Костяной лабиринт
Шрифт:
– Всё в порядке, Баако, – сказал он. – Мы пойдем туда вместе.
Поняли его солдаты или нет, но они расступились.
Ковальски шагнул в клетку. Баако тяжело дышал, губы его застыли в гримасе ужаса, а взгляд метался из стороны в сторону. Казалось, он был на волосок от того, чтобы сломаться.
Джо постучал себя в грудь. «Посмотри на меня, приятель!»
Баако уставился на него.
Подняв руку, Ковальски принялся изображать знаки, взывая к чему-то привычному, чтобы не дать горилле запаниковать. Закончил он тем, что скрестил руки со сжатыми в кулаки
«Я не дам тебя в обиду».
Баако по-прежнему дышал учащенно, но теперь его взгляд стал уже спокойнее. Отпустив волосатые колени, он, в свою очередь, постучал кулаками, тихо ворча.
– Совершенно верно, – кивнул Джо.
Обезьяна протянула ему руку, и Ковальски тотчас же вспомнил свою младшую сестру Анну. Та часто вот так же протягивала ему руку, ища поддержки у старшего брата, когда ей было страшно – или в кабинете врача, или во время пьяной сцены, устроенной отцом.
Теплые волосатые пальцы стиснули руку Джо.
«Всё в порядке, приятель».
Он проводил Баако по бетонному полу в зарешеченный загон. Из одной клетки в другую.
Один из солдат окликнул его. Волосатые пальцы крепче стиснули руку Ковальски, угрожая сломать ему кости. Не обращая внимания на боль, тот свободной рукой помахал солдатам, останавливая их.
– Отстань, твою мать! – бросил Джо, провожая гориллу в загон.
Это была убогая тюрьма. Бетонный пол был покрыт тонким слоем соломы. В углу стояло ведро, наполовину заполненное зеленоватой водой. Не было ни игрушек, ни веревок, чтобы качаться – ничего, чтобы отвлечь гориллу от мрачного окружения. И, что было хуже всего, на дальней стене зловеще поблескивали стальные кандалы.
Солдат снова окликнул Ковальски, на этот раз мягче, и помахал рукой, призывая освободить загон.
Великан посмотрел на пальцы, вцепившиеся ему в руку.
«А пошло оно все к черту!»
Опустившись на холодный бетон, он похлопал по соломе рядом с собой, приглашая Баако присоединиться, а затем крикнул военному:
– Я остаюсь!
Солдат посовещался со своими товарищами, и, похоже, они пришли к какому-то решению. Один из них взял плетеную корзину со связками мятых бананов, морковью и ветками с зелеными листьями. Поставив эту корзину за порог, он пнул ее ногой к узникам, после чего другой военный с лязгом захлопнул дверь и запер ее большим ключом.
– Кажется, они меня поняли, – проворчал Ковальски, обращаясь к самому себе.
Погрузчик развернулся и поехал прочь, увлекая за собой солдат. За ними захлопнулись двустворчатые ворота, но Джо успел заметить, что один из них остался караулить.
«Значит, эти ребята настроены серьезно».
Высвободив руку из пальцев Баако, Ковальски встал. Посмотрев на запертую наглухо стальную дверь в противоположном конце, он увидел на стене рядом с нею светящийся экран сканера, считывающего отпечаток ладони, и закрепленные под потолком камеры видеонаблюдения, объективы которых были направлены на загоны.
Баако
Ковальски его не винил – пятно было очень похоже на засохшую кровь.
Чтобы отвлечь внимание своего товарища по несчастью, Джо придвинул корзину с едой и уселся рядом с обезьяной.
– Это, конечно, не пицца с пивом, но нам сойдет.
Достав банан, он протянул его Баако. Тот уселся на пол и отвернулся, отказываясь от угощения. Горилла ничего не ела с тех самых пор, как ее схватили похитители. В вертолете Мария с трудом заставила своего питомца выпить немного воды, но и только.
– Тебе нужно поесть, – сказал Ковальски.
Повернувшись к нему, Баако прикоснулся пальцем к своему рту. Взгляд у него по-прежнему был испуганный.
«Черт, я начисто забыл про устройство слежения…»
Джо переместился так, чтобы заслонить собой обезьяну от видеокамер, и протянул руку:
– Всё в порядке. Выплевывай!
Баако понял, чего он хочет, и подчинился. В руку Ковальски упал обслюнявленный браслет. Держась к видеокамере спиной, Джо осмотрел его. Зеленый светодиод, сигнализирующий об исправной работе устройства, едва горел: заряд был на исходе.
«Хотя под толщей бетона от него все равно толку мало».
Ковальски мысленно выругался.
Беспокойно заерзав, Баако пригнул голову, вероятно, вообразив, что человек злится на него.
– Ты тут ни при чем, приятель. – Джо убрал устройство в карман, на время выбросив его из головы. – Давай-ка мы с тобой перекусим!
Он снова протянул своему сокамернику банан, но тот лишь бросил на него унылый взгляд. Сестра Анна часто так же смотрела на Ковальски, когда тот пытался заставить ее поесть. Иногда отсутствие у нее аппетита объяснялось мучившими ее болями, но гораздо чаще это было следствие жалких потуг брата в кулинарном искусстве.
Джо придвинулся ближе к Баако. Положив банан на колени, он развел в стороны согнутые руки, сжимая кулаки и напрягая бицепсы.
«Ты должен быть сильным».
Затем он повторил этот знак, слегка видоизменив его: сначала растопырил пальцы, а после этого стиснул их в кулаки.
«И храбрым».
За этим жестом последовал еще один: Ковальски собрал пальцы в щепотку и поднес их к своим сомкнутым губам.
«Поэтому ты должен поесть».
Баако посмотрел на банан. Джо очистил фрукт и снова предложил его горилле.
Наконец обезьяна неохотно протянула руку и взяла банан. Засунув его очищенным концом себе в рот, она повторила первый жест Ковальски, поднимая руки и напрягая бицепсы, а потом указала на своего напарника.
«Ты тоже должен быть сильным».
Откусив половину банана, Баако протянул вторую половину Джо.
Тот поморщился, глядя на обкусанный банан, но затем пожал плечами.
«Ну и черт с ним…»
Взяв банан, он очистил его до конца и отправил себе в рот.
«Поесть все равно нужно».