Костер в белой ночи
Шрифт:
— Они хотят отдать все немцам. Откупиться хотят, — шумел дядька Леша, размахивая руками. — Там всего уйма, а народ голодает. Предать нас хотят.
Это слышали ребята, Сережка тоже с ними был.
— Идемте, народ, забирать все себе. Немец не сегодня-завтра нагрянет. Они из-под полы друг дружке все раздают. Отжираются, остальное немцу — вот как!
Кто-то из собравшихся усомнился:
— Там рабочая дружина.
— Какая рабочая? Начальнические жены да подстилки их. Рука руку
В этот день на складах дежурила тетя Катя.
Сергей забежал домой:
— Баба, деда где?
— Он на склады тете Кате обед понес. Она с завода прямо на дежурство ушла.
Сергей опрометью кинулся из дома и во все лопатки к складам. Туда, пыля и тревожно гудя, шли люди, поперед всех дядька Леша с ломиком в руках.
Задами, огородами, кустарником, обрывая штанишки, падая, задыхаясь и почему-то на ходу плача, мчался Сергей к складам.
Он вбежал в маленькую сторожку.
— Вас убивать идут! — закричал Сережка и бросился к деду. — Деда, они ломы взяли, колья ломают.
Заведующий складом Макарыч, старичок с худой, цыплячьей шеей, тетя Катя и еще двое работниц вышли из сторожки навстречу уже ввалившимся на территорию складов.
— Давай ключи, Макарыч!
— Будем гостинцы для немцев беречь!
— Добром просим! — кричали люди.
Дед с Сережкой тоже вышли за порог.
— Ага, вон она, вся семья тут! За подкормом пришли. Что я вам говорил? — раздался измененный визгливый голос. Но его все-таки узнал Сережка. Кричал дядька Леша, где-то позади толпы.
— Отдай ключи! — завизжала какая-то тетка.
— Граждане, прошу разойтися! Не совершайте преступления! — крикнул Макарыч, и голос у него был против других слабый и неслышный.
— Смотри, одна-то еще не дожевала прянички наши! — снова закричал дядя Леша из задних рядов.
Тетя Катя действительно продолжала жевать кусочек хлеба, оставшийся от обеда. Выходя из сторожки, она один кусочек положила в рот, другой отдала Сергею. Сережка только сейчас вспомнил, что сжимает его в кулаке, и почему-то очень поспешно сунул в рот.
— Глядите, люди добрые, и змееныш жрет. Издеваются! Бей их! — снова истошный вопль, подхваченный другими голосами.
Толпа, колыхнувшись, двинулась вперед.
— Товарищи, граждане!!! Вас обманывают. Все продукты выдаются в магазин и столовую строго по документам. Грамм в грамм, — снова, но теперь уже очень громко закричал Макарыч.
Его никто не слушал.
— Товарищи! Мы вынуждены применить оружие, — крикнула тетя Катя и неумело потянула из-под блузки старый на длинном шнуре наган.
— Я буду стрелять! — Макарыч кинулся в сторожку, сорвав со стены берданку, уперся дулом
Толпа на миг замерла. Но в это время кто-то громыхнул камнем в зарешеченные окна склада, и снова поднялся шум.
— Стойте, одну минуту! — снова закричал Макарыч.
Но в это время громыхнул небывалым — Сергей даже не узнал его голоса — басом дед.
— Неча упрашивать, Макарыч! А ну гранатой их! Едят тя комары! — Дед нырнул в сторожку. Мигом вымахнул обратно, сжимая в руке черную, отсвечивающую стальную гранату.
— Срываю кольцо! Семь бед — одни ответ. И и-и! — И, присев, сдернул левой рукою кольцо, изогнулся для броска. — Беи их! — И швырнул гранату в толпу.
— Ложись!
Сергеи плюхнулся носом в землю, закрывая голову руками, ожидая, что вот-вот ахнет взрыв.
— Господи, — ахнула рядом работница.
— Спасайся, — истошно завопило сразу несколько голосов.
Сергей крепче закрыл глаза. Но взрыва так и по дождался. Рядом с ним сквозь слезы смеялась тетя Катя, тяжело икал Макарыч.
Сергей открыл глаза. Посреди опустевшего двора лежала невзорвавшаяся граната — обыкновенная черпая калоша с дедовой ноги.
На следующий день поселком в сторону фронта пришли конные колонны сибирских стрелков, медленно проползли танки, прогрохотала артиллерия.
А спустя еще два дня снова ожила канонада, снова загудели в небе самолеты, но теперь они шли над поселком от Москвы в сторону немцев.
Поздним вечером, когда дед, по своему обыкновению, вышел поглядеть зарево на западе, кто-то из темноты швырнул в него вилы, но не попал.
Сергей был уверен, что это сделал дядька Леша. Но его никто не послушал, а дядька оглох в эти дни, захворал. Кто решится тронуть больного, инвалида войны? Да и время было тогда такое, что некогда было разбираться с делом о покушении на жизнь обыкновенного старика.
Уже засыпая, Сергей слышал, как тяжело вздохнул дед.
Наверное, и он думал о дядьке Леше.
Ответ на письмо деда пришел скоро. Как-то у дома остановилась легковушка. Из нее вышли трое. Прошли в дом.
— Можно видеть Николая Тихоновича Пояркова?
— Это я, — дед поднялся из-за стола, худой, щуплый, позеленевший, словно еловый корень.
Тот, что спросил, протянул деду руку:
— Здравствуйте, Николай Тихоновиче.
Доброго здравия, — дед пожал протянутую руку.
Откуда-то из-за спины вывернул ручку заведующий районным собесом Торкин, к которому дед немало хаживал на прием, где и было отказано ему в иждивенческом пайке.
Дедушка не заметил руки и пожал другую, пожилой незнакомой женщине.
— Садитесь, гостями будете. С кем имею честь?