Кот, который улыбался
Шрифт:
– Я собирался им стать, но потом увлекся журналистикой. Театральная подготовка, полагаю, полезна в любой профессии.
– Шекспир… Аристофан… Чехов! Нелёгкое чтение!
– Лёгкое или нет, но мне нравится читать вслух и исполнять все роли самому.
– Ты только посмотри, в названии всех этих книжек упоминается еда: «Дикая утка», «Вишневый сад», «Изюминка на солнце», «Куриный суп с перловкой», «Вкус меда»…
Квиллер принёс на подносе чашки с кофе:
– Присаживайся, Буши, угощайся. Вот кофе, вот печенье из новой пекарни в Манежном ряду. Оно напомнит тебе о нашей поездке в Шотландию. Не обращай внимания на котов.
Коты грелись в треугольнике
– Джуниор хочет, – сказал Буши, – чтобы я прикинулся свободным художником и пощёлкал бы исподтишка таинственную незнакомку. Он считает, снимки могут пригодиться если не газете, так полиции, а вдруг она окажется шпионкой, или жертвой ФБР, или ещё кем-нибудь в этом роде? Ты видел, какая у неё шевелюра? По-моему, это переодетый мужчина.
– А по-моему, вы напрасно поднимаете вокруг неё такую шумиху, – сказал Квиллер. – Расскажи мне лучше про аукцион знаменитостей. Я слышал, что ты вошёл в комитет.
– Ну… Вообще, да… Клуб «Бустерс» собирает деньги на рождественские подарки нуждающимся семьям. Многие готовы выложить немалую сумму, чтобы поужинать с какой-нибудь важной персоной, скажем с мэром. Я согласился пригласить кого-нибудь на пикник и покатать на моторной лодке. Я не знаменитость. Зато могу сделать фотопортрет на фоне моей мастерской.
– Пикник tete-a-tete? Или в обществе дуэньи? – лукаво спросил Квиллер.
– Ну конечно, консерваторы вроде тебя поднимут крик. Ну и чёрт с ними. В Центре такие аукционы устраиваются среди миллионной аудитории, а у нас-то знаменитостей раз-два и обчёлся, да и жители все как на ладони.
Тем временем сиамская парочка репетировала все известные им позы для календаря с изображениями котов-моделей. Юм-Юм обольстительно разлеглась, грациозно вытянув переднюю лапку. Коко сидел с царственным видом, изогнув хвост и демонстрируя фотогеничный профиль. Яркий солнечный свет подчёркивал загадочную голубизну кошачьих глаз и искрился на шёрстке.
– Давай помолчим, – сказал шепотом Буши. – Мы убаюкали их нашей беседой. Они нужны мне именно в таком виде… Ну, ребятки, скажите дяде «чи-и-и-з»!
Он медленно поднялся со стула, осторожно подошёл к тому месту, откуда получился бы самый выигрышный кадр, бесшумно опустился на колено и, затаив дыхание, поднял фотоаппарат. И тут же Коко изогнулся и принялся изучать кончик своего хвоста, выставив при этом, как флагшток, заднюю лапу. Юм-Юм опрокинулась на спину, стала чесаться о пол правым ухом, скосила глаза и выставила напоказ свои клыки.
Фотограф застонал и поднялся.
– Что я сделал не так?
– Ты здесь ни при чём, – ответил Квиллер. – У этих кошек весьма своеобразное чувство юмора. Они обожают делать из людей идиотов. Правда, много усилий для этого не требуется. Подожди, сядь и выпей ещё чашечку кофе.
Сиамцы тут же изменили позы. Юм-Юм уютно свернулась пушистым комочком, а Коко полуприсел за её спиной. Он поглядывал на свою подружку и медленно помахивал хвостом. Затем, плотнее прижавшись животом к полу, стал подкрадываться к ней, повиливая задней частью туловища. Она делала вид, что не замечает его замысловатой пантомимы.
– Что это с ними? – спросил Буши.
– Да ничего, просто играют. Как мальчик с девочкой.
– Я думал, они кастрированы.
– А какая разница?
Внезапно Коко кинулся к своей подруге, но опоздал: Юм-Юм с шумом неслась по лестнице-серпантину. Коко помчался за ней вдогонку.
– Ну, я, пожалуй, пойду
Перед тем как отправиться в Блэк-Крик, чтобы взять интервью у Густава Лимбургера, Квиллер позавтракал у Луизы. В этот час она была в одном лице хозяйкой, официанткой, поваром и кассиром.
– Вам как обычно? – спросила она Квиллера.
Через несколько минут перед ним стояла тарелка с блинчиками и сосисками, а напротив него с чашкой кофе в руке сидела сама хозяйка этого заведения.
– Я слышал, ваш сын получил серебряную медаль за велопробег, – сказал Квиллер.
– Ну, серебром она и не пахнет, – мотнула хозяйка головой в сторону кассы, за которой на стене красовались медаль, зелёно-белый шлем и зелёная футболка с большой цифрой «19» на спине. – Знаете, он сейчас ходит в колледж, так взялся и меня просвещать: всё объясняет, что я за тридцать лет делала не так. Ну разве ихние профессора рассказывают им, какая от такой закусочной головная боль? Конечно нет! Мне бы заботы ихнего колледжа!
– Полагаю, он возглавит ваше кафе, когда закончит учебу?
– Нет. Метит ни больше ни меньше как в управляющие «Нью-Пикакс отеля»! Бог ты мой! Этого клоповника! Совсем с ума спятил!
– А вы знакомы с тем пожилым джентльменом, хозяином «Нью-Пикакса»? – спросил Квиллер.
– С джентльменом? Ха-ха! – Луиза сделала вид, что яростно отплёвывается. – Приходил сюда завтракать, когда на девяносто пять центов можно было съесть четыре блинчика, три сосиски и выпить пять чашек кофе. И оставлял чаевых на девять центов! Ну и щедрость! Однажды набрался наглости и предложил мне стать его жёнушкой и хозяйкой меблированных комнат, которые собирался открыть у себя в особняке! Ну так я показала ему на дверь! И сказала, что он вонючий скряга. Все, кто здесь был, слышали. Он вылетел отсюда, не заплатив за завтрак, и больше уже не возвращался. Невелика потеря. Кому нужны его девять центов?
– Мне казалось, что у него денег куры не клюют, – заметил Квиллер.
– Так оно и есть! На его земле построили тюрьму штата. Он на этом деле разбогател, как Рокфеллер!
В те далекие дни, когда река была водной артерией Мускаунти, городок Блэк-Крик, расположенный за Мусвиллом, процветал, а с появлением железной дороги дела там пошли ещё лучше. Но затем шахты стали закрываться, леса повырубили, и от него ничего не осталось – одно название. Город-призрак.
Когда Квиллер приехал туда в пятницу, его взору открылась картина полного запустения. Жалкими напоминаниями о некогда оживлённом центре были чудом уцелевший бар, кладбище старых машин и блошиный рынок, работающий по воскресным дням. В некогда жилом квартале все дома были либо сожжены, либо растащены на дрова, и только особняк Лимбургера нелепо торчал среди многих акров сорной травы. Старинное викторианское здание из красного кирпича с высокими узкими окнами, верандой и башенкой в былое время считалось местной достопримечательностью. Здесь всё строили из дерева или камня, кирпич считался диковинкой – его доставляли на шхуне, а затем перевозили на телегах, запряженных быками. Лимбургеры не скупились в расходах на своё жилище, даже пригласили из Европы каменщиков, чтобы те сделали кирпичную кладку поискуснее. Теперь же одно из величественных окон особняка было заколочено, с деревянной отделки дома и входной двери слезала краска, лужайка перед домом заросла сорняками, а в узорной железной ограде с зубцами недоставало целой секции футов в восемь.