Космос. Марс

Андреев Никита Александрович

Нака слушала внимательно и кивала. Волосы ее с угольным оттенком, свойственным всем японским девушкам, стояли домиком в форме индейского вигвам. Командир Стивенсон обратился к ней:

– Нака, диагностика реактора завершена?

– Показатели в норме, сэр. ЦУП программу запуска утвердил.

В произношении Наки «сэр» звучало как «сир», словно она обращалась к Стивенсону не как к командиру, а как к представителю королевской семьи.

Повисла пауза. Командир Стивенсон обвел взглядом все присутствующих.

– Я знаю, что каждый

из вас думает. Об этом повсюду говорят. Испытания первого реактора едва не привели к термоядерному взрыву, – он уважительно посмотрел на Покровского. – Это было десять лет назад. Причина поломки была выявлена и устранена. Опасаться нечего. Для нас разработаны подробные планы на любые неполадки, даже самые невероятные.

Стивенсон сделал паузу, чтобы его слова дошли до каждого.

– Иван, каково состояние систем жизнеобеспечения?

Покровский время от времени приседал, зацепившись ступнями за поручень на полу.

– Новая установка электролиза работает хорошо. Хотя и мощная чересчур получилась. Вода расщепляется на кислород и водород, выдыхаемый нами углекислый газ собирается вновь и вступает в реакцию с полученным водородом. Мы снова получаем воду и процесс начинается заново. Цикл полностью замкнут. Но я все равно рекомендую ваши ценные жидкостные отходы собирать, а не утилизировать, так на всякий случай.

Все покивали.

– Вентиляция вычищена, но не везде. Фильтры забиты в некоторых местах, – продолжал Покровский. – Общая проходимость пока в норме. Хотя…

– Мы здесь именно для того чтобы обсуждать проблемы.

– Просто болячки. Ничего серьезного. Я все исправлю, – отмахнулся Покровский.

– Пожалуйста, подготовь подробный отчет.

Покровский оттолкнулся от пола, оказавшись выше командира. Стивенсону даже пришлось приподнять голову.

– Будет сделано, кэп. Кстати, я уже испытал установку переработки мочи. Немного кисловатый вкус, но от жажды спасет.

Покровский улыбнулся. Нака хихикнула и прикрыла рот. Стивенсон сделал безразличное лицо и обернулся к экранам, которые только что появились за спиной. На виртуальной карте в центре располагалось Солнце, очерченное орбитами планет. Зеленая точка рядом с голубым шариком обозначала местоположение Прайма—1479. Точка отрывалась от Земли, словно ребенок от матери, и летела по изогнутой дуге к другой, красной точке.

– По предварительным расчетам полет составит восемьдесят суток. На восемьдесят первые Прайм должен выйти на орбиту Марса. В следующие двенадцать часов мы отстыкуем лабораторный модуль доктора Патела и жилой модуль с грузом продовольствия, и топлива, – на втором экране появилась карта Марса. – Модули садятся на поверхность вот в эту точку в семи километрах от купола Юпитера и в шести километрах от входа в пещеру. Челнок садиться в течение следующих шести часов. Место посадки меньше одного квадратного километра. Это единственная подходящая равнинная площадка вблизи. Вокруг гористая местность, много острых камней и оврагов.

Промахнемся даже на сотню метров и шансов выжить не будет. Поэтому спуск пройдет в автоматическом режиме под контролем спутников Глаза. Если автоматика посчитает, что существует даже небольшая вероятность отклонения, челнок будет возвращен на Прайм, а миссия будет считаться проваленной.

Опять повисла тишина.

– Члены экипажа: Скотт Стивенсон, Ричард Пател, Андрей Молчанов и Нака Миура высаживаются в челноке на поверхность планеты. Бортинженер Иван Покровский остается на орбите для поддержания функционирования корабля. Программа миссии рассчитана на восемь месяцев работы пока Земля и Марс вновь не сблизятся на достаточное расстояние.

– Не переживай, летописец без тебя не улечу, – Покровский хлопнул Молчанова по плечу.

– Доктор Пател, сколько у нас есть времени до взрыва термобомбы? – спросил Стивенсон.

Ричард Пател словно спал с открытыми глазами. Стивенсон собирался спросить еще раз, но тут он внезапно заговорил:

– Реакция синтеза, протекающая в термбомбе вызовет мощное электромагнитное излучение…

– Оу, а можно без этих ваших излучений, – вмешался Покровский. – По – человечески скажите, док. Когда рванет?

– Система охлаждения автономная, насколько долго она будет функционировать я не знаю. После отключения температура возрастет волнообразно, стенки начнут разрушаться…

– Док, просто назовите цифру! – требовал Покровский.

Ричард Пател взглянул на Покровского, как на мелкое насекомое, цапнувшее его на прогулке. Затем он перевел взгляд на командира Стивенсона, и тот кивнул в его сторону.

– Пятьдесят, может быть сто дней.

– Ух, большой разбег, – сказал Покровский.

– Будет еще меньше если марсиане попытаются вскрыть термобомбу, – сказал доктор Пател.

– Как же мы узнаем, что эта бомба не сработала, что еще не поздно? – спросила Нака.

– Глаз засечет всплеск инфракрасного излучения из пещеры.

– Хорошо, будем рассчитывать, что это не произойдет до нашей высадки, – заговорил Стивенсон. – Андрей, ты изучал последствия воздействия такого излучения на живые организмы. Насколько это опасно для марсиан?

Молчанову стало не по себе, что на него уставилось сразу четыре пары глаз.

– Смертельная доза облучения для организма схожего с человеческим будет в радиусе ста метров прямой видимости.

Покровский чуть не поперхнулся.

– Прямой видимости? То есть встал за любой камень и спасен. Послушайте, у нас на борту между прочим штука в миллион раз мощнее и опаснее. Вот о чем нужно переживать, – Покровский указал пальцем в сторону реакторного модуля.

– Андрей, они могут осознать опасность от нее? – спросил Стивенсон.

Взгляды за ответом вновь упали на Молчанова.

– Судя по биоморфной внешности существа, оно достаточно примитивно. Уровень развития скорее всего схож с предком человека питекантропом.