Костер неистовой любви (Марина Цветаева)
Шрифт:
«Любовь: зимой от холода, летом от жары, весной от первых листьев, осенью от последних: всегда – от всего. Я не любовная героиня, я никогда не уйду в любовника, всегда – в любовь», – однажды записала она в своем дневнике святую истину о своей неудержимой натуре.
Маринино сердце никогда не могло пустовать долго. После смерти Петра оно вдовело целых два месяца! До того дня, когда в салоне поэтессы Натальи Крандиевской, жены Алексея Николаевича Толстого, Марина познакомилась с известной поэтессой Софьей Парнок.
Настоящая фамилия этой дамы была Парнох, и родилась она в Таганроге, в семье провизора и фельдшерицы. Мать ее рано умерла, и неразборчивые связи овдовевшего отца возбудили у Софьи отвращение не только к семейной жизни, но и к
Как многие нормальные женщины, стихи она начала писать от любви и для любимого существа, однако существом этим была некая Надежда Павловна Полякова, связь с которой длилась пять лет. И отныне только женщин станет она любить, только о любви к женщине станет писать. Но при этом она признавалась в письме к своему близкому другу: «Когда я оглядываюсь на мою жизнь, я испытываю неловкость, как при чтении бульварного романа… Я смотрю на мою жизнь с брезгливой гримасой, как человек с хорошим вкусом смотрит на чужую безвкусицу!» Похоже, собственные сексуальные пристрастия госпожу Парнок если не коробили, то все же смущали, ибо, как многажды было заявлено, жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Однако неоспорима и другая расхожая истина: не может леопард изменить пятна свои, а потому Софья Парнок продолжала оставаться воинствующей лесбиянкой и уловлять в свои сети души и тела тех милых дам, которые не находили счастья для первой и удовлетворения для второго в объятиях своих мужей.
К числу таких милых дам и относилась Марина Цветаева. Правда, в отношении к ней страсть Софьи Парнок переплеталась с материнской нежностью (кстати, именно так относилась Марина ко всем своим мужчинам).
«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою» —Ах, одностишья стрелой Сафо пронзила меня!Ночью задумалась я над курчавой головкою.Нежностью матери страсть в бешеном сердце сменя.– «Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою»,– попытается объяснить Софья причины своей любви.
Если секс с женщинами (ну ладно, сделаем уступку временному лингвистическому антуражу и напишем поделикатнее – близость с женщинами!) для мадам Парнок был само собой разумеющимся, то с Мариной это произошло впервые. Но отнюдь не по принуждению!
Сердце сразу сказало: «Милая!»Всё тебе наугад – простила я.Ничего не знав – даже имени!О, люби меня, о, люби меня!Конечно, раньше она, наверное, и вообразить себе не могла, что когда-нибудь отправится в постель с дамой. Хотя, если честно, «в Марине было что-то для нее самой природно-тяжелое. В ней не было настоящей женщины. В ней было что-то андрогинное», по выражению одного из ее знакомцев позднейших времен, Романа Гуля. Впрочем, может статься, это андрогинное появилось в ней под влиянием именно встречи с ее первой любовницей, а то и атмосфера подействовала – атмосфера вседозволенности и распущенности в любовных отношениях, которая воцарилась в то время в России. Анна Ахматова, Ольга Судейкина, Зинаида Гиппиус и многие другие поэтессы, писательницы, художницы, актрисы, музыкантши (о мужчинах я уж не говорю: гомосексуализм
– и немедленно вызвало к жизни цикл стихов «Подруга».
Под лаской плюшевого пледа.Вчерашний вызываю сон.Что это было? – Чья победа? —Кто побежден?Всё передумываю снова.Всем перемучиваюсь вновь.В том, для чего не знаю слова.Была ль любовь?Кто был охотник? – Кто – добыча?Всё дьявольски наоборот!Что понял, длительно мурлыча.Сибирский кот?В том поединке своеволий.Кто, в чьей руке был только мяч?Чье сердце – Ваше ли, мое ли.Летело вскачь?И все-таки – что ж это было?Чего так хочется и жаль?Так и не знаю: победила ль?Побеждена ль?Да, эти блистательные стихи явились на свет из тьмы того, для чего Марина и в самом деле не знала слова, потому что все было дьявольски наоборот! Однако в этом новом для нее любовном мире она находила и новую для себя горькую усладу в прежде неведомом ей чувстве – мести Сергею. Связь с Софьей Парнок для Марины стала не данью моде, не помрачением ума – она хотела наконец получить утоление жажды плоти, которого не давал, ну никак не давал тот, кто обязан, должен был дать его хотя бы по своим супружеским обязанностям, – молодой, прекрасный, любимый муж.
Ах так? Ты меня этого лишаешь? Ну, значит, я возьму это счастье сама – из других рук и других губ!
Я Вас люблю! – Как грозовая туча.Над Вами – грех!За то, что Вы язвительны и жгучи.И лучше всех.За то, что мы, что наши жизни – разны.Во тьме дорог.За Ваши вдохновенные соблазны.И темный рок.За то, что Вам, мой демон круглолобый.Скажу: прости!За то, что Вас – хоть разорвись над гробом! —Уж не спасти!За эту дрожь, за то, что неужели.Мне снится сон?За эту ироническую прелесть.Что Вы – не он…Сей «иронической прелестью» Марина наслаждалась довольно долго – весну и лето 1915 года подруги жили вместе, не расставаясь ни днем, ни ночью. Сестра Ася и дочь Марины Аля сопровождали их на Украину, где они провели часть лета в имении, принадлежащем друзьям Парнок.
Марина еще недавно писала в своих дневниках: «Пол в жизни людей – катастрофа. Во мне он начался очень рано, не полом пришел – облаком. И вот постепенно, на протяжении лет, облако рассеялось: пол распылился. Гроза не состоялась, пол просто миновал. (Пронесло!) Облаком пришел и прошел».