Кости земли
Шрифт:
— Сказано! Кто это тебе сказал?
Он уже овладел собой настолько, что мог задавать подобные вопросы. И это после того, как, яростно натянув одежду, вылетел из комнаты и промчался в кабинет. Он даже был в состоянии выслушать ее ответы.
— Кто вбил эту чушь тебе в голову?
— Я.
— Что?
Она издала веселый, самоуверенный смешок.
— Забавная история. В тысячах кинофильмов герой видит самого себя входящим в комнату и тут же узнает. Но когда это случилось со мной, я просто удивилась. Я не поняла, что за женщина залезла в мою палатку. И не понимала,
Гриффин впервые посмотрел на Сэлли.
— И ты поверила ей?
Ну конечно, Сэлли поверила. Незнакомка все-таки была ею. Какой резон обманывать саму себя? Поэтому она тут же согласилась выйти из состава экспедиции, взяла измененный список и пообещала соблазнить Гриффина после благотворительного бала. Затем Сэлли должна была убедиться в том, что он слишком устал, чтобы проследить за ее возвращением в тренировочный лагерь, и утром вручить ему листок.
Никто из близких знакомых Гертруды Сэлли, зная ее как невероятную врунью, не сделал бы и половины из перечисленного. Только она сама не представляла, как опасно ей верить.
— Теперь не важно, как это получилось, — сказала Сэлли. — Важно, что мы будем делать. Я считаю, что мы должны слетать в будущее и заключить сделку. В конце концов, все заключают сделки.
Он помотал головой.
— Путешествия во времени даны нам на достаточно строгих условиях. Мы нарушили чуть ли не все правила.
— Ну, нарушили и нарушили! Значит, нет теперь никаких правил! Мы с твоими Неизменными договоримся. Всегда можно договориться. Не бывает, чтобы нельзя.
— Исходя из моего опыта — бывает.
Гриффин осознал, что они находятся с разных сторон великой границы, разделяющей тех, кто занимается научными фактами, и тех, кто имеет дело с последствиями человеческих поступков. Или, проще говоря, тех, кто верит в рациональное устройство мира, и тех, кто знает, что с появлением в этом мире человека ни о какой рациональности не может идти и речи.
— Мы принадлежим к абсолютно разным вселенным, ты знаешь об этом?
— Ну так иди ко мне, — мягко сказала она, — потому что твоя вселенная больше не существует.
И это была правда, Бог свидетель. Гриффин чувствовал, как что-то шевельнулось в его душе. Не надежда (он никогда не лелеял надежд), но какая-то цель.
— Скажи мне кое-что, — попросил он. — Чего ты добивалась? Я имею в виду, та, вторая ты? Что она тебе сказала, что ты тут же принялась выполнять ее условия?
Неожиданно Сэлли покраснела.
— Она сказала мне, что я тебя люблю.
Закончив составлять приглашения, Гриффин взглянул на часы. До совещания осталось две минуты. Он заполнил пустые места и положил бумаги в «дипломат», чтобы позже отдать их курьеру.
Кто-то стукнул в приоткрытую дверь.
— Нас всего трое? — осведомился Джимми. Он кивнул Сэлли, она ответила ему фальшивой улыбкой.
— Ждем четвертого и последнего, — ответил Гриффин. — Он придет… прямо… сейчас.
Вошел Джимми. Увидев
— Не нравится мне это, — сообщил он.
Его более пожилой вариант выглядел не на шутку встревоженным.
— Не помню я ничего подобного. А ведь такое я бы не забыл.
Он не сказал: «Я вижу, вы рискуете», но Гриффин понял его. Они работали вместе столько лет, что давно разучились говорить друг другу подобные вещи. Каждый так хорошо знал другого, что высказывал вслух только самое необходимое.
— Садитесь оба.
Гриффин взял кусок мела. Канцелярское оборудование в двадцать первом веке менялось часто — от белых электронных досок до специальных экранов, от панелей, понимающих человеческую речь, до других, реагирующих на жесты. Поэтому никто не мог в совершенстве овладеть всеми вариантами. Но пользоваться мелом и обычной черной доской умели все. Гриффин нарисовал три параллельные линии.
— Итак, вот соответствующие периоды маастрихтского, туронского и карнийского веков.
Большинство публикаций Гриффина относилось к хронокибернетике. Они имели разную степень сложности. Гриффин подозревал даже, что некоторые никто, кроме него, и прочитать не в состоянии. Но его главным вкладом в науку было изобретение схемы, использовавшейся для разбора различных событий. Она помогала не перепутать причины и следствия.
Порывистыми движениями он нарисовал поверх линий несколько соединенных между собой окружностей, представляющих основные зоны действия. Затем перечеркнул их разветвляющимися линиями последствий. В законченном виде схема представляла собой огромную аномалию, вызванную действиями Сэлли. Молодой Джимми втянул воздух сквозь сжатые зубы, пожилой угрюмо откинулся на спинку стула.
— Вот наша проблема, — сказал Гриффин. — Комментарии?
Джимми смерил Сэлли ледяным взором.
— Как, черт возьми, она пролезла в свою собственную историю? У нас же везде охрана?
— Она… Так, давайте-ка назовем старший вариант Гертрудой, чтобы избежать путаницы. Вот ее вектор. И чтобы ты, — кивнул он сияющей Сэлли, — не смела считать ее собой. Теперь вы — разные люди. Так вот Гертруда должна была иметь специальный допуск, который можно получить только у Старикана. Как она смогла это сделать, остается для нас загадкой.
— А мы не можем…
— Нет. Не можем. Гертруда испарилась на дальнем конце аномалии. Любой вектор под названием «Сэлли» будет линейным отображением действий от этой сидящей среди нас особы, которая ни в чем не виновата.
Пожилой Джимми прочистил горло.
— Вы уверены?
— А вы что-то имеете против? — тут же отреагировала Сэлли.
Гриффин поднял руку, призывая к миру.
— Это справедливый вопрос. Да, я уверен. Гертруда приложила немало усилий, чтобы обмануть Сэлли. Зачем? Мы не знаем и даже не догадываемся о ее мотивах. Поэтому не будем тратить время на догадки.
— Короче, что мы делаем сейчас? — спросил пожилой Джимми. Молодой вариант нетерпеливо подался вперед.
— Что бы ни случилось, надо спасать экспедицию. Мы должны поговорить с нашими спонсорами.