Кот, который читал справа налево (сборник)
Шрифт:
– Он делал два отчета параллельно?
– Да. Один для себя.
– Он собирался использовать эту информацию?
– Эрл хотел положить этому конец. И потом еще неприятности со мной. Вот тогда Эрл и предъявил Маунтклеменсу свои требования.
– Ты слышала их разговор?
– Нет, но Эрл передал мне все подробности. Он потребовал, чтобы Маунтклеменс оставил меня в покое, и пригрозил ему.
– Могу представить себе, как легко было напугать нашего покойного сотрудника, – сказал Квиллер.
– О да! Он был напуган, – подтвердила Зоя. – Он знал, что мой муж
Квиллер откинулся на стуле.
– Да, это могло вылиться в крупные неприятности.
– Если бы стало известно, кто настоящий владелец галереи, боюсь, «Дневной прибой» тоже выглядел бы неважно.
– Это в лучшем случае! Другие газеты обязательно подлили бы масла в огонь. И Маунтклеменс…
– Маунтклеменс предстал бы перед судом. Эрл говорил, что за обман инспекции он мог получить приличный срок.
– Это был бы конец для Маунтклеменса во всех отношениях.
Они молча посмотрели друг на друга, потом Квиллер нарушил паузу:
– У него был сложный характер.
– Да, – пробормотала Зоя.
– Он действительно разбирался в искусстве?
– У него были прекрасные знания. И между прочим, в его отзывах не было фальши. Все, что он хвалил в галерее Ламбретов, было достойно похвалы – картины, графика, джанк-скульптура Нино.
– А как же Скрано?
– Его концепция неприлична, но техника безупречна. Его работы имеют классическую красоту.
– Все, что я вижу в них, – это нагромождение треугольников.
– О, но пропорции, замысел, глубина – и все это в точной геометрической структуре! Великолепно! Немыслимо великолепно!
– А твои собственные картины? – резко спросил Квиллер. – Так ли они хороши, как говорил о них Маунтклеменс?
– Нет. Но они станут такими. Грязные тона, которые я использовала, выражали хаос в моей душе, но сейчас все закончилось. – Зоя хладнокровно улыбнулась Квиллеру. – Я не знаю, кто убил Маунтклеменса, но это самое лучшее, что могло случиться. – Злоба промелькнула в ее глазах. – Я не думаю, что есть какие-либо сомнения относительно того, кто убил моего мужа. В тот вечер Эрл остался в офисе, чтобы поработать с книгами… Я думаю, он ждал Маунтклеменса.
– Но полиция говорит, что Маунтклеменс улетел в Нью-Йорк в три часа дня.
– А я думаю, что он поехал в Нью-Йорк в большом автомобиле, который был припаркован в аллее. – Зоя резко встала, собираясь уходить. – Но теперь, когда его нет, никто ничего не докажет.
Квиллер поднялся, и Зоя протянула ему руку в мягкой кожаной перчатке. Она сделала это почти весело.
– Я должна поторопиться. У меня назначена встреча в Пенниманской школе. Они берут меня на работу. – Зоя ослепительно улыбнулась и вышла из офиса летящей походкой.
Квиллер посмотрел ей вслед и подумал, что сейчас она свободна и счастлива… Но кто освободил ее?
За свою следующую мысль он возненавидел сам себя: если это была Батчи, интересно, в какой степени идея принадлежит ей?
Какое-то время Профессиональная
Последняя утверждала: «Зоя прекрасная женщина, она не способна на такое злодеяние. И несомненно, человек порядочный!» На что Профессиональная Подозрительность отвечала: «Она достаточно энергична, чтобы взвалить убийство мужа на критика теперь, когда тот умер и не может себя защитить. Она продолжает выдавать информацию по кусочкам, всегда тщательно продуманную, которая делает Маунтклеменса мерзавцем».
«Но она такая мягкая, привлекательная, талантливая, интеллигентная! И этот голос – как бархат!»
«Она умная женщина. Два человека убиты… и она срывает банк! Было бы интересно знать, кто задумал все эти маневры. Батчи могла сделать грязную работу, но она недостаточно умна для того, чтобы разработать план. И кто дал ей ключ от задней двери галереи? И подсказал мысль осквернить фигуру женщины, чтобы бросить подозрение на сексуально озабоченного мужчину? Зоя даже не заинтересована в Батчи. Она просто использует ее».
«Но глаза Зои! Такие глубокие и честные…»
«Ты не можешь доверять женщине только за красивые глаза. Остановись и подумай, что могло случиться в ночь убийства Маунтклеменса. Зоя позвонила ему, назначила свидание и предупредила, что она прокрадется через безлюдную аллею к воротам, ведущим во внутренний дворик. Вероятно, она делала так всегда. Она постучит, Маунтклеменс выйдет и откроет ворота. Но на этот раз вместо Зои перед воротами стояла Батчи с коротким, широким и острым лезвием».
«Но Зоя такая прелестная женщина! И этот мягкий голос! И эти коленки!»
«Квиллер, ты дурак. Ты не помнишь, как она пригласила тебя поужинать в ночь убийства Маунтклеменса?»
Когда вечером Квиллер приехал домой, разговор с самим собой был продолжен.
«Ты поддался на уловку этой беспомощной женщины и позволил сделать из себя посмешище. Помнишь, как она кусала губы, вздыхала, называла тебя „таким понимающим“? Все это время она играла в свою игру, мучительными откровениями и прозрачными намеками создавая себе алиби… А ты заметил отвратительный блеск в ее глазах сегодня? Это был тот же беспощадный взгляд, что и у нарисованного кота на картине в галерее Ламбретов. Художники всегда рисуют самих себя. Ты разгадал ее».
Квиллер долго сидел, глубоко погрузившись в мягкое кресло и потягивая трубку.
Наконец Коко нарушил тяжелое молчание.
– Извини, старина, – сказал Квиллер. – Я не очень-то настроен общаться сегодня.
Он выпрямился и спросил себя: «Что это за большой автомобиль, на котором, по словам Зои, Маунтклеменс ездил в Нью-Йорк? Чей он?»
А Коко заговорил снова, на этот раз из коридора. Его речь была мелодичной последовательностью звуков. Квиллер вышел в холл и обнаружил, что Коко резвится на лестнице. Стройные лапы кота, напоминающие длинные стебельки нотных знаков, наигрывали мелодии, носясь вверх-вниз по застланным красным ковром ступенькам. Заметив Квиллера, он взбежал вверх и посмотрел вниз, всей своей позой и легким подергиванием ушей приглашая последовать за ним.