Костер для инквизитора
Шрифт:
Конь стелился над травой, птицей летел-парил над змеей-зверем. Настиг, обошел, серый метнулся в сторону, из-под копыт…
– И-и-я-о-ха-а! – нечеловеческий визг исторгся из груди Андрея.
Так конь кричит, вставая на дыбы, чтобы обрушиться на соперника.
Ах, как он прыгнул! На скаку, вниз, земля – прямо в лицо!
– И-и-я-а-о-ха-а!
Прямо на серое змеиное тело!
Ха! Глухой удар, хруст костей, нечеловеческий вопль боли. Покатились по земле, клубком, колени сдавливают горячие бока, как только
—Йа-а-а!
Остановились. Андрей – внизу, серое – сверху. Пыль. Запах пота. Запах раздавленной зелени. Саднящая боль в спине… И выворачивающееся из рук, оборачивающееся: из узкой серой морды – в узкое личико с большим ртом и огромными, шальными, пьянящими глазами. Волосы, удлиняясь на глазах, упали на лицо, мертвая серая шерсть осыпала щеки и бороду. Твердое, как дерево, зажатое между коленями тело зверя – упругое, гладкокожее, обжигающее даже сквозь холст.
– Ты ошибся, охотник…– ночной шепот, неуместный под сияющим оком Отца-Солнца.
Маленькие женские пальчики (черные крючья когтей – отмершие – потерялись в траве) – на потной мужской шее. Желание, жажда, боль – нестерпимы. Выворачивают, выгибают. Податливое тело, приникающее к самому естеству, сведенные судорогой колени разжимаются…
– Ты ошибся…
Рука, его рука соскальзывает вниз, ищет…
– Нет! Нет!
Визг, вопль, неверие, ужас в огромных, черных, как ночные озера, глазах – и знакомый хруст ножа, разрывающего плоть, живот, внутренности.
Андрей рывком сбрасывает с себя вспоротое от паха до грудины тело. Зияющая серая рана – ни крови, ни вони рассеченных кишок. Наступив ногой на мягкую женскую грудь, выдернув из ножен короткий прямой меч, он напрочь отсекает маленькую прекрасную головку.
Длинные волосы, запутавшиеся в траве, огромные глаза, полные слез.
– Ты ошибся, охотник…
Огромные встревоженные глаза.
– Опять, да?
Андрей встряхнул головой, отгоняя сон. Он все еще видел стремительно убегающее назад разнотравье и серую тень, струящуюся меж желтых и белых полевых цветов.
– Плохое, да? – Теплые ладони, поддерживающие его голову.– Уже прошло, Андрюша, ты уже проснулся, успокойся.
Наташа никогда не спрашивала, что ему снится. Понимала.
– Да,– согласился Ласковин.– Прошло.
Закрыл глаза и подумал:
«Вот и кончилась спокойная жизнь».
Глава шестая
В гостиной присутствие отца Егория ощущалось почти физически. Дело даже не в обстановке. Вот он, Андрей, вот Смушко, а отец Егорий… там, за дверью. Которую не открыть.
– Помнишь, Андрюша, как он к бандитам поехал тебя выручать? Как ты водку пить отказывался?
Сейчас, когда они остались вдвоем, Григорий Степанович опять казался прежним, домашним, уютным. Как колобок.
– Помню,– кивнул Ласковин.
Он тоже изменился. Себя, тогдашнего, с собой, теперешним, даже и не сравнивал. Жил такой парень…
– Дело наше двигается,– сказал Степаныч.– Отвел в больничке две коечки. Специалиста нашел. Кандидат медицинских наук. Бесплатно готов работать.
– За идею?
– За материал.
Ласковин хмыкнул.
– За лекарства,– уточнил Смушко.
– А почему койки две? – удивился Ласковин.
Он-то помнил: первая «спасенная» в лечении не нуждалась. В хорошей порке – это да.
Смушко хитренько подмигнул.
– Слава твоя растет и ширится.
Тут в гостиную вошел отец Александр, и Смушко замолчал. Нового общинного пастыря Григорий Степанович в дела не посвящал. Считал, ни к чему.
Поздоровались. Отец Александр, лохматый, круглощекий, с заметным брюшком, хотя года на два моложе Андрея. К Ласковину относился осторожно. Как бы даже с опаской, но разговаривал уважительно. Он со всеми разговаривал уважительно, глядя в глаза. Добрый, внимательный пастырь. Тихий. Эх, отец Егорий, отец Егорий!
– Там к вам пришли, Григорий Степанович. Из СМУ.
– Пусть подождут. Передайте им, отец Александр, если не затруднит.
– Нисколько.
Вышел.
– Так, говорю, слава твоя растет и ширится.
– Еще кого-то вытаскивать надо? – догадался Андрей.
– Поможешь?
– А куда я денусь? Излагайте.
Смушко изложил. По его словам выходило – мелочь. Не «организация», а так, мелкая астральная лавочка.
– Сделаем,– кивнул он.
– Вот и ладушки. Кушать будешь?
– Когда я отказывался? – улыбнулся Андрей.
– Павел Васильевич?
Павел Васильевич Губанок вздрогнул от неожиданности, но тут же расслабился. Это был тот, кого он ждал.
– Вы Андрей Александрович?
Кивок.
– Сядем в машину? – предложил Губанок.
– Да. Но в мою. Я полагаю, так будет лучше.
– Как скажете.
И Губанок двинулся следом за молодым человеком в темно-сером элегантном плаще, ломая голову, как же тот ухитрился подойти незамеченным. Хотя ответ на этот вопрос не имел ровно никакого значения.
Новая черная «Ауди-А4» – не ровня Губанковской «девятке». Но это тоже не имело значения.
– Куда мы едем? – спросил Губанок.
– К вашей дочери.
– Но… я… – Павел Васильевич не ожидал, что все произойдет так быстро.– Может, нам имеет смысл подготовиться?
Собеседник повернулся к нему. Он был лет на двадцать младше Губанка, но один взгляд – и Павел Васильевич почувствовал себя подростком.
– Не беспокойтесь,– заверил Андрей Александрович.– Мы приедем, заберем вашу дочь и уедем.