Космонавты живут на земле

Семенихин Геннадий Александрович

Когда верь за Костровым закрылась, замполит обернулся к Дробышеву:

– Слушай, Иван Михалыч, ты с ним когда-нибудь водку пил?

– С чего вы это? – даже обиделся Дробышев. – Нет, конечно.

– Детей у него крестил?

– Тоже нет.

– А в гостях хоть раз был?

– Ну собирался, – смущенно сознался майор.

Нелидов торжественно похлопал его по крепкой спине и подмигнул генералу:

– Смотрите, Сергей Степанович. Никаких родственных и даже близких приятельских отношений не нажил с Костровым. А случилась у человека беда – и все бросил, отпуском пожертвовал, забыл и про Кавказское побережье, и про двенадцать градусов воды и выручать помчался. Вот как рождаются новые отношения.

– Ну, вот еще, – грубовато

возразил Дробышев, – вы еще беседу с личным составом на эту тему проведите, Павел Иваныч.

– Беседу – не знаю, – вставил генерал, – а вот походатайствовать перед вашим начальством, чтобы эту поездку считать командировкой и восстановить пропавший срок отпуска, это мы сделаем.

Потом они, все трое, подошли к широкому окну. Увидели на пустынной скамейке одиноко сидящего человека, черный портфель на его коленях. Поставив на него локти, человек ладонями подпирал тяжелую голову и глядел себе под ноги так, чтобы ни один случайный прохожий не мог увидеть его глаза.

– Плачет, – сочувственно сказал Мочалов.

* * *

Две недели Алеша Горелов усиленно занимался тренировками. Термокамера сменялась качелями Хилова и крутящимися креслами, спортивные снаряды «бегущей дорожкой» или учебными полетами. Еще один раз свозили его на центрифугу, и опять строгая Зара Мамедовна улыбкой проводила его, как победителя двенадцати Ж.

Вспоминая ночной разговор с генералом Мочаловым, Горелов ликовал. Обещание командира отряда включить его в число дублеров будило энергию и уверенность. Он и по дорожкам городка космонавтов ходил уже не робко и скромно, как это было совсем недавно, когда первому встречному коллеге Алеша безропотно уступал дорогу, а смелой пружинистой походкой убежденного в своих возможностях человека. Значит, если он даже и не полетит в этом году в кабине космического корабля, то все равно увидит своими глазами космодром, стартовую площадку и огромную ракету – она в сиянии белого пламени унесет к звездам кого-то из его друзей. С космодрома он обязательно привезет горсточку сухой жаркой земли, с которой стартовали все его предшественники.

Друзья его в эти дни много и горячо говорили о предстоящем полете, каким он, по их мнению, будет, какие корабли придется изучать, а главное, сколько еще ждать им.

– Вы не унывайте, – рассуждал добрый покладистый Виталий Карпов, – что нам стоит потерять годок-другой, ведь у нас в запасе вечность.

=Да, вечность, – скептически тянул Игорь Дремов. – Вы, ребята, не забывайте, что на нынешних скоростях к звезде Проксима, что прописана на жилплощади созвездия Центавра, лететь ни мало ни много как шестьдесят шесть тысяч лет.

– А зачем нам в этакую даль забираться? – басил Олег Локтев. – Нам бы к старушке Луне хотя бы на свидание попасть… Да на плазменных двигателях, чтобы понадежнее да поскорее.

– У тебя, Олег, даже мысли тяжеловесные, – вставлял Андрей Субботин. – Вот у Жени Светловой и то фантазии больше, даже она выше тебя рвется – о Марсе мечтает. Только Рогов не пустит. Он марсиан боится. Они мужики сурьезные, воинственные, того и гляди, покорят ее сердечко. А вот чего наш Алеша Горелов молчит, понять не могу? Хитер волжский мужичок. Небось в этом году нас всех обойти мечтает.

– Да что вы, ребята, – пунцовел Горелов, – я считаю, что в этом году должен был наш парторг Сережа Ножиков стартовать.

– Это и мы знаем, – хмуро останавливал его Субботин, – да как же он может стартовать? Ты, что ли, ему свои ноги отдашь?

– И отдал бы, если бы мог, – стоял на своем Алеша.

– Нет, нет, – допытывался настойчивый Андрей, – лучше скажи, когда сам полететь бы хотел?

– Когда прикажут, – уклончиво отвечал Горелов и отходил от своих коллег. Ему было неловко оттого, что слово, данное генералу Мочалову, лишает его возможности поведать о той ночной беседе, но тут же он думал: «Вот ахнут, когда услышат, что еду дублером». Он знал,

что так думать нехорошо, но гордость пощипывала, просилась наружу, и Алеша ей уступал. Мечтать о ближайшем будущем было приятно. Мысленно он уже задумывался над более практическими вопросами: сколько человек полетит в корабле, понадобятся скафандры или нет, пошлют ли его вторым пилотом или только дублером. Думал, как ахнут в Верхневолжске и в Соболевке, если по всем радиостанциям мира назовут его фамилию, и как будет важно трогать свои усы огромный полковник Ефимков и всем повторять: «Это же мой кадр. Соболевка плохих не делает!».

С каждым днем разговоры об этом возникали все чаще и чаще. Алеша думал о том торжественном часе, когда узаконят его положение кандидата и скажут об этом всем космонавтам. Ему казалось, что это будет сделано как-то особенно торжественно и необычно, и, когда всем им сообщили, что после окончания занятий ровно в семнадцать ноль-ноль космонавтов вызывает на совещание генерал Мочалов, он не придал этому ровным счетом никакого значения. Несколько позднее передали, что генерал задерживается на аэродроме, и совещание, назначенное на семнадцать, переносится на двадцать ноль-ноль.

Июньский вечер разбросал уже густые тени, и они постепенно сливались в теплые сумерки, когда Алеша Горелов вышел из подъезда. Разгоряченный за день асфальт стыл под ногами. В клубе заканчивался сеанс. Шел старый фильм «Александр Невский», и Черкасов – Невский хриплым голосом утверждал на весь гарнизон: «А кто с мечом к нам войдет, от меча и погибнет».

– На том стояла и стоять будет земля русская! – опередив артиста, сказал за спиной у Алеши нагнавший его Володя Костров. – Удивляешься? Я еще с тридцать девятого года концовку эту заучил. Три раза подряд в свое время «Александра Невского» смотрел. И сынишку послал сегодня. Хорошая вещь.

Они быстро дошли до штаба. У широкой клумбы стояли две черные «Волги», но это из нисколько не удивило. Ежедневно в отряд приезжали представители с завода или ВВС, из института космической медицины. Виталий Карпов подстроился к ним в коридоре, и они втроем вошли в генеральский кабинет.

– Находите свободные места и присаживайтесь, – издали кивнул Мочалов. Только теперь Алеша кое-что начал понимать и оробело посмотрел на Кострова. Вся немногочисленная мебель в кабинете командира части была уже занята космонавтами, и им пришлось из приемной вносить для себя стулья. Горелов устроился у самых дверей и оглядел присутствующих. На венских стульях, приставленных к обеим стенам, сидели космонавты. Не было ни одного равнодушного лица. Он увидел, как нервно дрогнул мускул на худощавом лице Игоря Дремова. Виталий Карпов пощипывал усики, щурился, Олег Локтев сжал руки в тяжелые кулаки, и эти кулаки неподвижно лежали на подлокотниках кресла, – он единственный из всех сидел в кресле. Обычно насмешливо вздернутые губы Андрея Субботина были плотно сжаты. Женя Светлова (она пришла в лейтенантской форме) плотно сжала коленки под узкой короткой юбкой. Марина Бережкова сидела прямая как свеча, отстранясь спиной от стула.

Все виды света – и обе люстры, и бар, и настольная лампа – горели в кабинете. За столом по одну сторону от генерала сидели начштаба Иванников и замполит Нелидов, а по другую – Юрий Гагарин и генерал-лейтенант авиации Каманин. Горелов несколько раз видел Каманина в гарнизоне, однажды был ему представлен. Он сразу проникся уважением к этому неторопливому в движениях генералу, лицо которого знал по портретам еще с детских лет. Он тотчас же подумал: «Если приехал Каманин и здесь же Гагарин, значит, это вовсе не обычное совещание». Оглянулся на Кострова. У Володи было спокойное обычное лицо и глаза из-под темных бровей смотрели даже весело. Перехватив взгляд Горелова, он едва заметно ему подмигнул, что означало: «сиди, ожидай». Алеша не удержался от взволнованного вздоха. Значит, сейчас… сейчас пойдет речь об этом. О полете нынешнего года. Он почувствовал необычную сухость во рту.