Костры

Сергеев Иннокентий

21

Я возвращаюсь и вижу, что за время моего отсутствия на поляне рядом с палаткой появился ещё некто - длинноволосый парень в линялых джинсах и белой майке с портретом Джима Моррисона. - Да что же это такое!- возмущаюсь я.- Стоит мне отлучиться, как тут же появляется кто-то ещё. А говорят, что мы плохо плодимся. - Вот, рекомендую,- говорит мне доцент.- Юра. - Ты слышал?- возбуждённо сообщает мне парень.- Война кончилась! - Очень приятно,- я протягиваю ему руку.- Олег. Так говоришь, война кончилась? - Да! - Этого не может быть. Война только начинается. - Я по радио слышал, они прекратили бомбить! - Ну и что?- говорю я.- Поцеловать их за это в задницу? Сделать вид, будто ничего не произошло? Жизнь, продолжается, да? И вообще, кто ты такой и зачем пришёл? Парень недоумённо переводит взгляд на доцента. - Не обращай внимания,- говорит тот.- Мы тут уже успели выпить... - Так что присоединяйся,- приглашаю я.- Хотя тут уже и пить нечего. У вас есть ещё? Доцент отрицательно качает головой. - Ну вот!- разочарованно говорю я.- Что же всё в этом мире заканчивается прежде, чем успеет приобрести хоть какую-то ценность! Парень присаживается к нам. - А что это вы едите? - Рыба,- говорит доцент.- Ты поздно пришёл - мы уже всё съели. - И выпили,- добавляю я.- Слушай, Юра, уведи меня отсюда. А ещё лучше, знаешь что? Давай убьём доцента! Юра недоверчиво смотрит на меня. Потом усмехается. - Это он так шутит,- объясняет доцент - Да нет, какие уж тут шутки. На фига он нам нужен? Покатаемся на лодке... - Нет уж,- говорит Юра.- Я-то ещё не выпил. - Замётано,- говорю я.- Сейчас идём, выпиваем, возвращаемся сюда и кончаем его. Зачем ему жить, если он ничего в этой жизни не понимает? Юра молчит. - Ничего не скажешь, хорошие у вас шутки,- недовольно ворчит доцент. - Вот видишь,- говорю я.- Он думает, что я шучу. А я вовсе не шучу. Он ведь думает как - хорошо устроился, сидит на травке, ест рыбу, солнышко светит, бомбы не падают, от речки прохладой веет, и рыба, пожалуйста, и жена бывшая в двадцати шагах, всегда можно навестить - рыбки копчёной принести или ещё чего,- а тут ещё подрастающее поколение шастает, на огонёк заходит - есть с кем пообщаться, уму-разуму поучить. А мы возьмём да и зажарим его на этой самой коптильне. - Точно!- поддерживает Юра.- Только на коптильне не жарят, а коптят. - Ну и прекрасно,- развеселившись, говорю я.- Значит, закоптим. - Договорились,- кивает он.- Только сначала мне нужно догнать тебя. - Какие проблемы!- говорю я.- В этом лагере можно разжиться? - Можно,- говорит он, на секунду задумавшись.- Хотя, честно говоря, у меня были другие планы. Доцент встревожено наблюдает за нашей беседой. - Да?- говорю я.- И какие же? - Я хочу съездить в город. Там всё и купим. - Можно и так,- соглашаюсь я.- Ну что, пошли? - Пошли,- говорит он. Мы встаём и уходим. - Эй,- кричит нам доцент.- Если поедете, захватите для меня пакет кефира. - Ладно,- говорит Юра. - Обойдётся,- говорю я.- Ему и так неплохо. Так что ты говоришь, сегодня не бомбили? - Не бомбили,- говорит он.- А почему ты считаешь, что война только начинается? - А ты думаешь, сербы так просто сдадутся? - А что им ещё остаётся? - Воевать. Раз уж война началась, то нужно побеждать, чего бы это ни стоило. - А ты сам-то готов? - К чему? - К тому чтобы умереть. - Да. - К тому чтобы умереть за них? Да они же через десять лет о тебе и не вспомнят! - Это не имеет значения. Когда человек готов умереть, он умрёт и за собаку, а когда он не готов к этому, вот тогда-то и начинается поиск высоких идеалов. - Осторожно, здесь где-то дерьмо. Не наступи. - Спасибо. Я чуть было не наступил. А тебе сколько лет, Юра? - Двадцать один. - Двадцать один? А мне тридцать, представляешь? - Не похоже,- обернувшись, говорит он. - Да мне и самому кажется, что это просто нелепо - мне, и вдруг тридцать! - Это что, правда? - А что, это похоже на шутку? - Если честно, то да. - В таком случае, спасибо за честность. - Да не за что,- говорит он.- А вы что, с доцентом поссорились? - Да ну что ты,- говорю я.- Мы с ним выпивали, причём очень мило. - Я это заметил. - Так как же мы могли поссориться? - А что, одно исключает другое? - Слушай,- говорю я, остановившись.- Или я, наконец, пьян, или ты и впрямь воспринимаешь всё ещё серьёзнее, чем я. - А может быть, и то и другое? - Может быть,- говорю я.- Или это мой вид настраивает тебя на столь серьёзный лад? - Да нет... - Ладно. Веди меня к своему логову. - Пошли,- говорит он, и мы идём дальше. Мы выходим к его палатке. - Слушай,- говорю я.- Вы что все в одном магазине отовариваетесь? - А что? - У тебя палатка точь-в-точь как у доцента. - Нет,- возражает Юра.- У него красная, а у меня - зелёная. - Да, это, конечно, большое различие, - соглашаюсь я. Он пожимает плечами. - А что, у тебя, правда, нет водки? - Правда,- говорит он.- А что, прямо сейчас нужно? - Да нет,- говорю я.- Можно и потерпеть. Просто, видишь

ли, у меня, кажется, реминисценция мировой скорби... - А,- говорит он.- Ну тогда конечно. - Да что ты понимаешь!- возмущаюсь я.- Ты знаешь, что такое мировая скорбь? Может быть, ты даже знаешь, что такое реминисценция? - Остынь,- говорит он.- Они уже перестали бомбить. - Это ещё ничего не значит,- возражаю я. - Ну и ладно,- говорит он. - Ты первый заговорил о войне, а я всего лишь высказал своё к ней отношение. - Да какая разница! Надоели все эти проблемы. - Можно подумать, ты что-нибудь во всём этом понимаешь. - Вот теперь я вижу, что тебе не меньше тридцати. - Слабовато,- говорю я.- Если уж ты хотел убить мня словом, мог бы придумать фразочку и покруче. - А я могу,- говорит он. - А я в этом не сомневаюсь. - Ну так что, подерёмся, что ли? - Не знаю,- говорю я.- Может быть, ещё и подерёмся, всё впереди. Я, кажется, решил остаться на ночлег здесь. Пустишь меня в свою берлогу? - Конечно,- говорит он.- Без вопросов. А ты разве не собираешься в город? - Нет,- говорю я.- А с чего ты взял? - Мне показалось, ты сам сказал. - Тебе показалось. - А мне нужно,- говорит он.- Хочешь, поехали вместе? - А на чём ты? - На мотороллере. - У моего деда тоже был мотороллер,- говорю я.- Когда я был маленьким, мне десять лет было, мы ездили с ним на рыбалку, на речку, которая называлась Тихий Ашкодар... - Ух ты. Где это такая? - В Башкирии. И ловили рыбу. А потом возвращались домой. Я сидел, прижавшись к его спине. Помню ветер, и горячий металл греет ноги, и этот запах, который бывает только в Башкирии, в степи, летом и только вечером... Однажды он особенно разогнался и сказал: "Вот это - сто километров в час". А я подумал, надо же, а кажется, едем совсем медленно. В какой-то момент просто перестаёшь чувствовать скорость. - Да,- говорит он.- Особенно, если дорога хорошая. - Да. А потом мы пили чай, крепкий, как пьют в Башкирии, сладкий и с мёдом, а за окнами была ночь, и в комнатах горели люстры... Когда ты собираешься ехать? - Да прямо сейчас. - А что, правда, что это он придумал приезжать сюда? - Кто, Дмитрий? Да, наверное, правда... - Слушай, я, кажется, вдруг понял... Ты трахался с его женой? - С кем? - Ты слышал. - Ты имеешь в виду Лену? Но они уже года два как развелись... - Ты трахался с ней? - Да с ней почти уже весь лагерь перетрахался. - А ты? - Ну, и я тоже... - Да,- говорю я.- Слишком долго я к ней шёл. - Ну что, поехали? - Поехали,- говорю я.- Прямо сейчас? - Ну да. - Ладно, поехали. Он идёт и выводит из кустов мотороллер, выкрашенный в салатовый цвет. - У моего деда был точно такой же,- говорю я. Он ставит мотороллер на ножку. - Сейчас принесу шлем. По дороге нужно будет заправиться. - Очень кстати. У меня остался кое-какой должок. Он уходит и возвращается с шлемом. Протягивает его мне. - Не нужно,- отказываюсь я. - Надень,- говорит он. Я надеваю шлем и сажусь за его спиной. Он заводит мотор.

22

Зачем всё это? Зачем мы живём этой жизнью, делая вид, что так всё и должно быть - разве что чуть-чуть больше денег было бы неплохо, и чуть больше успеха у женщин. Чуть больше или чуть меньше, но в рамках принятых норм. Или второе название нашей жизни - скука, а второе название нашего разума - дурь? Все боятся. И я боялся, каждый раз заново начинал бояться, пока ужас жизни не перечёркивал мой страх. Или эта красота залитого солнцем дня, или пугающе красивый закат бесконечного неба в безбрежной степи... Или эта женщина, Нина... Жизнь наша ещё не успела начаться, а мы уже боимся её потерять. "Сберегающий душу свою потеряет её..." Чего же они все так боятся? Узнать правду? И называют правдой незнание. И навязывают своё незнание другим... людям, народам... Каждый чего-то не знает, и если каждый станет навязывать остальным своё незнание, мы вообще перестанем знать что-либо. Неужели и это всё уже было? Как он сказал, в Китае всё это уже было тысячу лет назад? И это должно обнадёживать? Натовские пилоты улыбаются, садясь в кабины своих самолётов, чтобы лететь убивать детей в Сербии. Гитлеровские солдаты позировали перед фотообъективом рядом с трупами повешенных и расстрелянных ими людей. И тоже улыбались. Американские лётчики подпевали весёлой песенке, звучащей по радио, сбрасывая атомную бомбу на Хиросиму. И тоже улыбались. Солнце светит, и всё хорошо. Сколько ещё мерзости может простить нам Бог, которому мы друг друга учим? Когда-нибудь она переполнит мир. Гул мотора. Как гул самолёта, и мы летим мстить за растоптанное право человека жить и называть этот мир своим домом. Жить, не спросив на то соизволения заокеанского стада зомбированых обывателей, почему-то именующего себя народом. "И поставили люди идола, и стали поклоняться ему..." И всё повторяется снова... Всё покупается, а то, что нельзя купить, подлежит уничтожению. И мы должны смотреть на это и улыбаться? Как это делали гитлеровцы? Как это делают натовские пилоты? Забыть обо всём?
– как немцы забыли, что они натворили в Освенциме и Майданеке, и снова летят бомбить Приштину и Белград. Чтобы стереть само упоминание о тех, кто не согласен? Кто хочет остаться и быть самим собой. Жить. Мне ненавистен запах сжигаемых человеческих тел - не дай мне Бог когда-нибудь его узнать. Но почему те, кому он ласкает ноздри, умеют купить или одурачить всех остальных? Оскаленный зверь фашизма, теперь он соблазняет нас голливудской улыбкой. Сколько личин он сменил, сколько людей превратил в стадо! Но не всех. Меня они могут только убить, но купить - никогда! Значит, они убьют меня. И будут улыбаться как натовские пилоты, как гитлеровские солдаты на фоне виселиц, как президент Америки... Гул мотора. Бесконечный коридор деревьев, и за ними, до горизонта, поля. - Куда мы едем? - В город. - Но город в другой стороне. - Мы заедем в одно место. Мне нужно сделать одно дело. Исчерпывающий ответ. Что ж, надо так надо. Как мне сохранить разум в этом чудовищном мире? Нина, Нина...
– шепчу я это имя как молитву. Я хочу любить этот мир, но для этого мне нужно убить свою совесть. Когда я умру, им всем станет проще жить. А им и так просто. Привилегия дурака - ничего не знать. Ни о чём не догадываться. Всё забыть или жить прошлым... И впереди ещё большие войны... Я не хочу, не хочу думать об этом. Я хочу напиться, но что же я всё время трезвею! Нужно ещё выпить. Они не хотят быть людьми, и наверное, это их право. Мы живём в одном мире и дышим одним воздухом, и я должен уважать право других людей перестать быть людьми, стать животными, стадом. Что ж, были и большие злодеи и злодеяния, если это может утешить... Если кого-то это может утешить, я не буду мешать ему не быть человеком. Меня обдувает тёплый летний ветер, и солнце, что высоко над полями, светит мне в лицо, и мы едем куда-то,- не знаю, куда,- зачем-то,- не знаю зачем. Ведь можно просто не знать...

23

– Наши тоже бомбили,- говорит мне продавщица сельского магазина, где я пью портвейн, не отходя от прилавка, дожидаясь, когда придёт Юра и заплатит за меня, потому что у меня нет денег, и эта доверчивая деревенская женщина поверила мне на слово. - Да,- соглашаюсь я.- Но вряд ли это может быть утешением. Ненависть к одному злу не может быть оправданием другому. - Ой,- говорит он, поправляя причёску.- Заморочили вы мне голову! Когда он придёт, ваш друг? - А если он вовсе не придёт?- говорю я. Она настораживается. - Это что, вы шутите так? - А почему вы так испугались? - Я вам поверила... - Вы поступили совершенно правильно, но результат даже правильных действий часто оказывается непредсказуем. Между прочим, мы с вами даже не познакомились. Меня зовут Дмитрий. - Меня Люба,- говорит она.- Так ты что, морочил мне голову, что ли? - Перестань,- говорю я.- Неужели я поверю в то, что такой женщине как ты можно заморочить голову. - Вот таким как я как раз и можно,- со вздохом говорит она. - Да, но фокус с бутылкой портвейна едва ли пройдёт. - И что?- говорит она. - Всё очень просто. Мы закрываем твой магазин, берём с собой ещё пару бутылок и идём к тебе. - Как у тебя всё просто,- говорит она, покачав головой. - Так всё было просто с самого начала. Я не сделал мир проще тем, что выразил скрытые мысли словами. - По-моему, тебе уже хватит,- осуждающе говорит она. - Может быть,- не спорю я.- Но всё-таки стоит взять ещё. - Да? И что же ты хочешь ещё? - Водку,- говорю я, пожав плечами.- Как ещё мы можем выразить своё патриотизм? - Что? - Или ты предпочитаешь "кампари"? - Что?- снова говорит она. - Ты не знаешь, что такое "кампари"? - Ты что, издеваешься надо мной, что ли? - Нет,- говорю я.- Просто хочу попросить у тебя прощения заранее на весь оставшийся вечер. - Ты что, думаешь, я так просто прощу тебе эту бутылку? - Я думаю, мы возьмём ещё две и пойдём, наконец, отсюда, потому что мой друг явно задерживается, и ситуация становится всё более пикантной. - А кто он, этот твой друг, местный? - Да кто его знает. Я как-то не спрашивал. - Ну, как его зовут-то? - Юра. Она задумывается. - Есть тут один Юра... Белобрысый? - Да нет, вроде,- говорю я.- Если только он не покрасил волосы. - Тогда не он. - Значит, не местный. - Значит, не местный,- говорит она.- Я местных всех знаю. - Ну и ладно. - Так, ну и что мы делать будем? - И ты, и я это знаем. - Значит, вот так, да? - Да,- говорю я.- Удивительное дело - весь день с утра хочу напиться, а никак не получается. Но может быть, сейчас получится. - Тогда я просто выкину тебя отсюда. - И не получишь с меня долг? - А я милицию позову. - Ну да,- насмешливо говорю я.- Представляю, какая у вас тут милиция. Участковый на мотоцикле. До телефона-то далеко бежать? - Я тебе сказала, только попробуй тут что-нибудь отчудить! - Перестань,- говорю я.- Не надо демонстрировать передо мной свои бойцовые качества. Не стоит уподобляться... В общем, пойдём отсюда. Давай возьмём пару бутылок и пойдём отсюда. - Да ты чего, в самом деле, что ли? - Ну да,- говорю я.- А что? - А выпивку я, по-твоему, должна оплачивать? - Ах, вот оно что. Ну хочешь, я инсценирую взлом? - Что ты сделаешь? - Инсценирую. То есть, сделаем вид, как будто был взлом. Она смотрит на меня тяжёлым взглядом. - Ну не знаю...- говорю я.- У меня просто нет денег. - Ладно,- наконец, говорит она.- Только я эту дрянь, которую ты пьёшь, пить не буду. - Я бы тоже не пил, но почему-то взял и стал пить... - Водку? - Водку,- киваю я. Она берёт водку и отдаёт бутылку мне. - Хватит,- заявляет она. - Не хватит. Но умолкаю, потому что знаю, у тебя дома есть ещё. - Ты что, экстра... этот? - Вовсе нет, никакой я не экстрасенс. Просто ты не была бы так уверена в том, что этого хватит, если бы у тебя дома не было ещё. - Гляди-ка,- усмехнувшись, говорит она.- Умный. - Пойдём,- говорю я. - Слушай, у меня только один вопрос. Ты с самого начала мне голову морочил или по ходу придумал? - Я был пленён тобой, как только вошёл... - Я тебя как человека спрашиваю. Пока. - Да,- говорю я, склонив повинную голову.- Я морочил тебе голову с самого начала. Мой друг, которого ещё утром я и знать не знал, понятия не имеет о том, где я нахожусь, хотя и должен быть где-то здесь, в этой деревне, а значит, поблизости. Его мотороллер стоит у магазина - когда мы выйдем отсюда, ты его увидишь. Но я не знаю, где он, а он не знает, где я, и едва ли мы когда-нибудь ещё встретимся. - Ты говоришь, что с утра мечтаешь напиться? - Да,- говорю я. - Поздравляю. Тебе это удалось. Она выходит из-за прилавка. Я направляюсь к дверям. - Куда?- говорит она.- Иди туда, через служебный вход. Я закрою здесь. Что, собрался через общую дверь выходить? - А как же иначе я покажу тебе мотороллер? - Да пошёл ты со своим мотороллером! Я направляюсь в сторону подсобного помещения. - Бутылку-то возьми,- напоминает она. Я беру с прилавка бутылку водки. Она закрывает дверь.

24

– Куда мы идём?- спрашиваю я. - Домой,- отвечает она. "Что ж",- думаю я.- "Тоже неплохо". - Надо было пакет взять. А то идём с этой бутылкой, как будто... - Как будто что?- обернувшись, говорит она. Я пожимаю плечами. - Это ты идёшь с бутылкой, а я просто возвращаюсь домой после работы. И вообще, ты прав, отстань от меня немного, чтобы не подумали, что мы идём вместе. - А разве мы идём не вместе?- удивляюсь я. - Если бы мы не шли вместе, то я бы заставила тебя заплатить за то, что ты несёшь в руке, и за то, что ты выпил, разве не так?- говорит она, и сражённый её логикой, я умолкаю и послушно отстаю от неё шагов на десять. Она входит в калитку. Я останавливаюсь и, для приличия потоптавшись немного на месте, следую за ней. Я вхожу в дом. - Разувайся,- строго говорит она, забирая у меня бутылку.- А то натопчешь. Я разуваюсь. - Слушай,- говорю я.- Где у тебя тут ванная? - А чего ты мыть собрался? - Да нет, я имею в виду, туалет. - Ну так, так и говори. А то ванная... В ванну, что ли, ссать собрался? - Да нет, просто... - Как выйдешь из дома направо. - Это что... На улице? - А ты как хотел? - Так что же, снова обуваться? - Ну не хочешь обуваться, так иди в носках,- пожав плечами, говорит она и уходит в комнату. Я, вздохнув, обуваюсь и выхожу на улицу. Как рано у них закрывается магазин. А если кому приспичит, интересно, он что, припрётся сюда? Надо будет это выяснить. И вернувшись из сортира, я первым делом спрашиваю: - А что, если кому приспичит, он идёт сюда? - Не поняла,- говорит она.- Ты чего в обуви шастаешь. - Извини,- говорю я и разуваюсь.- У тебя должен быть дома целый склад, а иначе ты не могла бы так смело закрыть магазин. - Ты что мне тут, следствие проводишь? - Да ничего я такого не провожу,- говорю я, присаживаясь на диван.Просто это так очевидно... - Что у меня дома склад? - Ну да. - А тебе-то что за дело? - Да мне-то, в общем, никакого. - Ну и всё,- говорит она таким тоном, что я сразу же понимаю, что тема закрыта. Она уходит на кухню, возвращается. - Отвернись,- командует она.- Мне надо переодеться. - Не нужно,- говорю я.- Тебе очень идёт так. - Да?- говорит она. - Да,- говорю я.- А чем ты меня покормишь? - Ты что, есть хочешь? - Нет,- говорю я.- Совсем не хочу, тем более что я уже ел. Но может быть, ты хочешь, вот я и спросил... - Смотри-ка,- усмехается она.- Рожа вся разбита, а вежливый. - Да,- пожав плечами, говорю я. - Слушай,- говорит она.- Ты оставь мне все эти разговоры, понял? Я тут городских и не таких видала, так что нечего мне тут мозги ебать, понял? - Всё,- говорю я.- Понял. - То-то же. О себе я как-нибудь сама позабочусь. - Ладно,- говорю я.- Мне-то наплевать. Принеси только стакан, а лучше два. - Вот это другое дело,- одобрительно говорит она. Она приносит стаканы, я открываю бутылку и наливаю. - Ну, за знакомство. Она кивает, и разом выпивает. Я отпиваю и ставлю стакан на стол. - Ты чего не пьёшь?- говорит она.- Надо было закуску принести. Я сейчас. Она уходит и возвращается с тарелкой, банкой солёных огурцов, варёной колбасой, двумя вилками, хлебом и резательной доской. Всё это она располагает на столе. - Чего не пьёшь?- говорит она, увидев, что в моём стакане ещё осталось. - Не так быстро,- говорю я.- Сейчас допью. Она нарезает колбасу, хлеб и достаёт из банки огурцы. - Здорово,- говорю я, допив свой стакан.- Сервировка - люкс. - А здорово, так наливай. Я наливаю. Мы снова пьём. - Подожди,- говорю я.- Не сказали, за что пьём. - Да ну тебя,- отмахивается она. - За тебя,- говорю я и пью. Она уже выпила и ест солёный огурец. Я беру тоже. - Здорово,- говорю я, оглядываясь по сторонам.- Значит, здесь ты живёшь... - Нет, бля,- саркастично говорит она.- Здесь я только ебусь, а живу в сортире. Я смотрю на неё. - Ты чего нервничаешь?- говорю я.- Погода, вон смотри какая, солнышко светит, день в самом разгаре, до ночи ещё далеко, бомбы не падают, да и война, говорят, кончилась, сейчас на речку пойдём купаться... Я разливаю остатки. - Я же говорил, не хватит. - Кому не хватит?- говорит она, беря стакан.- Тебе, по-моему, уже хорошо. - А тебе? - А я не пойму пока, зачем я тебя вообще впустила. - Ничего,- говорю я.- Понимание придёт, нужно только ещё выпить. - Ну давай,- говорит она.- Выпьем. Мы пьём. - Вот удивительно,- говорю я.- Весь день хочу напиться, а не могу, только изжога появилась. А бывает, и не хочешь... - Ты это уже говорил,- обрывает она. - Про изжогу? - Тебе соды, что ли, принести? - Если тебе не трудно, конечно. Она встаёт из-за стола и приносит с кухни стеклянную пол-литровую банку с содой. - Воды? Я киваю Она приносит эмалированную кружку с водой. Я растворяю соду и пью. - Сейчас пройдёт. В дверь раздаётся осторожный стук. - А это ещё кого принесло?- недовольно говорит она, встаёт и идёт к двери. Я прислушиваюсь. Она с кем-то разговаривает. - Это тебя,- говорит она, заглянув в комнату.- Выйдешь? - Смотря кто,- говорю я. - А я почём знаю. - Ладно,- говорю я, вставая.- Иду. Я выхожу на веранду. Это Юра. - Ну что,- говорит он.- Ты едешь? - Привет,- говорю я.- Заходи давай. - Нет,- говорит он, но входит.- Мне надо ехать. - Сейчас выпьем, и поедем. - Вот ещё!- возмущается Люба.- Тут что вам, распивочная? - Да нет,- говорю я.- Ты не поняла. Мы посидим, поболтаем... - Ну вот что,- решительно говорит она, поворачиваясь к Юре.- Ты давай, езжай, а мы тут как-нибудь сами разберёмся. Он вопросительно смотрит на меня. - Подожди,- говорю я.- Сейчас обуюсь и выйду. - Куда ещё?- настораживается Люба. - Сейчас,- говорю я.- Мне нужно пару слов сказать. Я обуваюсь и выхожу из дома. - Ну ты чего?- говорит Юра.- Надолго, что ли, здесь? - А что мне было делать, если ты исчез, а денег у меня нет... - У меня тоже нет,- говорит он.- Ну и что? - То есть как, нет? А за каким же тогда хреном ты в город собрался? - Ну так у меня есть деньги, но... А ты много уже выпил? - Да дело не в этом,- говорю я.- Просто неудобно как-то вот так линять... Слушай, давай вот что сделаем. Ты как со временем, не очень зажат? - Да нет, не так чтобы очень. А что? - Ты вот что, ты подожди меня немного, ладно? А потом я выйду как бы в туалет, и мы с тобой уедем отсюда. Идёт? Он явно не в восторге от моей идеи. - Ну пожалуйста,- прошу я.- А то неудобно будет... А хочешь, заходи, я уговорю её... - Ну да. Такую уговоришь. - Не веришь? - Нет, конечно,- говорит он.- Ладно, я посижу здесь где-нибудь. Магазин ещё не закрыт... - В том то и дело, что закрыт,- говорю я.- А иначе как бы я здесь оказался? - Что-то я не понимаю. - Она работает в магазине. Теперь понятно? - Понятно,- говорит он.- Я остался без пива. - А его у них и не было. Почему, по-твоему, я пил портвейн? - А ты пил ещё и портвейн? - Что значит, "ещё и"? - Ладно,- говорит он.- Короче, я жду тебя час... - Полтора. - Полтора часа, и уезжаю.

25

– Ну что, уехал твой друг? - Уехал. - Ну давай тогда,- говорит она. Я замечаю, что на столе уже стоит новая бутылка, и в стаканах налито. - Давай,- говорю я и беру стакан. Мы пьём. - А ты, вобще-то, кто такой? - Да так,- говорю я.- Можно сказать, что и никто. - То есть как это? - Да вот так. Когда-то очень давно я сошёл не на той станции и по сей день жду своего поезда, а рельсы врастают в песок. А может быть, и не было никакого поезда - я сам был поезд, и потеряв себя, снова ищу обрести... Или с самого начала всё было бессмысленно и невозможно, и я пытаюсь обрести себя в бессмысленном мире и снова и снова бьюсь, как рыба об лёд, о стены тупой безнадёжности... Или как-нибудь совсем по-другому. Когда-нибудь я буду знать это, но это буду уже не я, и не знаю, сохраню ли я память... Что останется от нас после смерти, не здесь, на земле, где глина обращается в прах, а там, где наши души нетленны? Или я и не покидал свой путь и просто ещё не осознаю этого, и именно это мне предстоит осознать? И я всё делал правильно? Так оно, скорее всего, и есть. Никогда не предавать себя, вот в чём всё дело. А я никогда бы не сделал того, что противно моей совести... Мы идём то при свете дня, и тогда ясно видим мир вокруг нас, то в ночи, когда вокруг лишь кромешная тьма, и не знаем, может быть, давно уже сбились с дороги, и страшно... И этот страх разъедает наши души как ржа. Но снова восходит солнце, и кажется, всё как всегда. Как будто ничего и не было... И жизнь продолжается. А теперь мы идём купаться. У тебя есть купальник? Она смотрит на меня и качает головой. - Ну, ты даёшь... - Извини,- говорю я.- На меня нашло. Иногда я начинаю говорить, а остановиться не могу. И жалею, что не могу записать это на магнитофон, потому что что-то я говорю такое, чего не знал и, может быть, долго ещё не узнаю. А память так эфемерна, то есть, не сама по себе память, а то, что мы называем памятью - вечно ускользающий облик... - Короче,- говорит она.- Ты будешь меня ебать, или нет? - Один момент,- говорю я и встаю.- Ой, а меня пошатывает. - Я вижу. - Мне надо сходить отлить. - Ну, иди,- говорит она.- Чего ждёшь, разрешения? - А ты постели пока. И ложись. - Давай,- говорит она.- Только не усни там. - Постараюсь,- говорю я и иду к двери. Ищу свою обувь. Обуваюсь. - Стели и ложись,- говорю я.- А мне нужно... - В ванную?- говорит она. - Ага,- говорю я и выхожу за дверь.

Юра ждёт у калитки. - Ну чего, ты всё? - Всё,- говорю я и иду к нему.- Поехали. Он садится на мотороллер, я сажусь за его спиной и надеваю шлем. Он заводит мотор, и мы трогаемся. - Трахнул её уже? - Если бы я собирался с ней трахаться, неужели, ты думаешь, я бы с тобой уехал? - А,- говорит он.- Так получается, мы просто удрали, не заплатив за выпивку? - Да,- говорю я. - Что? - Классический случай. Ты смотри на дорогу, а то врежемся. - Ничего,- говорит он.- Доедем!

26

– Остановись,- говорю я. Он не слышит. Я трясу его за плечо. Он оборачивается. - Что? - Остановись. - Зачем? - Остановись. Он останавливает мотороллер. - Что случилось? - У тебя сигареты есть? - Есть. - Давай покурим,- говорю я. Он достаёт пачку, и мы закуриваем. - Смотри, как быстро вечереть стало. - Да ты что,- говорит он.- Июнь месяц, самые длинные дни... - Я не об этом. Но вот только что было утро, день, и вдруг как-то сразу вечером повеяло... - Ничего себе, сразу. Полдесятого уже. - Да ну. - Ну да. - Надо же... - В странном мире мы живём, да? - Ты знаешь, я сейчас подумал... Надо вернуться. - Зачем?- недоумённо говорит он. - Не знаю... Пока не знаю. Но что-то не так. Или знаешь, что? Ты поезжай, а я останусь. - Что, здесь? - Да всё равно. Просто я не могу уехать. Что-то не так. - Да ты чего,- говорит он.- В самом деле? - Да. Наверное, так нужно, а для чего - не знаю. - Да ты охренел. - Да? Вот так просто взял и охренел. - Куда ты пошёл? Подожди! - Ты поезжай, а мне нужно пройтись. Может быть, в этом всё дело, не знаю. - Подожди. - Что? - Пойдём уж тогда вместе. - А думаешь, нужно?- с сомнением говорю я. - А что мне ещё остаётся?- говорит он.- Не бросать же тебя здесь. - Ну, как хочешь. - Только деревня в другой стороне, а ты идёшь в город. - Да какая разница. - Так что случилось-то? - Ничего,- говорю я.- Наверное, ничего. Я не хочу, чтобы этот вечер кончался, а так ведь редко бывает, правда? Может быть, я и впрямь охренел, как ты говоришь, не знаю... Знаешь, что говорит современная медицина по поводу охренения? Есть такая теория, что неудовлетворённость миром - это отклонение от нормы на генетическом уровне. И вроде бы, даже установлены гены этой самой неудовлетворённости. Может быть, и совесть уже назвали болезнью, ты не знаешь? - Не слышал об этом. - Ну как же. Скоро научатся лечить, и кажется, некоторые отклонения уже лечат. Всё излечимо - талант, ум, совесть... Скоро нас всех вылечат, представляешь,

какая жизнь наступит тогда? Великое мировое сообщество сытых и довольных идиотов. Даже любовь будет не нужна - можно будет воспроизводить себя путём клонирования. Ничего не будет нужно, полное довольство и самодостаточность. Книги будут писать компьютеры на основе уже написанных книг, музыку - тоже. Ничего нового, да и зачем? Если и так всё хорошо. Будем как кролики. - Кроликов режут,- говорит он.- И делают из них жаркое. - Да,- говорю я.- Это как последний день Помпей - наступит неожиданно, и окажется, что вот именно к этому никто и не был готов. Ведь генная инженерия бессильна перед космическими катаклизмами... Или даже земными. Катаклизмами человеческого сознания. Но стоит ли так трагично к этому относиться? Что в этом нового? Ведь они всегда были такими, обыватели. Они как кролики, которых доставляют на кухню в клетках, чтобы мясо было как можно более свежим, и они безмятежно жуют свою травку и тянут носами запах жареной крольчатины. Мне иногда кажется, что с нами ведут войну какие-то злые инопланетяне, и их цель - превратить нас в жвачных животных, и не беда, если мы будем несколько жирноваты - мясо будет нежнее, хотя и не таким здоровым, но ведь не факт, что они так уж озабочены своим здоровьем, правда? Может быть, для них холестерин и не вреден. - И что они для этого делают? Подкидывают нам изобретения, вроде телевизора? - Причём тут телевизор! Между прочим, телевизор изобрели русские. Это всего лишь средство коммуникации, как телефон или почта, или радио... Важно, что мы говорим друг другу. - А может, Колумб был инопланетянин? Зачем он открывал Америку? - Опять мимо,- говорю я.- Причём тут Колумб? - Да я прикалываюсь. - Да я понял, что ты прикалываешься, но Колумб тут явно не причём. Дело не в личностях и не в открытиях, а в том, что почему-то наши открытия обращаются нам же во зло. Казалось бы, что плохого в открытии ядерной реакции или Америки... - Но не все же открытия... - Не все. - Ну, и... - Ну да. Но что-то такое происходит. Помнишь, как в "Гамлете" - "Какая-то в державе датской гниль". И всё не так, и чем мы сильнее, тем хуже. И не дай Бог, когда-нибудь, мы осуществим утопию, о которой так долго мечтали это окажется самой страшной антиутопией, какую только можно измыслить. Бывают дни, когда я боюсь включать телевизор. Знаешь, как у Кортасара в "Преследователе": "Мир так хрупок, а люди режут хлеб ножом!" Может быть, ты и не понимаешь, о чём я говорю... - Да это неважно,- говорит он.- Ты всё равно говорил бы, даже если бы шёл один. - Ты никогда не раскладывал пасьянсы? - Пасьянсы? Ну, раскладывал, а что? - Ведь в пасьянсе что интересно... Я знаю, правда, только один, я бы мог тебе его показать, если бы были карты. Может, у тебя есть? - Есть,- говорит он.- В палатке. - Понятно. Когда-то давно я жил с одной девушкой, и у неё карты лежали в пачке от сигарет. Как-то раз просыпаюсь утром, а денег нет ни копейки... - Это бывает. - Ну да. А она на работе. И сигарет нет. Я всю квартиру облазил - нигде ни денег, ни сигарет, и вдруг нахожу эту пачку. У меня аж сердце замерло. А в ней, представляешь, карты! - И что? Ты до вечера раскладывал пасьянсы? - А как ты догадался? - Да так. Что тебе ещё оставалось делать. - Давай, кстати, покурим. Он подкатывает мотороллер к дереву, прислоняет его и достаёт сигареты. - Ну так вот,- говорю я, закуривая.- Весь фокус этого пасьянса в том, что он непременно сойдётся, но при одном условии - если, перекладывая карты, ты не допустишь ни одной ошибки. А перекладываешь ты их фактически вслепую, потому что не видишь тех, что закрыты... - И что, сходится? - Ты слушай,- говорю я.- Сходится, да, если не допустишь ни одной ошибки. А как это сделать? - Как? Мы идём дальше. - Не знаю,- говорю я.- Это надо чувствовать интуитивно. И ведь как бывает, дойдёшь уже почти до конца, и из-за одной нераскрытой карты всё оказывается впустую, и ничего уже не исправишь. И никогда не знаешь, где, в каком месте ты совершил ошибку. Я умолкаю и некоторое время мы идём молча. - Вот так и не знаешь,- говорю я.- Куда вернуться. А ты говоришь, деревня. Может быть и деревня, не знаю. - Да уж наверное, не эта Люба. - У тебя проблемы с женщинами,- понимающе киваю я.- У меня тоже бывает. Казалось бы, ну что им ещё нужно? Ведь всё при мне - здоровье, молодость, силы! И кругом - на телеэкране, и просто, кругом, трахаются, а я - нет. Мне это знакомо. Но может быть, они и должны быть, эти проблемы? Что от нас останется, если мы разучимся видеть проблемы? Видеть, слышать, чувствовать... Думать, наконец! - Не знаю,- говорит он.- Я бы предпочёл, чтобы этой проблемы не было. - Ты бы предпочёл! Да что ты знаешь об этом! Ты вспоминаешь своё прошлое в поиске сделанной тобой ошибки и не можешь её обнаружить,- вернее, обнаруживаешь, но каждый раз иначе,- и не сможешь - потому что она не осталась в прошлом - она в тебе и сейчас. - Так что,- говорит он.- Ты хочешь сказать, что когда-то произошла великая ошибка, и всё пошло не так, как должно было? - Каждый раз происходит. Каждый раз. Она не осталась в прошлом. И мы снова и снова проигрываем в полушаге от верной победы. И каждая новая победа оборачивается поражением. - Значит, мы стремимся не к тем целям? - Да нет, едва ли... Просто однажды и где-то мы ошибаемся и бессмысленно уже стремиться к успеху... Да и что это такое, успех? Ты можешь представить себе, что могут быть иные цели в жизни, нежели деньги, социальный статус, престиж... - Могу,- уверенно кивает он. - Да? И что жизнь - это, может быть, всего лишь эпизод - не первый и не последний, и смерть, уж конечно, не конец пути... Могут быть просто иные цели. А нас учат быть успешными... - Ты говоришь "нас", "мы". А кто это, мы? - Если хочешь, русские. Или мы с тобой. Или можешь думать, что у меня шизофрения, и я воспринимаю себя во множественном числе. - Так кто это всё-таки, мы? - А как ты думаешь? - Но когда-нибудь же этот пасьянс сойдётся! - Когда-нибудь, да. Победа добра неизбежна. Но явно не в этот раз. - Что же должно произойти, чтобы всё началось снова? - Что это?- говорю я, указывая вперёд.

27

Мы подходим к разбитой машине. Водитель сидит, упав головой на руль. Машина врезалась в дерево. - Занесло,- заключает Юра.- На повороте. - Да нет,- говорю я.- Кажется, он просто врезался. Я пытаюсь открыть дверцу. Она не поддаётся. - Поехали,- говорит Юра.- Надо позвонить откуда-нибудь. - Вряд ли ему чем-нибудь уже поможешь. - Ты уверен? - Да,- говорю я.- Это иногда случается. Юра выходит на шоссе и останавливает машину. - Вы в город едете? Тут авария, человек в машине. Позвоните, вызовите скорую! Машина уезжает. Он тормозит следующую. - Вызовите скорую! Мы нет, мы не видели, мы просто подошли, и он уже был так. Вызовите! - Кажется, я увидел то, что должен был увидеть,- говорю я, подойдя к нему и тронув его за руку.- Поехали. - Подожди, - говорит он.- Я остановлю ещё три-четыре машины. Пусть, на всякий случай. - Ладно. Мы ждём следующую. Она проезжает, не остановившись. - Вот сволочь!- возмущается Юра.- Ты посмотри, какая тварь! - Да,- говорю я.- Вовсе не все спешат на помощь, некоторые просто спешат по своим делам... Как ты думаешь, до нас здесь остановилась хоть одна машина? - Наверное. А как же... - Тогда зачем мы тут голосуем? - Я должен это сделать,- убеждённо говорит он.- Я не могу просто так уехать. - Вот и я не мог уехать,- говорю я.- Но тебе проще, твоя цель предельно ясна - помочь тому, кто уже мёртв. - Что ты хочешь этим сказать?- повернувшись ко мне, говорит он. - То самое,- говорю я.- Никаким подвигом ты уже ничего не изменишь. Он мёртв, и ты его не оживишь. - Всё равно. Это уже неважно. - Да. Это уже неважно. Он останавливает машину. Я отхожу к мотороллеру и, прислонившись к дереву, наблюдаю. Отпустив ещё две машины, Юра оборачивается ко мне. - Поехали. Он подходит, берёт мотороллер и выводит его на шоссе. - Садись,- кивает он мне. Я сажусь. - Ты уверен, что именно это ты должен был увидеть?- говорит он. - Нет,- говорю я.- Но теперь я уже не хочу остаться. А значит, нужно ехать дальше, пусть даже это неправильно. Он кивает и заводит мотор. - Подожди,- говорю я, но он не слышит за гулом мотора. Мимо проносятся деревья, поля, уже тронутые первыми красками заката. "А, ладно",- думаю я.- "Неважно".

28

"А это ещё что такое?" Я толкаю Юру в спину, и он оборачивается. - Остановись! Он кивает и, съехав на обочину, останавливает мотороллер. - Что случилось? - Видишь ту машину впереди?- говорю я.- Это та самая машина, в которой я сюда приехал, и может быть, за рулём её сидит женщина, которую я знаю, и даже знаю, как её зовут. Но вот вопрос: Что она здесь делает? Я думал, она давно уже уехала в город. - Может быть, она ждёт тебя?- делает предположение он. - Может быть,- говорю я.- Но зачем? - Не знаю. Но если она там, ты можешь выяснить это у неё. - Да,- говорю я.- Если она скажет правду. Но, так или иначе, выбора у меня нет. - Тебя подождать? Я оборачиваюсь. - Как хочешь. Но лучше подожди. Мало ли... Я подхожу к машине. Елена спит. - И после этого ты будешь мне говорить, что не любишь поспать? Я тормошу её за плечо. Она поднимает голову и открывает глаза. - Привет,- говорю я.- С добрым утром. - Ты где был?- говорит она, ещё не вполне проснувшись. Я задумываюсь. - Кажется, что-то подобное я от тебя уже слышал. Ты лучше скажи, что ты тут делаешь? - А как ты думаешь?- говорит она.- Наверное, жду тебя. - А мы разве уговаривались, что ты будешь меня ждать? - А сам ты не мог догадаться? - Я об этом не подумал,- говорю я.- Ну ладно, раз уж ты меня дождалась... Только вот что. Я должен предупредить Юру. - Кого?- говорит она. Я возвращаюсь к мотороллеру. - Ну что, Юра,- говорю я.- Похоже, здесь мы с тобой и расстанемся. Прошлое снова встало на моём пути. - Она вышла из машины,- говорит он, показывая рукой. Я смотрю. Елена вышла из машины и идёт по обочине. - Наверное, она обиделась, что тебя так долго не было. Иди к ней. - Не думаю. Скорее всего, она просто ищет, где удобнее спуститься в кювет, чтобы пописать. - Ты думаешь? - Смотри. - Да. Ты был прав. - Ну конечно. - А вы давно с ней... - Нескромный вопрос,- говорю я.- К тому же бессмысленный. Но если тебе это так интересно, то только вчера познакомились. Вернее даже, сегодня. - Это её машина? - Да,- говорю я.- А может быть, и нет. Не знаю. - Она могла просто поймать попутную машину и уехать. Значит, она всё-таки тебя ждала. Я раздумываю над его словами. - По-моему, в этом нет никакой логики,- наконец, говорю я.- Вывод был известен с самого начала. - Смотри, она возвращается. - Ну и что. Она тебе нравится? - Да отсюда разве разглядишь? - Но, я вижу, ты разглядел. - Что именно?- говорит он. - Она тебе нравится, я же вижу. - А если бы и так, то что?- говорит он. - В том-то и дело, что ничего,- говорю я.- Просто искал повод, чтобы предложить тебе поехать вместе. - А куда я дену свой мотороллер? - А ты и не поедешь с нами, ты поедешь следом на мотороллере. - А какой в этом смысл?- говорит он. - А тебе обязательно нужно, чтобы во всём был смысл? В таком случае, какой тебе смысл обгонять нас? Ты куда-нибудь торопишься? - Предлагаешь устроить гонки? - Нет,- говорю я.- Заранее ясно, что я выиграю. Просто я подумал... - Что? - Слушай, а давай оставим её здесь и уедем! Он на секунду задумывается. - Нет. - Я так и думал,- говорю я. - Что ты думал? - Неважно. Я думал, что буду ночевать этой ночью в твоей палатке, но кажется, всё складывается иначе. - Она села в машину,- говорит он.- Может быть, она хочет курить, а у неё нет сигарет? - Не знаю, курит ли она вообще. Но во всяком случае, это её дело. - Ну зачем ты так,- с укоризной говорит он.- По-моему, она очень красивая женщина, и ты зря... - Да, но выбрала-то она не тебя, так что расслабься, ты всё равно ничего не изменишь. - Может быть, просто всё дело в том, что мы вовремя не встретились. - Именно в этом всё и дело,- говорю я.- Но ты можешь попробовать встретиться с ней сейчас. - Ну да. А ты будешь наблюдать за этим. - Ну знаешь, на тебя не угодишь. - А ты пытаешься? - Ладно,- говорю я.- Не будем затягивать этот день, всё равно он уже издыхает. Если хочешь, поезжай за нами. - Нет,- говорит он. - У нас с ней всё равно ничего не получится, а ты жди момент. Так что давай, не прозевай свой шанс. Будь наготове. Я иду к машине. - Ну что, облегчилась?- спрашиваю я, садясь за руль. - А ты, по-моему, ещё больше пьян, чем когда мы расстались,- говорит она.- Где это тебе удалось? И что это за тип, с которым ты едешь? - Твой вопрос - это вариация вопроса "где ты был?", а его ты уже задавала. Я завожу машину. - Поехали. - Поехали,- говорит она.- У тебя есть сигареты? - А разве ты куришь? - Иногда. - Нет,- говорю я.- А у того типа, который едет за нами, есть. Если хочешь, остановимся, и ты сможешь познакомиться с ним. - А зачем мне это?- говорит она. - Я не знаю,- пожимаю плечами я.- Просто у тебя будет повод. А зачем вообще люди знакомятся? - Это что, друг твой, что ли? - Ну откуда у меня могут быть здесь друзья, если мы с тобой только сегодня утром сюда приехали? Просто знакомый. - Понятно. Пили вместе? - Нет,- говорю я.- Кажется, только с ним одним я сегодня и не пил. - Так ты пьяный? - Уже нет. - Какой ужас,- говорит она.- А если нас остановят? - Обязательно остановят,- говорю я.- Только мне-то что - это ведь не моя машина. Так что это твоя проблема. - Это и не моя машина тоже. - Значит, нет проблем. - Ладно,- говорит она.- Тема закрыта. Мог бы и мне принести что-нибудь. - Ты хочешь выпить? - Не отказалась бы. Но ещё больше я хочу есть. - Придётся потерпеть. - Вот ещё!- возмущённо говорит она.- Сейчас заедем на заправку и перекусим. - Это там, где меня били? - А здесь других нет. - Я не хочу туда ехать. - А я хочу есть,- заявляет она.- И вообще, ты провинился. - Ничуть,- возражаю я.- Я вообще не понимаю, зачем ты меня ждала. - По-моему, раз мы уехали вместе, то мы и вернуться должны вместе. - Не вижу никакой связи. - К тому же, у меня нет прав. И вообще, ты меня увёз, ты и должен привезти меня обратно. - Значит, дело принципа?- говорю я.- Тогда всё понятно. - Ничего тебе не понятно,- говорит она.- И вообще, удивительно, что я... что я вообще... - Не уехала,- подсказываю я. Она обиженно молчит. - Всё очень просто,- говорю я.- Для тебя день - это продолжение ночи, а ночь, наверное - продолжение дня. Я думал, ты на меня обидишься и уедешь, но у тебя оказались свои соображения этого не делать. Что было важнее, я или машина? Впрочем, какая разница. Если бы ты уехала на попутке, ты потеряла бы и то, и другое. Я говорю сбивчиво, потому что, в отличие от тебя, не спал сегодня ни минуты, но смысл очень прост и ясен. Я-то ищу совсем другого. И этого нет здесь и не может здесь быть, а искать мне приходится здесь. И что же я найду? Так и получается, что вся моя жизнь это ожидание смерти. И я же первый при этом говорю, что ожидание - это диктатура страха. Значит, я чего-то боюсь? Неужели смерти? Значит, я боюсь того, чего жду? Я боюсь достигнуть своей цели? Нет. Так чего же я боюсь? Презреть жизнь. Зачеркнуть её, признать этот мир бессмысленным. А он ужасает меня снова и снова, но снова и снова я не могу отринуть его. И жить в нём, как это ни странно, тоже, просто потому что мне нечего в нём искать. Но жизнь... Жизнь - это больше чем наши обиды, довольство или недовольство, страх или скука. Жизнь - это просто ещё один шанс. И там, куда мы уйдём, нам, скорее всего, придётся снова начать жить. Вот так и выходит, что чем больше желание уйти, тем больше у тебя причин остаться и дойти до конца... Пусть даже всё это кажется бессмысленным и ужасным... Видишь, как всё запутано. Она молчит. Навстречу нам проносится "скорая". - А вот и "скорая",- говорю я.- Город спешит собрать свою жатву. - Что это значит? - Там позади человек разбился. - Как... разбился? - Да так же, как и вы минувшей ночью. Только он уже не сможет никого убедить, что это дерево там не росло. - И что, насмерть? - Да. - Это мой бывший муж,- говорит она. - Вряд ли,- посмотрев на неё, говорю я.- В мире очень много людей. Вероятность того, что это был он... - Я знаю. - Ты же его не видела. - Я видела его сегодня во сне. - Да, это, конечно, аргумент... - Это он. - Ну хочешь, вернёмся? Тогда ты будешь знать это наверняка. - Нет. - Как хочешь,- пожимаю плечами я. Мы молчим. - Ну вот и твоя заправка,- говорю я.- Сворачиваем? - Да. Я поворачиваю руль.

29

Мы останавливаемся и выходим из машины. Елена идёт в павильон. Подъезжает Юра на мотороллере. - Она пошла перекусить,- говорю я.- Если ты предложишь ей сигарету, у тебя будет неплохой повод для того чтобы с ней познакомиться. Только поторопись, пока она не успела купить сама. - А ты? - А я постою здесь. Иди. - Что, тоже поцеловали дерево?- кивнув на перед нашей машины, говорит он. - Нет,- говорю я.- Столб. И целовал его не я. Но сочетании с моей внешностью картина создаётся вполне законченная. Так ты идёшь? Он кивает. Ставит мотороллер на ножку и идёт в павильон. Я жду. "Ничего, выйдет",- думаю я.- "Сейчас подъедет какая-нибудь машина, и ему придётся выйти. А нет, так он всё равно должен будет обслужить хотя бы этот мотороллер". Он выходит и идёт ко мне уверенным пружинистым шагом. На лице его нарочито спокойное выражение. Он останавливается в трёх шагах от меня. Мы молчим. - Ну и что теперь?- говорит он. - Да ничего,- говорю я.- А ты как думаешь? - Я? - Может быть, тебе нужен враг, так что ж, я к твоим услугам. - Мне-то ничего не надо. - Правда, ты совсем не знаешь меня, но может быть, так тебе будет и легче. Знаешь, какой самый главный вопрос во всех этих спорах? Очень важный вопрос - кто это, "мы", и кто это, "они"? - Тебе чего надо? - Примерно такого разговора я и ожидал. Что ещё раз доказывает бессмысленность общения между людьми, которые друг друга не понимают. Доказывать очевидное - скучное занятие, ты не находишь? Он не отвечает. - Ладно,- махнув рукой, говорю я.- Говорить мне с тобой не о чем, а ещё раз скрещивать линии жизни - скучно. Я поворачиваюсь и иду к машине. Из павильона выходят Елена с Юрой. Она идёт к машине, недоумённо взглянув на парня в оранжевом комбинезоне. - Чего ему надо? - Думаю, он и сам толком не знает,- говорю я, садясь за руль.- Ну что, купила сигареты? - Меня угостили,- говорит она. - Юра? - А его зовут Юра? - А разве вы не познакомились? - Нет,- говорит она.- Он пытался, но как-то очень невнятно. - Ну и ладно,- говорю я.- Все долги отданы, кроме того что я удрал, не заплатив за выпивку, и можно ехать. - Где это ты не заплатил за выпивку? - Долго рассказывать,- говорю я. - Понятно,- говорит она.- Заводи машину, чего ты ждёшь? - Подожди, ему надо заправиться. - Кому? - Ему. - А мы что, ждать его будем? - Да. - Зачем? - Ну, хотя бы в знак благодарности за сигарету. Она недовольно поджимает губы, достаёт из сумочки сигарету и закуривает. - Эй,- говорю я.- Здесь же нельзя курить. - Да?- говорит она, опуская стекло.- От кого-то я это уже слышала.

30

– Смотри, он за нами едет. - Да,- киваю я.- Едет. И будет ехать. - Так может быть, пусть лучше он поведёт машину? - Не торопи события,- говорю я.- К тому же, у него проблема - ему некуда деть свой мотороллер. - А он хотел бы оказаться на твоём месте? - Иначе бы он не ехал за нами. - Я так и подумала, как только увидела его. - Значит, у тебя развита интуиция. Что неудивительно. - Почему неудивительно?- говорит он. - Потому что невозможно всё время удивляться. Это как пасьянс, который никогда не сходится два раза подряд... Всё превращается в привычку, рано или поздно. - Это, смотря какой пасьянс,- замечает она. - Я не знал, что ты раскладываешь пасьянсы. - Ничего удивительного. Ты никогда не интересовался мной. - Мы всего один день знакомы, а ты уже говоришь "никогда". - Один день и одну ночь. - Это существенно? - Я не знаю, что для тебя существенно. - И я не знаю. То есть, знаю, конечно, но лучше уж думать, что не знаю, а иначе недолго дойти до отчаяния. К тому же, правда вне определений - как только мы начинаем выражать правду в словах, мы выражаем уже не правду, а только самих себя. - А это плохо? - Это не плохо и не хорошо. - Может быть, мы и должны выражать только самих себя, а вовсе не какую-то абстрактную правду, о которой мы и понятия не имеем. - Может быть,- говорю я.- Но к чему же тогда мы должны стремиться? - А может быть, мы вообще ничего не должны? - Ой,- говорю я.- Ты выспалась и соображаешь явно лучше меня. А я хотел сказать о чём-то, но... Теперь уже не вернёшь. Всё происходит лишь раз. - А что же ты тогда говорил про привычку? - Я? - Ну да. Тебе что, напомнить? - Если тебя это не затруднит. - Затруднит,- говорит она. - Тогда давай просто забудем об этом. Я уже не помню, что я говорил. Когда-нибудь произнесу это снова и подумаю, что мне в голову пришла удачная мысль, не ведая, что произношу эти слова по памяти. А впрочем, важны не слова, а контекст - а контекст никогда не повторяется. Есть две безмятежности - безмятежность мудреца и безмятежность кретина. Самое опасное - это перепутать их. - Самое опасное сейчас - это налететь на гаишника. - Или на столб. - Да. Или на дерево. - Ничего, скоро приедем. - Приедем,- соглашается она.- Только куда? - Куда-нибудь. - Кстати, куда ты меня везёшь? - Домой,- отвечаю я просто. - К себе домой или ко мне домой? - А куда ты хочешь? - Я тебе не сказала этого. - Значит, скоро бы я тебя об этом спросил. Или всё произошло бы само собой. У неё верещит мобильник. Она достаёт из сумочки трубку. - Надо же,- покачав головой, говорю я.- Как символично - стоило пересечь городскую черту, и город тут как тут... Она делает мне знак помолчать. - Алло,- говорит она.- Да. Ты чего звонишь, что-то случилось? Ничего? А что? Я смотрю на дорогу. - Нет. Нет, я сказала. Ни почему, просто. Это всё? Ну ладно... Нет. Мне сейчас неудобно говорить. Ну ладно. Ладно, пока. Она выключает трубку и убирает мобильник в сумочку. - Ну что, вот всё и разрешилось?- говорю я. - Ничего не разрешилось.- Говорит она.- А что должно было разрешиться? - Теперь ясно, куда мы едем? - А,- говорит она.- Нет. Это мой бывший муж. - Который разбился? - Значит, это был не он. - Ещё один муж? - Нет у меня никакого другого мужа. Я киваю. - Значит, он не разбился. - Нет. - Так куда же мы всё-таки едем? - Не знаю,- говорит она.- А ты не можешь решить это сам? - Могу,- говорю я.- А стоит? - Останови,- командует она, и в тот же миг машина останавливается. - Ты понимаешь всё слишком буквально. Не на проезжей же части. - Я тут не причём,- говорю я, пытаясь завести машину.- Она просто заглохла. - Ну так сделай что-нибудь! - Вот я и пытаюсь. Ничего не получается. - Ну и что мы будем делать? - Не знаю,- говорю я.- Но, кажется, вопрос о том, куда мы едем, сам собой разрешился. Мы уже приехали. - И что, так и будем стоять здесь? - Посиди пока,- говорю я и выхожу из машины. Юра спешит мне навстречу. - Что случилось?- говорит он. - Ничего,- говорю я.- Машина заглохла. Давай толкнём её к обочине. Мы толкаем машину. - Подожди,- говорю я ему и, подойдя к Елене, говорю: "Выйди, пожалуйста". Она, пожав плечами, выходит из машины и идёт к тротуару. - Теперь будет легче,- говорю я.- Давай, ты толкай, а я буду крутить руль. Ну? Давай! Мы откатываем машину к обочине. - Что, всё?- говорит Лена.- Дальше мы не поедем? - Дальше не поедем,- говорю я. - Почему? - На это есть масса причин. Во-первых, это не моя машина, и мне совсем не хочется с ней возиться. К тому же, я не умею чинить машины, которые ни с того, ни с сего ломаются посреди дороги. И наконец, можно дойти пешком или воспользоваться общественным транспортом. - Понятно. Значит, мы пойдём пешком. - А ты уже решила, куда? - А это так важно? - И правда. Зачем подготавливать решения? Они тем ярче, чем неожиданней. - Я могу подвезти вас,- предлагает ей Юра. - Спасибо, не нужно,- говорит она, едва удостоив его кивка. Он как-то сразу сникает. - Где ты оставил мотороллер?- говорю я. - То есть как, где? - Пойдём, прогуляемся. Мы отходим. - Ну что,- говорю я ему.- Кажется, не получилось. - Я уже понял. - Ты расстроился? - Нет, я не расстроился - я и так ехал в город. А вот что ты теперь будешь делать? - Да что-нибудь,- говорю я.- Но я тебе хотел вот что сказать. Там в лагере есть женщина, её тоже зовут Лена... - Я знаю,- говорит он.- И что? - Это потрясающая женщина. Нужно только очень любить её. Для меня уже слишком поздно. Я не умею начать всё снова, как если бы ничего не было. Потому что что-то всё-таки было. Пусть даже жизнь - иллюзия, и время... Но отказ от жизни не менее иллюзорен. - Что ты хочешь сказать?- перебивает меня он.- Ты меня утешить хочешь? - Да нет же! Мне наплевать на твои чувства. Просто я хочу, чтобы ты знал, что... нужно её очень ценить... наверное. Не знаю, как это у неё будет с тобой. А я опоздал. - Значит, Лена, да? - Да,- говорю я.- И вот ещё что. Передай это. Я снимаю тёмные очки и отдаю ему. - Кому? - Ребятам, там, в лагере. Их зовут Игорь и Катя. - Ладно,- говорит он, садясь на мотороллер.- Передам. - А хочешь, поехали вместе. - Нет,- говорит он, покачав головой.- Ты будешь потом переживать. - Но мы можем с тобой просто напиться, и я всё забуду. - Не забудешь. Да и я буду помнить. Лучше уж давай так всё и оставим. А если захочешь, приезжай - где лагерь, ты знаешь. - Ладно,- говорю я.- Ну давай. Пока. - Счастливо. Он заводит мотор. Убирает ножку, отталкивается ногой от бордюра и, махнув мне на прощанье рукой, уезжает.