Костяной дом
Шрифт:
Но убитым вполне могу оказаться и я. Он дикий, он голодный, испуганный, примитивный. Возможно, он не очень-то умен, но, по крайней мере, оказался достаточно умен, чтобы не умереть молодым, а сюда он явился разодобыть пропитание хитростью и силой. Это его мир, не мой. Я выслеживаю его, а он в это время, возможно, выслеживает меня, и когда мы столкнемся, он станет драться, не соблюдая никаких привычных мне правил. Хороший аргумент, чтобы немедленно вернуться.
С другой стороны, если я вернусь целым и невредимым, а Стервятник будет по-прежнему бродить вокруг, Зевс за непослушание повесит мою шкуру на стену костяного дома. Да, мы тут все закадычные
Я просто должен убить стервятника. Выбора у меня нет.
Я не хочу, чтобы меня прикончил в лесу дикарь, равно как не хочу, чтобы меня казнили по решению племенного суда. Я хочу остаться в живых и вернуться в родную эпоху. Я все еще цепляюсь за слабый шанс и надеюсь, что радуга когда-нибудь вернется за мной, вытянет отсюда и предоставит возможность поведать о своих приключениях в те времена, которые я уже привык мысленно называть будущим. Мне хочется написать отчет.
А вам, людям будущего, я хочу сообщить новость о том, что эти обитатели ледниковой эпохи вовсе не считают себя примитивными. Они знают, и знают абсолютно точно, что они и есть венец творения. У них есть язык фактически, два языка, – есть история, музыка, поэзия, технология, искусство и архитектура. Есть религия. Есть законы. Есть образ жизни, оправдавший себя за тысячи лет, и который будет оправдан еще тысячи. Если вы думаете, что здесь только рычат и дерутся, то вы ошибаетесь. Я могу сделать этот мир реальным для вас – если сумею вернуться.
Но даже если мне это не суждено, дел у меня здесь предостаточно. Я хочу выучить их эпосы и записать тексты, чтобы вы когда-нибудь их прочитали.
Хочу научить их делать каяки и мосты, а может, и еще что-нибудь. Хочу завершить строительство костяного дома, которое мы начали на прошлой неделе. Хочу бродить по лесам с моиими приятелями Би Джи, Дэнни, Марти и Полом. Хочу Сэлли. Господи, да ведь у нее от меня могут быть и дети, и тогда я волью свои футуристические гены в генофонд ледниковой эпохи.
И я не хочу умереть сегодня в холодном и унылом доисторическом лесу, пытаясь выполнить дурацкий приказ об убийстве.
Воздух становится теплее, но все же теплым его не назовешь. Я вновь отыскиваю след, или думаю, что отыскал его, и иду на северо-восток, в лес.
За спиной слышатся смех, крики и песни – там строят новый дом, но вскоре я ухожу далеко и перестаю их слышать. Нож я теперь держу в руке, готовый ко всему. Здесь есть волки, а также испуганный получеловек, который может попытаться убить меня прежде, чем я убью его. Я начинаю гадать, какова вероятность того, что я его отыщу. А заодно и о том, сколько времени мне отведено на поиски – несколько часов, день, неделя? Чем я должен питаться?
Как не отморозить ночью задницу? Что скажет или сделает Зевс, если я вернусь с пустыми руками?
Сейчас я брожу наугад. Больше я не считаю себя Шерлоком Холмсом.
Сейчас я с удовольствием помог бы строить костяной дом. Наступает зима, а племя стало слишком большим, чтобы разместиться в четырех имеющихся домах. Би Джи руководит строительством, Марти с Полом поют, читают стихи и играют на барабане и флейте, а еще человек семь выполняют тяжелую работу.
– Складывай челюсти подбородками вниз! – кричит Би Джи, когда я пытаюсь положить челюсть
Пол отбивает на барабане радостную дробь, аплодируя мне за вторую, удачную попытку. Марти начинает сочинять балладу о моей тупости. Все смеются, но смех доброжелательный.
– А теперь клади туда хребет! – кричит мне Би Джи. Я вытягиваю из огромной кучи длинное бревно мамонтова позвоночника. Кости в куче старые и белые, они пролежали уже немало лет и стали плотными и тяжелыми. – Ну-ка, вставь его туда, да покрепче! Плотнее! Плотнее!
Я пыхчу и отдуваюсь под весом тяжеленной кости, даже немного пошатываюсь, но все же ухитряюсь вставить ее на нужное место и вовремя отскочить – Дэнни и двое других мужчин уже подносят гиганский череп.
Зимние дома – хитроумные и сложные конструкции, и их проектирование и возведение требует истинной гениальности. Не исключено, что Би Джи в эту эпоху – лучший архитектор из всех, каких только знал мир. Он носит с собой костяную пластинку с чертежом дома и постоянно проверяет, правильно ли помощники устанавливали кости, черепа и бивни. Строительного материала у него с избытком. После тридцати тысяч лет охоты на мамонтов тут скопилось достаточно костей, чтобы построить город размером с Лос-Анджелес.
Дома получаются теплыми и уютными. Они круглые и куполообразные, словно большие костяные иглу. Выложенные по окружности черепа мамонтов образуют фундамент, на который хитроумно, «елочкой», укладывают около сотни челюстей – это стены. Крышу делают из шкур, куполом натянутых на закрепленные вверху изогнутные бивни. Всю конструкцию поддерживает деревянный каркас, отверстия в стенах закрывают мелкими костями и замазывают красной глиной. Вход сделан из вкопанных в землю гигантских берцовых костей. Описание дома может показаться вам несколько зловещим, но в нем есть какая-то дикая красота, а когда в него входишь, то сразу забываешь, что снаружи завывают ледяные ветры плейстоцена.
Племя полукочевое и живет охотой и собирательством. Во время короткого двухмесячного лета они бродят по степи, убивают мамонтов, носорогов и мускусных быков, собирают ягоды и орехи, чтобы продержаться зиму. Если я правильно угадал месяц, то уже в августе становится холодно, и племя откочевывает обратно в поселок из костяных домов, охотясь по дороге на оленей. Когда наступает по-настоящему плохая погода, они уже готовы переждать зиму, имея шестимесячный запас мяса, сложенный в выкопанные в вечной мерзлоте ямы. Ритмичная, упорядоченная жизнь. У них здесь настоящая община. Мне хочется назвать ее цивилизацией. Но – выслеживая свою человеческую добычу холодным утром – я напоминаю себе, что жизнь здесь суровая и странная. Чужая. Как вы полагаете, быть может я придумал все эти приятельские прозвища только ради сохранения собственного рассудка? Не знаю.
Если мне суждено быть сегодня убитым, то больше всего я стану жалеть о том, что так и не выучил их секретный религиозный язык и не сумел понять длинные исторические саги, которые поют каждый вечер. Они просто не захотели учить меня этому языку. Очевидно, чужакам его знать не полагается.
Эти саги, как сказала мне Сэлли, вобрали в себя огромный перечень всего, что когда-либо происходило: «Илиада», «Одиссея» и «Британская энциклопедия», сведенные воедино; протяженнейший рассказ о богах, царях, людях, войнах, переселениях, исчезнувших империях и великих бедствиях.