Космос, нервная система и шмат сала
Шрифт:
— Тебе хочется, чтобы поскребло?
— А что?.. Только… не получится у тебя.
Женщина посмотрела на мужа.
— Испугаешься, — сказал тот. — Для этого нужно мужество.
— Перестань, — сказала жена серьезно. — Чего ты?
— Мужество и, конечно, сила, — продолжал муж, — Надо, так сказать, быть в фс ме. Вот он — сумеет. Между прочим, он сидел в тюрьме.
— Почему ты решил?
— Не веришь? Иди спроси у стариков.
— Если тебе нужно, иди спрашивай.
— А что?
Муж вышел к старикам.
Через
— Пять лет! В лагерях строгого режима. За грабеж.
Отсыревший к вечеру, прохладный воздух хорошо свежил горячее лицо. Спирька шел, курил. Захотелось вдруг, чтоб ливанул дождь — обильный, чтоб резалось небо огневыми зазубринами, гремело сверху… И тогда бы — заорать, что ли.
Спирька направился в очередное «логово» — к Нюре Завьяловой.
Стукнул в окно.
— Ну? — недовольно спросила заспанная Нюра, смутно, белым пятном маяча окном.
Спирька молчал, думал про Нюру: один раз, в войну, когда Нюре было двадцать три и она была вдовой с двумя маленькими ребятишками, Спирька (ему тогда шел четы надцатый) ночью сбросил с воза в огород к ней мешок зерна (ехали обозом в город молоть). Нюре стукнул вот в это, кажется, окно и сказал торопливо;
— Найди в огороде, у бани… Спрячь подальше!
А когда через два дня, тоже ночью, пришел к Нюре, она накинулась на него:
— Ты што, Спирька, змей полосатый, в тюрьму меня захотел посадить?! Сам хочешь сытый ходить, а к другим подбрасываешь?..
Спирька опупел.
— Да не себе я, чего ты разоралась-то!
— Кому же?
— Тебе. Им же исть надо! — Про детей Нюриных. — Голодные же сидят…
Нюра заревела коровой, бросилась обнимать Спирьку. Спирька, расстроенный, матерился.
— Ну, и вот!.. Будешь им в ступке толочь да лепешки в золе печь вкуснятина, сил нет…
Вот что вспомнилось вдруг.
— Чего стоишь-то? — спросила Нюра. — Дверь открыта… Стариков не разбуди.
Спирька стоял. Было в его характере какое-то жестокое любопытство: что она сейчас будет делать?
— Спирька!.. Ну, чего ты?
Молчание.
— Иди, что ли?
Молчание.
— Дурак заполошный… Разбудит, а потом начинает… Ну и иди к черту! — Нюра пошла к кровати.
Спирька неслышно прокрался по прихожей избе, где храпели старики Нюрины, и очутился в горнице.
— Чего выкобениваешься-то?
Спирьке нестерпимо стало жаль Нюру… Какого черта, действительно? Лучше не приходить тогда.
— Все, Нюрок, спим.
Через три дня, вечером, Спирька пошел к Прокудиным. Квартирантов не было дома. Спирька побеседовал пока со стариками. Рассказал, что одному солдату явилась земная божья мать…
Пришла Ирина Ивановна. Одна. Свеженькая: внесла в избу прохладу вечерней весенней улицы. Удивилась и, как показалось Спирьке, обрадовалась. Спокойный, решительный, Спирька
— Букетик, — предложил он, И подал женщине кроваво-красный пылающий букетик жарков.
— Ах!.. — обрадовалась женщина, — Ах, какие они! Как они называются? Я таких никогда не видела…
— Жарки. — В груди у Спирьки весело зазвенело. Так бывало, когда предстояло драться или обнимать желанную женщину, Он не скрывал любви, — Я вам теперь часто буду такие привозить.
— Да нет, зачем же?.. Это ведь труд лишний…
— Ох, — скокетничал Спирька, — труд! Мимо езжу, их там хоть литовкой коси… — Спирька подумал, что хорошо все-таки, что он красивый. Другого давно бы уж поперли, и все. Он улыбался, ему было легко.
Женщина тоже засмеялась и смутилась, Спирька наслаждался: как в знойный-знойный день пил из ключа студеную воду, погрузив в нее все лицо. Пил и пил — и по телу огоньком разливался томительный жар. Он взял женщину за руку… Как во сне! — только бы не просыпаться.
Женщина хотела отнять руку… Спирька не выпустил.
— Зачем вы?.. Не нужно.
— Почему не нужно? — Все, что умел Спирька, все, что безотказно всегда действовало на других женщин, все хотел бы он обрушить сейчас на это дорогое, слабое существо. Он молил в душе; «Господи, помоги! Пусть она не брыкается!» Он повлек к себе женщину… Он видел, как расширились ее близкие удивленные глаза. Теперь — чтоб не дрогнула, не ослабла рука…
«Господи, мне больше пока ничего не надо — поцелую, и все». И поцеловал. И погладил белое нежное горлышко… И еще поцелова мягкие податливые губы. И тут вошел муж… Спирька не слышал, как он вошел. Увидел, как вскинулась голова женщины и испуг плеснулся в ее глазах… Спирька услышал за спиной насмешливый голос:
— Те же. И муж.
Спирька отпустил женщину. Не было ни стыдно, ни страшно. Жалко было. Такая досада взяла на этого опрятного, подтянутого, уверенного человека… Хозяин пришел. И все у них есть, у дьяволов, везде они желанные люди. Он смотрел на мужа.
— Лихой парень! Ну как, «удалось что-нибудь? — Сергей Юрьевич хотел улыбнуться, но улыбки не вышло, только нехорошо сузились глаза и толстые губы обижен но подрожали. Он посмотрел на жену, — Что молчите? Что побледнела?! — Крик — злой, резкий — как бичом стегнул женщину. Шлюха!.. Успела? — Муж шагнул к ней.
Спирька загородил ему дорогу. Вблизи увидел, как полыхают темные глаза его обидой и гневом… И еще уловил Спирька тонкий одеколонистый холодок, исходиший от гладко выбритых щек Сергея Юрьевича.
— Спокойно, — сказал Спирька.
В следующее мгновение сильная короткая рука влекла Спирьку из горницы.
— Ну-ка, красавец, пойдем!..
Спирька ничего не мог сделать с рукой: ее как приварили к загривку, и крепост руки была какая-то нечеловеческая, точно шатуном толкали сзади.