Кот, который был почтмейстером
Шрифт:
– Она будет жить там? А как же её муж? Как их дом в пригороде?
– А вы не знали? Они разводятся.
– Несколько дней тому назад мы обедали с Арчи, и он ни словом не обмолвился об этом… Но я припоминаю, что он выглядел озабоченным. Интересно, что же произошло?
– Пусть уж он сам всё расскажет, – ответила дама и замолчала, поджав губы, казалось навсегда.
По неуклонно прямому шоссе они на полной скорости неслись через малолюдные земли Мускаунти – хвойные леса, окружённые скалами пустоши, заброшенные шахты, забытые терриконы.
– Слишком
– Пикакс почти полностью построен из камня, – ответил Квиллер.
– Неужели? Расскажите мне о своём доме. Великолепный, наверное?
– Каменная громадина в три этажа высотой, Я называю его провинциальным Алькатрасом. Все комнаты очень большие. Холл, если снять восточные ковры, можно спокойно превратить в площадку для катания на роликах… Во всех спальных комнатах – кровати с балдахинами, при каждой спальне – будуар и ванная комната. В подвале устроена пивная на английский лад, а верхний этаж предназначался для бального зала, отделку которого так и не закончили… Кухня настолько велика, что приходится вышагивать мили, чтобы приготовить пищу. При ней буфетная, кладовая, прачечная и чулан для мётел. Все служебные помещения, так же как и солярий, облицованы квадратными плитами из красного камня.
– А как насчёт привидений? – В глазах миссис Кобб зажегся знакомый огонек. – В каждом старом доме должно водиться привидение. Помните то, что обитало на Цвингер-стрит? Правда, его нельзя было увидеть, но по ночам оно двигало вещи и вообще озорничало.
– Помню, как же, – откликнулся Квиллер. – Оно подкладывало солонки в домашние тапки.
Помнил Квиллер и то, что все разговоры о привидениях были результатом бесконечных шуток мистера С. С. Кобба, который разыгрывал жену.
– Как Коко?
– Прекрасно. Учится играть на пианино.
– О, мистер Квиллер, – засмеялась она, – никогда не могла понять, шутите вы или говорите серьезно.
Они въехали в Пикакс по Гудвинтер-бульвару, между рядами каменных строений, возведённых местными угольными воротилами в дни расцвета городка. Прокатили по Мэйн-стрит, мимо круглого сквера и наконец достигли особняка К.
Миссис Кобб даже взвизгнула:
– Вот этот самый? О! Как бы я хотела здесь работать!
– Вы даже не знаете, какой будет оплата. Я сам не знаю.
– Мне безразлично. Я хочу здесь работать!
Когда они вошли в холл, янтарные стены ярко светились, сверкала хрусталём и жёлтой медью люстра. Казалось, обстановка дома стеснялась своего происхождения и великолепия.
– Похоже на музей!
– Слишком богато, на мой вкус, – заявил Квиллер, – но ни одной фальшивки, что вызывает невольное уважение.
– Я могла бы составить настоящий музейный каталог. Эта палисандровая золоченая консоль наверняка эпохи Людовика Пятнадцатого, и могу поспорить, что вещь известная. Часы работы Бюрна латунь, фазы луны, явно конец восемнадцатого
– Готовы посмотреть столовую?
Квиллер включил двадцать четыре электрические свечи, установленные на двух канделябрах из оленьих рогов. Темноватая комната была богато отделана панелями и обставлена тяжёлой старинной мебелью.
– А эти деревянные панели! Видите: резьба имитирует уложенное складками полотно! – выдохнула миссис Кобб. – Австрийские канделябры! Мебель, конечно, немецкая.
– Эта мебель тех времен, когда Клингеншоены ещё не заразились страстью к коллекционированию и не обратились к английской и французской старине.
Когда же они пересекли холл и вошли в гостиную, она просто замерла. Хрустальные люстры сверкали в полуденном солнце. Поблекшие от времени красные стены служили великолепным фоном для картин маслом в оригинальных багетах, запечатлевших французские пейзажи, итальянских святых, английскую знать. Среди них выделялся портрет в полный рост красавицы в турнюре и с зонтиком. Датировался он 1880 годом. У одной из стен, в двух нишах, высились горки, заполненные китайским фарфором.
– У меня голова идёт кругом, – произнесла миссис Кобб.
– Вам надо немного передохнуть, – предложил Квиллер! – Наверху имеются четыре помещения в разных стилях. Я принесу ваш багаж в то, которое отделано во французской манере.
Пока она медленно, постоянно оглядываясь по сторонам, поднималась по лестнице, Квиллер написал несколько слов своему другу в Центр:
Дорогой Арчи!
Миссис Кобб привезла плохие новости. Не нужно говорить, что они повергли меня в ужас. Почему бы тебе не взять неделю отпуска и не прилететь сюда? Ты сменишь обстановку, и мы сможем поговорить.
Надписывая конверт, он услышал наверху тревожные крики:
– Что они делают? Что они делают?
Миссис Кобб, что-то невнятно бормоча, быстро спускалась по лестнице. Он поспешил к ней навстречу.
– Там, позади дома, грузовик! Я увидела его из окна. Они крадут из гаража какие-то вещи! Остановите их!
– Не волнуйтесь, миссис Кобб! Это не Цвингер-стрит. Это грузчики из студии местного дизайнера. Они выносят всякое старье перед началом ремонта.
– Это не старье! Остановите их!
Квиллер и миссис Кобб кинулись к грузовику у гаража. В кузов уже начали складывать свернутые в рулоны ковры, старые матрацы, мебель.
– Это же Хунцингер! – закричала миссис Кобб, указывая на потрепанное кресло. – А это настоящее кресло-качалка.
Она заметалась между столиком на рамных опорах, коннектикутским сундучком для приданого и немецким шкафом из Пенсильвании.
Квиллер остановил грузчиков и приказал:
– Сгрузите всё, кроме матрацев, куда-нибудь в гараж. Потом мы с этим разберёмся.