Костюм
Шрифт:
Шланг с водой, он обливается, пьет, вода, жизнь, спасение… Кто-то толкает его, пропадает шланг, остается только горящая жаром гортань и давящие на голову голоса. Открывать глаза не хочется, его вчерашнее поведение, где он сейчас и кто его будит – вопрос. Спрятаться, свернуться калачиком и так лежать в тишине, пока все бури людских страстей не улягутся вокруг него. Пока он не придет в себя и ему снова не захочется жить. Алкоголь убивает в нем все самое хорошее, жизнь тогда хороша, когда он трезвый. Однако, как болит голова. Ну, когда же в самом деле будут чудодейственные
– Просыпайтесь, господа, уже подъезжаем к городу. Приводите себя в порядок, мы сразу едем в администрацию, читаем тексты, которые я вам сейчас раздам, потом фуршет, а вечером опять ресторан. У вас будет время поспать в гостинице.
Голос распорядителя резал барабанные перепонки, проникая в сознание не совсем сознающих себя людей.
Больше всех удивился Виктор, и своей невезучей особенности всегда попадать в разные переделки, и тому, что он еще не разоблачен. Как хотелось бы ему оказаться сейчас вон там, на обочине, пусть без денег, без всего, лишь бы не лжедепутатом. Он не хотел ехать в этом автобусе, везущем его на Голгофу. Стараясь воссоздать в памяти вчерашние последние минуты перед потерей человеческого облика, Виктор хотел вспомнить, была ли у него попытка исчезнуть с этого лучезарного небосвода, или он сам лез в петлю.
– Я понимаю, – бубнил распорядитель, – что вам тяжело выдержать такую гонку и такое количество алкоголя, но для вашей группы это – последний город. Так что, крепитесь и читайте текст.
«Легко сказать, крепитесь. Не могу понять, откуда у меня столько всего в карманах, буквально все карманы забиты, а вдруг это деньги», – плохо соображал Виктор. Точно, деньги. Он даже через конверт мог прощупать эти американские деньги, сколько раз он сам давал подобные конверты. Краем глаза Виктор заметил, что все так же набиты под завязку, но никто не достает, а все усердно читают текст. Значит, все друг от друга стараются скрыть наличие взятки. Будет смешно, выйти и вот так читать текст, хотя в руках у каждого кейс.
Вчера он снял свою дубленку у водителя такси, а сейчас она лежит рядом. Момент получения гардероба был им явно упущен, но ничего, слава Богу, не пропало.
«Надену дубленку и тогда переложу содержимое карманов в нее и надо уносить ноги прямо у здания администрации, поймаю такси и на вокзал, чем быстрее, тем лучше. Таких игр они мне не простят, посадят, как мошенника».
А за окном автобуса мела декабрьская метель, и не особенно хотелось покидать это теплое место, где он выпил уже две бутылки минеральной воды, где ему никто не мешал, занимаясь только лично собой. Ему стало даже немного смешно. Он пытался про себя шутить, вспоминая гоголевского «Резизора».
Собственно, а что он сделал? И пусть от него попахивает провинциалом, он просто прочитает текст пропаганды партии ДОН без эмоций и ударений и после вечернего ресторана, где он еще немного поимпровизирует, поедет домой, зато заработает неплохую сумму и рассчитается с банком.
«Так можно и в тюрьму угодить», – билось в другой половине его сознания.
Да нет, спустят все на тормозах, зачем им шум во время агитации. Да и пьяным можно прикинуться. Надо только не пить много, а то
Читая текст, Виктор ухмылялся, какие дикие обещания дает ДОН на пятнадцатом году правления. Проехали бы они по этой дороге, расположенной рядом с Москвой. Смотреть без слез нельзя на проезжаемые деревни. Дома – развалюхи, дороги – ухабы и ямы, столбов с проводами нет, а сам город выглядит так, как будто его бомбили мелкими бомбами: все дома испещрены вмятинами отваливающейся штукатурки. А рекламные плакаты шлепают на ветру, словно пиратские флаги из разных стран и разных капитанов. Редкие прохожие, еле горящий свет в окнах. Окна в наших квартирах такие маленькие, что свет горит и днем, словно в пещере живем.
За наблюдением Виктор не заметил, как автобус подъехал к центру города к зданию администрации. Их встречала толпа сторонников и оппозиция. Старший агитатор – распорядитель командовал так, словно они не депутаты, а отряд ОМОНа.
– Всем на выход, к входу, бегом, внутри здания сразу направо и по коридору прямо до самой сцены, готовы, вперед! – и дверь автобуса открылась
Виктор бежал за очкариком, которому распорядитель выдал новый значок в замен утерянного. Они все бежали сквозь толпу «фанатов» по созданному полицией коридору. Были слышны откровенные проклятия в адрес ДОН, просто улюлюканье, свист, а кто-то надрывал связки, славя президента и партию.
Подгоняемые друг другом они забежали внутрь здания и, как и было сказано, повернули направо. Впереди был довольно темный коридор, где, как увидел Виктор, депутаты и занялись опустошением своих карманов и заполнением кейсов. Виктору пришлось из карманов запихивать все себе за пазуху, создавая видимость живота. Пока шли по темному участку коридора, все всё успели сделать. Виктор подумал, что такое темное место было создано кем-то совсем неслучайно. Все заранее продуманно до самых последних мелочей.
Наконец-то они дошли до сцены. Оставалось причесаться, отряхнуться, взять текст и выйти для выступления. Внешне Виктор был готов, а вот внутренне его терзали сомнения.
– Где ваш главный со списком выступающих? – спросила молодая девушка у стоящего ближе всех к сцене Виктора.
Тот пожал плечами.
– Хорошо, давайте ваше удостоверение, и приготовьтесь все остальные, я вас запишу для объявления, – миловидная молодая повернулась к Виктору.
Машинально дернувшись рукой во внутренний карман, Виктор произнес:
– Петров Виктор Семенович, партия ДОН.
– Это легко, – она улыбнулась, – знаете, как я устала Кеклер-Меклер.
Виктор с облегчением вздохнул и опустил руку, так и не достав несуществующий документ. Молодая и красивая упорхнула к рядом стоящему очкарику.
Читая выданный текст, он услышал ворчание девушки и извинения очкарика за неудобочитаемую фамилию – Генрих Эдуардович Крэмс, нет, не Кремес и не Кремс, а Крэмс. Виктор ухмыльнулся, глядя на очкарика. Как они затесываются в Россию, да к тому же Единую. Пока миловидная порхала от одного к другому, Виктора трясло от мысли, что сейчас пойдет врать людям, что у нас в стране все хорошо.