Костры партизанские. Книга 2
Шрифт:
Что ж, такое возможно, хотя и мало вероятно: главных сил с фронта фашисты не снимут, а бригада многих своих бойцов недосчитается. Короче говоря, Василий Иванович, лично я считаю, что нам скорее всего прикажут активизироваться на дорогах, чтобы мешать фашистам подтягивать резервы. Подчеркиваю: это сугубо мои личные мысли… Но мы готовимся к выполнению любого приказа.
Александр Кузьмич взглянул на свои часы и сразу же заторопился, еще раз наказал: чуть что — немедленно лично к нему обращаться, и ушел.
Зато Николай Павлович, Каргин с Марией, Григорий, Федор, Петро, Виктор и Афоня с Груней ввалились все вместе и надолго.
Единственное, о чем они избегали говорить, — о том, как Василий Иванович попал сюда. Что Зигель застрелился в своем кабинете — вроде бы пьянее пьяного был, а это сделать сообразил; что Золотарь, Генка и прочие полицаи расстреляны, — обо всем этом, хотя и скупо, но сразу сказали, а как только разговор прыгнул к тому вопросу, — глаза в пол или в потолок. Так продолжалось до тех пор, пока Григорий не ляпнул со свойственной ему прямотой:
— Что ты у нас оказался и живой к тому же, за это до окончания своего века ей поклоны земные бей. — Он кивнул в сторону Нюськи, суетившейся у стола. — Это она перво-наперво полезла морду царапать тому партизану, который тебя поволок. Конечно, ростом не вышла, чтобы до глаз его добраться, но внимание к себе привлекла, напросилась на душевный разговор с ихним командиром!.. О чем и как шел он, тот разговор, этого мы, конечно, не знаем. Зато нам доподлинно известно, что командир подоспел в самое время: еще бы несколько минут, и шлепнули бы тебя… И почему некоторым людям на баб так везет? За тебя Нюська хоть сегодня на костер побежит, Мария со своего ненаглядного Ивана прожекторов не сводит. Да если бы я встретил хоть одну такую, я бы…
Он замолчал, полез в карман за кисетом. Но все, кто присутствовал при этом разговоре, поняли, что за своим счастьем Григорий без промедления и в любые края зашагал бы.
Когда все ушли, Василий Иванович осторожно сжал безвольные пальцы Нюськи и еле слышно прошептал:
— Спасибо… За все спасибо…
— Чего уж там, — вроде бы равнодушно ответила она.
— Нет, спасибо. И не спорь!
Стал поправляться — потянуло Василия Ивановича из дома, неудержимо захотелось поближе познакомиться с людьми, ради безопасности и победы которых он столько перетерпел за эти годы. Вот и побывал почти во всех ротах и батальонах бригады, радуясь тому, что наконец-то он без маски, что теперь он волен говорить истинное свое мнение, а не слова, угодные кому-то.
Это надо обязательно самому испытать, чтобы полностью понять, какое счастье всегда быть самим собой!
Знакомясь с бригадой, Василий Иванович нисколько не удивился, что почти все батальоны оказались укомплектованными полностью. Зато просто зашелся от восторга, глянув на оружие партизан. У него непроизвольно даже вопрос вырвался:
— И все это в боях добыли?
Выпалил и сразу же понял, что глупость сморозил, дал пищу для насмешек: ведь бородатый дедок, которому он вопрос свой кинул, любовно протирал тряпицей, советское противотанковое ружье; Василий Иванович этакое ружьище впервые видел, но сразу определил, что это оно: уж больно хорошо его описывали фашистские солдаты, еще недавно лечившиеся в госпиталях Степанкова.
Однако дедок не хохотнул, не затаил усмешки в своих голубых глазах. Он ответил просто:
— Да разве на одном трофейном
Побывал Василий Иванович и в школе, где директорствовал Федор. Вся школа, в которой было пять начальных классов, в ненастную погоду умещалась в одной горнице избы, стоявшей в стороне от всех прочих и в нескольких шагах от леса. Федор пояснил, что это на тот случай, если фашистские самолеты появятся; чтобы детвора и учителя мигом в чащобе скрылись.
Осмотрел Василий Иванович и «летние классы» — пять самодельных столов в тени деревьев.
Имела школа и около десятка учебников — устаревших, затрепанных до невероятности. А тетрадей не было вовсе. Писали на листах, вырванных из каких-то конторских книг, на газетах и даже на обратной стороне фашистских листовок.
Самой обыкновенной классной доски не было в этой школе!
Все это Василий Иванович схватил сразу опытным глазом, он мог бы кое-что поставить в вину Федору. Например, что не все учителя имели план урока, что есть ошибки и в методике преподавания, но осторожно упомянул только о фашистских листовках. Дескать, не лучше ли обходиться без них?
На это Федор резонно ответил:
— Наши школяры, Василий Иванович, за свою короткую жизнь такое повидали, что фашистская брехня только насмешки рождает.
Не согласился с ним Василий Иванович, но смолчал: дело-то здесь прекрасное вершилось. Невиданное!
Да и учителя его обрадовали, можно сказать, умилили. Их было пять. Все они одновременно вели урок. Каждый для своей группы. И все в одной горнице! Но как они понижали свои голоса, как старались не помешать товарищу!
А Федор, как только подошел к школе, сразу преобразился. И лицом посветлел, и так непосредственно утер своим платком нос какому-то первоклашке, что Василий Иванович сразу же и категорично решил: если в ком-то еще требуется искать талант воспитателя, то из Федора он сам рвется наружу.
Во всех подразделениях бригады побывал Василий Иванович и впервые заметил, что в березовых рощицах светло даже в пасмурный день, а в чащобе из елок царит полумрак и в солнечный полдень. И вообще дьявольски красивы эти бескрайние леса, щедро одаряющие тебя птичьими голосами и воздухом, слаще которого нет ничего на свете. Случалось, он часами сидел под каким-нибудь деревом или у извилистой речки, берега которой тонули в зарослях плакучих ив, сидел и слушал лес, его шорохи, вздохи и перешептывание, невольно думая о том, сколько же здесь земли, которая и слыхом не слыхивала о гитлеровцах. Так недвижим был в эти минуты, что красноногие аисты спокойно прохаживались почти рядом с ним.
Но особенно поразило его половодье: все речки и реки, которые попадались ему в пути, были полны до краев, и стоило берегу чуть понизиться — они стремительно бросались в атаку: и вот уже целая роща белоствольных берез стоит не просто в воде, а в озере, где ласковый ветерок лишь на короткое время способен вызвать легкую рябь.
Словно наверстывая упущенное, все дни Василий Иванович проводил где-нибудь в расположении бригады, разговаривал с людьми и зачастую лишь поздней ночью возвращался в избу, где его неизменно ждала Нюська. Она не упрекала в том, что он будто бы забыл о ней, она просто кормила его и после этого долго мыла посуду и вообще копошилась в кухне, так долго занималась всякими хозяйственными делами, что он засыпал, так и не сказав ей иной раз даже слова.