Кот, который играл в слова
Шрифт:
Лайк меж тем взял официальный тон:
– Мистер Тейт великодушно согласился представить свою коллекцию вашим, джентльмены, читателям. Мистер Тейт сознает, что частная коллекция есть некое обязательство перед обществом. Он разрешает сфотографировать эти экспонаты для просвещения и эстетического воспитания жителей нашего города.
– Несколько слов по этому поводу, мистер Тейт, – попросил Квиллер, – чтобы я мог вас процитировать!
Коллекционер не отозвался. Слишком был поглощен своим собранием. Он благоговейно приподнял
– Это самый ценный мой экспонат, – сказал он чуть ли не дрожащим голосом. – Редчайшей белизны. Мне не следовало показывать его первым, верно? Надо было бы приберечь его для торжественного финала, но меня так разволновал этот чайник! Самый белый, какой я когда-либо видел, и тонкий, как лепесток розы. В статье можете так и сказать: тонкий, как лепесток розы. – Он поставил чайник на место и взял в руки другую фигурку. – Вот китайский колокольчик, ему почти три тысячи лет. А это мексиканский идол, который, как предполагают, исцеляет от некоторых хворей. К сожалению, не от радикулита. – Он криво усмехнулся, словно вспомнил одному ему известный анекдот, впрочем, не очень смешной.
– У этих вещиц масса деталей, – заметил Квиллер.
– Художники обычно тратили целую жизнь, вытачивая единственный предмет, – сказал Тейт. – Но не все мои нефриты – произведения искусства. – Он подошёл к письменному столу и выдвинул ящик, – Это – примитивные инструменты, сделанные из нефрита. Топорики, зубила, гарпуны. – Он один за другим выкладывал их на стол.
– Не надо вынимать все, – попросил Квиллер. – Мы снимем только резные экспонаты.
Но коллекционер продолжал опустошать ящик, с благоговейным трепетом притрагиваясь к каждому предмету.
– Вы когда-нибудь видели необработанный нефрит? – спросил он. – Вот кусок породы.
– Ну, за работу, – сказал Банзен. – Начнём-ка щелкать эту чёртову прорву.
Тейт сунул Квиллеру в руку резной медальон:
– Потрогайте его.
– Он холодный, – сказал репортёр.
– Он чувственный – как плоть. Когда я прикасаюсь к нефриту, то чувствую покалывание в крови. А вы чувствуете?
– А много есть книг о нефрите? – поинтересовался Квиллер. – Хотелось бы о нём почитать.
– Пойдёмте ко мне в библиотеку, – предложил собиратель. – У меня есть всё, что когда-либо было о нём написано.
Он том за томом доставал с полок техническую, мемуарную, приключенческую, художественную литературу, касавшуюся прохладного, чувственного камня.
– Если вам интересно, я дам вам несколько книжек почитать, – сказал Тейт. – Вернете, когда сочтёте удобным. – Затем он дотянулся до ящика стола и сунул Квиллеру в руку пуговицеобразный предмет: – Вот! Возьмите на счастье.
– О нет! Я не могу принять такой ценный подарок!
Квиллер ощупал гладкую округлую поверхность камня. Он был зелёный, такой, каким он и представлял себе нефрит.
Тейт
– Но я хочу, чтобы он был вашим. Сам по себе он не так уж ценен. Вероятно, это всего лишь фишка, используемая в одной японской игре. Храните его в кармане как амулет. Он поможет вам написать хорошую статью о моей коллекции. – Тейт снова скривил губы. – И кто знает? Возможно, вы станете коллекционером нефрита… а это лучшее, что может случиться с человеком!
Тейт говорил почти с религиозной горячностью, и Квиллер, потиравший прохладную зелёную пуговицу, вдруг ощутил легкое покалывание в крови.
Банзен снимал и снимал, покуда коллекционер не начал нервничать. Тогда фотограф принялся складывать аппаратуру.
– Погодите! – сказал Лайк. – Есть ещё одна комната, которую вам надо бы увидеть, – если будет позволено, конечно. Будуар миссис Тейт великолепен. – Он повернулся к своему клиенту: – Как вы считаете?
Квиллер заметил, что эти двое многозначительно переглянулись.
– Миссис Тейт нездоровится, – объяснил муж репортёру. – Впрочем, позвольте, я узнаю…
Он вышел из комнаты и на несколько минут исчез. Когда же вернулся, и лицо, и гладкий череп его были чрезмерно красны.
– Миссис Тейт согласна, – сказал он, – но, пожалуйста, постарайтесь управиться побыстрее.
Группа – с фотографом, волокущим камеру на треноге, и Паоло, несущим светильники, – проследовала по коридору, затянутому коврами, в уединённое крыло дома.
Щедро украшенный будуар совмещал в себе и гостиную, и спальню. Всё в нём выглядело мягким и воздушным. Кровать стояла под похожим на тент балдахином голубого шёлка. Шезлонг голубого бархата вспухал подушками. Здесь была лишь одна неприятная нота – кресло на колёсах, стоявшее в оконном эркере.
Владелицей кресла была тощая женщина с резкими чертами болезненно—бледного лица, которое сводило то ли болью, то ли раздражением. Она быстрым кивком показала посетителям, что они могут войти, и продолжила успокаивать изящную сиамскую кошку, сидевшую на подушке на хозяйкиных коленях. У кошки были большие голубые, как цветы лаванды, слегка раскосые глаза.
Банзен, пытаясь быть обаятельным, сказал:
– Ой, да что ж это мы тут видим? Киску! Косоглазенькую киску! Кис-кис-кис!..
– Прекратите! – резко приказала миссис Тейт. – Вы её пугаете!
Муж её сказал приглушенным больничным голосом:
– Кошку зовут Йю. Это древнее китайское название нефрита.
– Её зовут вовсе не Йю, – возразила больная, метнув на мужа сердитый взгляд. – Её зовут Фрейя.
Она погладила животное, и пушистое тельце опустилось на подушку.
Банзен повернулся спиной к креслу на колёсах и принялся негромко насвистывать, протирая меж тем объектив своей камеры.
– Много же вам нужно времени, чтобы сделать несколько снимков, – заметила женщина. Голос у неё был своеобразный, хрипловатый.