Лечу к вам для установления контакта — передал я. — Как называется ваша планета и как называется ваша страна?
— Наша планета называется Емля, страна называется Ранция, — отстучали оттуда. — Сколько лет вы находитесь в полете?
— Семнадцать лет и пять месяцев, — дал я ответ.
— Как граф Онте Ристо в замке 'В? — спросили меня.
— Да, у нас тоже есть такая история, — подтвердил я.
— Это профессор Отье, — пропел аппарат. — Скажите, через какое время вы будете на орбите Емли? Какой вес вашего корабля? Какой длины
— Длина корабля 36 метров, размах крыльев 24 метра, посадочная масса около 105 тонн. Необходимо не менее 2000 метров посадочной полосы. Выход на орбиту Емли через десять суток, — сообщил я.
— О вашем прибытии будет сделан доклад в Лиге Наций, — сообщил профессор. — До связи.
— До связи, — отстучал я.
Мне просто повезло. Нашлась добрая душа, которая решила проверить сообщенную информацию и сделала это, заручившись поддержкой научных работников. Представляю, что начнется в Лиге Наций после доклада профессора Отье. Не все страны смогут принять мой корабль. Это раз. Не всем нужен я. Это два. Неизвестно, какую идеологию я привезу с собой. И почти всем нужен я, так как полеты в космос предполагает наличие сильно развитой науки и техники. Это три.
Запела "морзянка":
— Сне-жи-нин, — прочитал я. — Сне-жи-нин.
— На месте, — отстучал я.
— Ты похож на человека? — спросила меня дама.
— А ты как думаешь? — вопросом на вопрос ответил я.
— Я думаю, что похож, — отстучала Емля, — а ты действительно офицер?
— Да, — ответил я.
— А у тебя есть лошадь? — спросила собеседница.
— Есть, стоит рядом и ржет, — отшутился я.
— Как ржет? — спросили меня.
— Вот так и ржет, как все другие лошади, летающие в пассажирских самолетах, — ответил я.
На Емле поняли, что это шутка, но как-то очень долго понимали ее.
— Снежинин, ты усский, — спросили меня.
— Я - русский, — ответил я, — а кто такие усские?
— Усские это те, которые живут в Оссии, — сообщили мне. — Как твое имя?
— Мое имя Олег, — сказал я, — а как зовут тебя?
— Мариэтт, — отстучала девушка, — я пишу о тебе в газету и хочу быть все время рядом с тобой.
— Очень приятно. А если я такой же, как звонарь Квазимодо? — спросил я.
— У нас он называется Вазимодо, но его любили все женщины, — сообщила Мариэтт.
— И ты собираешься меня любить? — не удержался я от вопроса.
— В стране, где выращивают пони, советуют не торопиться, — ответила девушка.
— В моей стране тоже так говорят. А вдруг ты мне не понравишься? — спросил я.
Через какое-то время пришел вопрос:
— Это почему я тебе не понравлюсь? — я так и чувствовал раздражение в голосе девушки.
— Мне не нравятся любовницы вашего Вазимодо, — продолжал я интриговать.
— Я тебя ненавижу, — пропела мне морзянка и пропала. Весь эфир был забит разнотонной "морзянкой", но эта была особенная.
После этого разговора на меня стали выходить сотни радистов и предлагали начать радиообмен именно с ними. Пришлось никому не отвечать, чтобы не вызывать ненужного ажиотажа. Я отправлял официальное обращение от имени Земли,
Если она действительно пишет в газету обо мне и для этого поддерживает связь, приглашая профессоров, то сейчас должно начинаться соблазнение меня всеми благами и условиями пребывания.
Оссия это, похоже, Россия. Вроде бы и родина тоже, да только не понятно, какой год сейчас идет у них. Если где-то период между двумя мировыми войнами, то туда лучше не появляться, потому что у товарищей того время вопросы идеологии превалировали над нормами международного права, обыкновенного разума и прав человека.
Глава 17
Я приближался к орбите Емли. С профессором, который общался со мной через военного специалиста, я понял это по четкому отбиванию точек и тире, было обговорено вероятное место приземления в местечке Ле Урже в двенадцати километрах северо-восточнее города Арижа.
Через семь дней запела знакомая "морзянка":
— Сне-жи-нин.
Я ответил, что нахожусь на связи.
— Ты меня обидел, — передала Мариэтт, — но редакция требует от меня материал. Напиши мне что-нибудь, и я передам это как беседу с тобой.
— Так ли это тебе нужно, чтобы разговаривать со мной? — отстукал я. — Ты напиши о том, что я тебя обидел и как я тебя обидел. Напиши, что на землю летит монстр, питающийся красивыми девочками. Что у него два ряда острых акульих зубов и холодные руки. Он сын дракона и феи и умеет изрыгать огонь.
— Ты издеваешься надо мной? — спросила Мариэтт.
— А вот это зависит от тебя, как решать, издеваюсь я над тобой или не издеваюсь? — дал я ей повод для размышлений. — Можешь представлять меня ангелом или монстром. Доверься своему сердцу, хотя какое может быть сердце при получении гонорара за опубликованный материал?
— Почему ты считаешь, что журналисты работают только за деньги? — спросила девушка. Чувствовалось, что ее точки и тире были разнокалиберными пулями из разных пулеметов.
— А за что они работают? За славу? Они люди и им нужно кушать. Им нужно одеваться. Им нужно содержать семью и они работают за деньги. Они и пишут то, что нравится тем, кто платит деньги. Те, кто платит деньги, делают политику и журналисты им помогают в этом, в зависимости от размера оплаты, — мне нравилось поддразнивать ее и, честно говоря, мне всегда было смешно, когда журналисты говорили о том, что они свободны в освещении тех или иных событий.
Они свободны освещать все, что угодно, но только для себя, а свет, то есть печатную полосу, увидят только те события, которые будут одобрены главным редактором. Поэтому, все разговоры о свободе прессы в свободном обществе это обыкновенная болтовня. Степень свободы в обществе зависит не от того, кто и как позволяет эти свободы, а от действенности и приоритета законов и законности в этом обществе. И получается, чем четче прописаны законы и чем строже они исполняются при равенстве всех людей перед законом, тем больше свободы в этом обществе.