Косыгин
Шрифт:
Л. Берия ограничился лаконичным указанием: «Ознакомить Членов Бюро Совета Министров». Совет Министров РСФСР принял постановление «О материальном положении учителей». Хотя и с опозданием, власть вспомнила об учительских семьях.
Возрождение — так часто говорили и до брежневской книжки о послевоенных годах. Страна восстанавливала заводы и фабрики, переводила танковые конвейеры на выпуск тракторов, открывала новые вузы. Среди них — финансовая академия в Ленинграде. Об открытии телеграммой доложили Косыгину: «Алексей Николаевич задача поставленная вами организации финансовой академии выполнена тчк четырнадцатого (февраля 1949 г. — В.
Двадцать второго апреля 1946 года (примечательный день!) министр электростанций СССР Дмитрий Георгиевич Жимерин доложил Косыгину, что «организация зон лагерей на строительстве электростанций задерживается из-за отсутствия колючей проволоки». Министр просил «дать указание Главному управлению инженерных войск отпустить Главгидроэнергострою 100 тонн колючей проволоки». Сколько же лагерей она должна была опутать?!
Через три месяца энергичный министр, будущий член-корреспондент Академии наук СССР снова постучался к Косыгину. Лагеря обтянули колючкой, но теперь там не хватало постояльцев. Надо, чтобы МВД пополнило, в частности, «лагерь Свирьстроя на 750 человек». На этой записке резолюция Косыгина:
«Министру внутренних дел СССР т. Круглову.
Прошу Вас учесть просьбу т. Жимерина в части увеличения рабочей силы и по возможности удовлетворить.
2-ой агрегат Нижне-Свирской гидроэлектростанции необходимо пустить в эксплуатацию в установленный срок».
И это тоже документ эпохи, далеко не единственный в переписке тех лет. Наркомы-министры воспринимали лагеря как элемент экономической структуры, гарантированный резерв рабочей силы. Иногда писалось короче и выразительнее: рабсилы. Судя по запискам Косыгина, по крайней мере в те годы так же считал и он. Главное — пустить в срок 2-й агрегат Нижне-Свирской ГЭС, Каховскую и Куйбышевскую гидростанции, Волго-Донской канал, «Азовсталь»… Конечно, он понимал, какой ценой достаются народу «великие стройки коммунизма», но кому об этом скажешь?!
Перечитывая выступление Косыгина на сессии Верховного Совета СССР в марте сорок шестого года, обратил внимание вот на какую деталь. Алексей Николаевич говорит о выпуске промышленных товаров, но не в республике, а в стране. Надо выпускать столько товаров, «чтобы можно было перейти от снабжения населения по карточкам к развернутой торговле». Он подробно анализирует состояние дел в текстильной, легкой, лесной промышленности, предлагает инженерныерешения, которые значительно повысят производительность труда на текстильных фабриках, облегчат труд на лесозаготовках — этой отрасли предстоит осваивать новые лесные массивы на Севере, в районах Сибири и Дальнего Востока, но пока она «не удовлетворяет потребностей народного хозяйства».
В первые послевоенные годы Косыгин, что ни год, получал новые назначения. Председатель Бюро по торговле и легкой промышленности при Совете Министров СССР (февраль 1947 г. — июль 1948 г.); министр финансов СССР (февраль — декабрь 1948 г.); министр легкой и пищевой промышленности СССР (декабрь 1948 г. — март 1953 г.); Председатель Бюро по торговле при Совете Министров СССР (февраль 1949 г. — март 1953 г.). Похоже, что Сталин, приглядываясь к Алексею Николаевичу как одному из возможных кандидатов в премьеры, обкатывал его в разных должностях, испытывал в сложнейших операциях. Одной из них была денежная реформа 1947 года, задуманная еще в сорок третьем, которую по личному поручению Сталина готовили Алексей Николаевич Косыгин и Арсений Григорьевич Зверев, нарком, а затем министр финансов СССР.
Решение «Об отмене карточной системы и денежной реформе» Политбюро ЦК ВКП(б) приняло 13
Пятнадцатого декабря, в понедельник сберкассы начали обмен старых денег на новые в пропорции десять к одному. Вклады в сберкассах переоценивались в зависимости от сумм: до 3000 рублей — один к одному, от 3000 до 10 000 — три старых рубля на два новых, свыше 10 000 — два к одному.
Хотя операция готовилась в строжайшей тайне, слухи о ней пошли по Москве еще с конца ноября того же 1947 года; в магазинах сметалось все подряд. Первого декабря Косыгин докладывал Сталину (копия Вознесенскому, Берия, Микояну, Маленкову) «о торговле промышленными товарами за 26, 27, 28 и 29 ноября 1947 г.». Двадцать шестого коммерческие промтоварные магазины Москвы наторговали на 7 836 тысяч рублей, двадцать седьмого — больше девяти миллионов, двадцать восьмого — десять с лишним, двадцать девятого — 25 900 тысяч рублей. В ЦУМе обычно продавали один патефон (1500 р.) в день. 29-го граждане унесли сразу 150. В Ленинском универмаге за последний год не продали ни одного пианино (12 000 р.), в тот же день, 29 ноября, купили 11 пианино, десять мотоциклов, а раньше — один в неделю. Косыгин писал, какие меры принимаются, чтобы сбить ажиотаж. В частности, магазины закрывались на переучет, начинали ремонт — «с тем, чтобы подготовить их к открытию одновременно с отменой карточной торговли». Уже тридцатого гонку за товарами удалось сбить. В этот день коммерческие промтоварные магазины Москвы вернулись к обычной норме продаж — немногим более трех миллионов рублей (ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 59. Д. 40. Л. 86–87).
Семья Косыгина узнала о реформе по радио, а наутро прочитала в «Правде». Позже, как пишет в своих воспоминаниях его дочь, «Алексей Николаевич рассказывал, что при обмене денег милиция находила целые мешки, битком набитые купюрами, на задворках домов, в глухих переулках Москвы. Их бросали, чтобы избежать ответственности за нечестно нажитое. Трудовые сбережения рабочих, служащих, интеллигенции, — добавляет уже от себя Людмила Алексеевна, — сохранились и даже поднялись в стоимости». С этим утверждением, наверное, можно поспорить.
Годом раньше власть провела «добровольную» подписку на очередной займ, а облигации теперь обменивались в соотношении пять к одному. В результате этой красивой операции внутренний государственный долг уменьшился втрое — со 158,8 миллиарда рублей до 58,8 миллиарда.
…В июне 1949 года, когда Косыгин уже сдал дела в Минфине и приступил к работе в Министерстве легкой промышленности, по нему выстрелила анонимка. В записке, адресованной Сталину, утверждалось, будто в 1948 году, когда Косыгин был министром финансов, в Гохране происходили крупные хищения золота и драгоценных камней.
«Сталин поручил Л. 3. Мехлису, министру Госконтроля СССР, — вспоминает А. С. Болдырев, — организовать проверку деятельности Гохрана. К ней были привлечены сотрудники МВД, Минфина, Института цветных металлов и золота, ученые, специалисты пробирных инспекций и большая группа работников Госконтроля.
В ходе проверки были перевешены и сличены по журнальным записям и приходным ордерам все слитки золота и драгоценных металлов, все драгоценные камни и ювелирные изделия. Чтобы исключить всякие подозрения в подмене, эксперты проверили и оформили актами подлинность всех драгоценностей.