Космос, нервная система и шмат сала
Шрифт:
— Ничего вроде… А что? — спросил Попов.
— Не говорил с женой?
— Мы с ей неделю уж не разговариваем.
— Не заметил в ней никаких перемен?
— Заметил. — Попов усмехнулся, — Вчера вечером долго на меня смотрела, потом говорит: «Был у следователя?» — «Был, — говорю. — А что, тебе одной только бегать туда?»
— А она что?
— Ничего больше. Молчит. И я молчу.
— Возьмут они свои заявления назад, — сказал Ваганов. — Еще разок вызову, может, не раз даже… Думаю, что возьмут.
— Хорошо бы, — просто
— Павел, — в раздумье начал Ваганов про то главное, что томило, — хочу с тобой посоветоваться… — Ваганов прислушался к себе: не совестно ли, как мальчишке, просить совета у дяди? Не смешон ли он? Нет, не совестно и вроде не смешон. Что уж тут смешного! — Есть у меня женщина, Павел… Нет, не так. Есть на свете одна женщина, я ее люблю. Она была замужем, сейчас разошлась с мужем и дает мне понять… — Вот теперь только почувствовал Ваганов легкое смущение — оттого, что бестолково начал. — Словом, так: люблю эту женщину, а связываться с ней боюсь.
— Чего так? — спросил Попов.
— Да боюсь, что она такая же… вроде твоей жены. Пропаду, боюсь, с ней. Это ж на нее только и надо будет работать: чтоб ей интересно жить было, весело, разнообразно… Ну, в общем, все мои замыслы побоку, а только ублажай ее.
— Ну-у, как же это так? — засомневался Попов. — Надо, чтоб жизнь была дружная, чтоб все вместе: горе — горе, радость тоже…
— Да постой, это я знаю — как нужно-то! Это все знаю.
— А что же?
У Ваганова пропала охота разговаривать дальше. И досадно стало на кого-то.
— Я знаю, как надо. Как должны жить люди, это все знают. А вот как быть, если я знаю, что люблю ее, и знаю, что она… никогда мне другом настоящим не будет? Твоя жена тебе друг?
— Да моя-то!..
— А что «моя-то»? Люди все одинаковы, все хотят жить хорошо… Разве тебе не нужен был друг в жизни?
— Я так скажу, товарищ Ваганов, — понял наконец Попов. — С той стороны, с женской, оттуда ждать нечего. Это обман сплошной. Я тоже думал об этом же… Почему же, мол, люди жить-то не умеют? Ведь ты погляди: что ни семья, то разлад. Что ни семья, то какой-нибудь да раскосяк. Почему же так? А потому, что нечего ждать от бабы… Баба, она и есть баба.
— На кой же черт мы тогда женимся? — спросил Ваганов, удивленный такой закоренелой философией.
— Это другой вопрос. — Попов говорил свободно, убежденно — правда, наверное, думал об этом. — Семья человеку нужна; это уж как ни крутись. Вез семьи ты пустой нуль. Чего же тогда мы детей так любим? А потому и любим, что была сила — терпеть все женские выходки.
— Но есть же… нормальные семьи!
— Да где?! Притворяются. Сор из избы не выносют. А сами втихаря… бушуют.
— Ну, елки зеленые! — все больше изумлялся Ваганов. — Это уж совсем… мрак какой-то. Как же жить-то?
— Так и жить: укрепиться и жить. И не заниматься самообманом. Какой же она друг, вы что? Спасибо, хоть детей рожают… И обижаться
— Так, так, — проговорил Ваганов. — Ну нет, Попов, это в тебе горе твое говорит, неудача твоя. Это все же не так все…
Попов пожал плечами.
— Вы меня спросили — я сказал, как думаю.
— Это верно, верно. Я не спорю. Спорить тут надо целой жизнью, а так… это…
— Конечно. Каждый так и живет — с самого начала. Скажи мне тогда: «Не женись, мол, Пашка, ошибесся». Что я на это? Послал бы подальше этого советчика и делал свое дело. Так оно и бывает.
— Да-да, — согласился Ваганов. — Это верно. Ну хорошо. — Он встал. Попов тоже встал. — До свидания, Павел. Думаю, что они возьмут свои заявления. Только ты уж…
— Да нет, что вы, товарищ Ваганов! — заверил Попов. — Больше этого не повторится, даю слово. Глупость это… Чего из их выколачивать-то? Пусть им самим совестно станет. А то мне же и совестно — нашумел… Хожу, кляузами занимаюсь, рази ж не совестно?
— Ну до свидания.
— До свидания.
Только за Поповым закрылась дверь, Ваганов сел к столу — писать. Он еще во время разговора с Поповым решил дать Майе такую телеграмму:
Он записал так… Прочитал. Посвистел над этими умными словами все тот же мотив: «Я играю на гармошке…» Аккуратно разорвал лист, собрал клочочки в ладонь и пошел и бросил их в корзину. Постоял над корзиной… Совершенный тупой покой наступил в душе. Ни злости уже не было, ни досады. Но и работать он бы не смог в этот день. Он подошел к столу и размашисто, но весь лист, написал:
Видеть кого-то из сослуживцев и говорить о чем-то — это тоже сегодня не по силам.
Он пошел домой. Дорогой негромко пел:
А я играю на гармошке У прохожих на виду-у. К сожаленью, день рожденья — Только ра-аз в го-оду-у.День стоял славнецкий — не жаркий, а душистый, теплый. Еще не пахло пылью, еще лето только вступало в зрелую пору свою. Еще молодые зеленые силы гнали и гнали из земли ядреный сок жизни: все цвело вокруг, или начинало цвести, или только что отцветало, и там, где завяли цветки, завязались пухлые живые комочки — будущие плоды. Благодатная, милая пора! Еще даже не грустно, что день стал убывать, еще этот день впереди.