Косые тени далекой земли
Шрифт:
Без долгих разговоров Каталония и Баскония были лишены прав автономии, и на все языки отдельных областей страны – то есть на все языки кроме государственного, кастильского, – были введены строгие ограничения.
Однако осенью 1975 года, когда со смертью генералиссимуса Франко закончилась его диктатура, продолжавшаяся целых тридцать шесть лет, Испания начала переход к либеральному режиму, чтобы, подобно змее, сбросить старую кожу.
На престол взошел король Хуан Карлос, которому посредством разумных политических мер удалось постепенно провести либерализацию
Главные области страны снова получили автономию, и ограничения на языки были сняты. С осени 1982 года в стране стал править премьер-министр Фелипе Гонсалес со своей Социалистической рабочей партией,[PSOE – примечание автора] и под руководством короля Испания идет по пути умеренного социализма.
Риэ произнесла, не глядя на собеседника:
– Это, наверное, в вас баскская кровь говорит.
Ибаррагирре, не останавливаясь, широко развел руками.
– Времена сейчас другие. Мы и автономию получили, и на нашем языке сейчас можно говорить свободно.
– Но ЭТА[баскская организация «Родина и Свобода» – примечание автора] все еще проводит теракты, пытаясь добиться независимости, не правда ли? Совершенно так же, как было во времена Франко.
Ибаррагирре нервно оглянулся и, понизив голос, проговорил:
– Сколько бы центральное правительство ни менялось, перед басками стоит одна конечная цель – полная и ничем не ограниченная независимость страны. Ты и сама прекрасно знаешь, что Баскония и антропологически, и лингвистически совершенно не похожа на Испанию.
– Спорить не буду, но ведь этим нельзя оправдать террористические акты, не так ли?
– Это не теракты. Это война. Между Басконией и Испанией.
– Вы, что же, поддерживаете их стратегию, бомбы, похищения и убийства?
– Деятельность ЭТА найдет отклик в сердце любого баска.
– Неужели? Что-то мне не верится, что баски так любят кровопролитие. Я вот слышала, что в баскском парламенте организацию ЭТА поддерживает только партия
«Эрри Батасуна».
Ибаррагирре опять оглянулся и со вздохом проговорил:
– Японцы – нация однородная, и вам нас, национальное меньшинство, не понять.
Ибаррагирре было лет тридцать пять, то есть он был старше Риэ года на два-три. И на лекциях в университете, и за столом в пивнушке он говорил только о басках, он действительно гордился своей нацией, и, о чем бы ни зашла речь, будь то литература, искусство или музыка, все для него так или иначе сводилось к баскам.
И только одну тему, политику, Ибаррагирре до сих пор не затрагивал – казалось, он намеренно избегал ее. Пожалуй, сегодня он впервые откликнулся на разговор о политике.
Риэ взглянула вверх, в темное небо.
В том, что японцы – этнически
Они шли по немноголюдному проспекту Майор, по направлению к центру Мадрида – площади Пуэрто дель Соль. На улице было еще много машин. На противоположной стороне танцевало несколько юнцов – по-видимому, панки, – они отбивали ритм, хлопая в ладоши.
Писо,[съемная квартира – примечание автора] где жила Риэ, находилось на улице Принсипе, и, чтобы туда добраться, нужно было свернуть с Пуэрто дель Соль на проспект Херонимо, затем дойти до площади Каналехас, а там повернуть направо. Окрестности были вовсе не спокойные, но Риэ нравилась атмосфера торгового квартала.
Прошло уже почти полгода с тех пор, как Риэ за свой счет приехала в Мадрид учиться. До того она преподавала испанский в одном из токийских университетов, но случилось так, что ей пришлось подать прошение о временном увольнении, и после перерыва в несколько лет она снова оказалась в Испании. Во-первых, она хотела заново заняться языком, во-вторых – продвинуть свои исследования по современной испанской литературе и истории гражданской войны.
– Слушай, а у тебя есть молодой человек? – спросил на ходу Ибаррагирре.
Риэ на мгновение замешкалась от неожиданности, но тут же ответила:
– Есть.
– Испанец?
– Японец.
– В Мадриде?
– Нет, в Токио.
Ибаррагирре рассмеялся.
– Бистатик урун, биоцетик урун.
Эту баскскую поговорку Риэ уже выучила, она значила что-то вроде: «Тень ушедшего скоро блекнет».
Риэ промолчала, и Ибаррагирре продолжил:
– Если твоего мужчины нет рядом с тобой, прямо в эту минуту, значит, его вообще нет. Тебе не кажется, что по сравнению с ним у меня положение гораздо более выгодное?
Риэ даже растерялась – его навязчивость переходила всякие границы. Был ли у нее мужчина или нет, но об Ибаррагирре она никогда не думала и никогда не подумает как о возможном партнере.
– Не знаю, как у басков, но японские женщины всегда остаются верны своему мужчине,
– заявила она, стараясь, чтобы лицо не выдало ее.
Ибаррагирре снова оглянулся назад, высматривая что-то в темноте. Затем, схватив Риэ за руку, произнес:
– По баскскому обычаю, если мужчина проводил женщину до дома, она обязана пригласить его к себе на бокал вина.
– Да неужели? Если бы у вас действительно был такой обычай, баски вряд ли стали бы тратить силы на такие утомительные соревнования, как ваша рубка бревен, – отрезала Риэ, высвобождая руку.