Кот, который умел искать мины (Оборотень в погонах)
Шрифт:
– Отлично. – Я изобразил барственный кивок, вытянул из кармашка титановый «брегет» и глянул на циферблат. – Действуйте.
Официант сгреб рассыпанные по столику меню и умчался.
Оставшись в одиночестве, я огляделся по сторонам. Что ж, вполне ожидаемая публика. Компания «конкретных братков» в модных кожаных колетах, что-то оживленно обсуждающая в правом углу, группка неведомо как забредших студиозусов – судя по плащам и фуражкам, мгушников – и еще с полдюжины едоков более неопределенного статуса. Для этого часа, пожалуй, народу маловато. Впрочем, время вечернего наплыва
В зал, оживленно галдя, вломилась кучка – человек семь – «новорусских». Когда они начали рассаживаться всего лишь за два столика от меня, я непроизвольно поморщился. Ну, что, блин, тише разговаривать никак нельзя?! Хозяева жизни, блин!
Я неожиданно вспомнил, как мы – пятнадцать рыл свежеиспеченных егерей-дембелей – завалились всей толпой в «Регалию», тут же переименованную по такому случаю в «Рыгалию». Зачем я туда пошел – сам не знаю. После Черного Ущелья прошло всего несколько месяцев, и внешний мир я все еще воспринимал... ограниченно.
Вскоре выяснилось, что тот ресторан уже облюбовали местные, тогда еще начинающие коммерсанты. Мы-то еще не представляли всего размаха перемен на Стройке за последние два года, и наша реакция на них была однозначной – мы там, за речкой, за вас, сук, кровь проливали, а вы тут... А мы вас туда не посылали, но вот сейчас пошлем... Ресторан мы разгромили качественно. Не зря учили. Была бы взрывчатка – мы бы и здание напоследок рванули.
Воины-миссионеры!
Мы привыкли, что там, за речкой, куда мы несли Святое Слово на винтовочных штыках, пуля в лицо, нож из-за угла, и рассчитывать можно только на такого же, как ты сам. И мы верили... нас хорошо воспитали, и мы верили... по крайней мере, вначале. А через полгода те, кто выжил... просто выполняли свою работу, честный ратный труд. Спасибо, хоть это нам оставили – чистую совесть.
Но видит бог, мы не ждали, что на родине нам станут плевать... хорошо, если в спину. Нас всех предали! Кого-то меньше, кого-то больше. Собственная страна!
– Простите-с.
– А? – Я очнулся и удивленно уставился на сверкающий круг у себя в руке.
– Сорри, – виновато сказал я, кладя нож на место. – Я немного... задумался.
– Ваш заказ-с.
По крайней мере, выглядело то, что я так неосторожно заказал, вполне аппетитно. А на вкус... Я осторожно попробовал отщипнуть с краю кусочек.
От блюда – уже наполовину опустошенного – меня оторвал какой-то неприятный тренькающий звук. Это был не дикий акын, как я сперва подумал, а всего-навсего юный менестрель в эльфийской курточке новомодного ядовито-зеленого цвета, настраивающий свою эолу.
К моему немалому облегчению, вскоре к нему присоединились барабанщик – полугном, если судить по росту, и полугоблин, если судить по внешности, – однако, услышав пробную дробь, я решил, что дело он знает, и бард – парень средних лет, с характерным хвостом за правым ухом.
Я было решил, что он и будет петь, но время шло, а кроме треньканья, позвякивания, бдиннов, бумов и прочих деловых звуков с эстрады не доносилось. Похоже,
И дождались. Через зал стремительно пронеслась не кто иная, как моя давешняя знакомая, стремительно вскочила на помост и, бросив на ходу что-то вроде «извините, ребята, задержалась», подошла к краю. Почти сразу же за ее спиной вспыхнуло неяркое сияние, а в остальном зале стало чуть темнее.
М-да! От такого сюрприза я едва не выронил вилку вместе с нанизанным на нее кусочком заморской вкусности.
Ай да девица Валевич, вероисповедания истинного, роду, вне сомнения, человеческого – без всяких там накладных кончиков ушей, хотя глаза все-таки чуть подведены.
Зато вот платье на ней было... я бы сказал, вызывающее. Короткое – чуть ли не до колен – черное, только у самой шеи ярко белела полоска воротничка. Ладно, хоть без этого... как бишь его... декольте. Зато руки почти все на виду.
Нет, я, конечно, все понимаю и вообще-то даже приветствую... В конце концов, в двадцатые одевались и похлеще – пока не выяснили, что для фиговых листочков расейский климат, мягко говоря, не тот. Но я-то рос в восьмидесятых, когда разве что паранджу не ввели, и то исключительно по идеологическим соображениям.
– Добрый вечер, господа, – проговорила девушка. Голос у нее оказался очень звонкий и... чистый. А то я уж было начал опасаться, что она, как некоторые свежезапалившиеся звездочки, пытается компенсировать недостаток таланта недостатком одежды.
– Я спою вам сегодня несколько песен. И первая из них – «Весна».
Эту песню я уже слышал – она несколько раз мелькала в эфирнике. Незатейливая и совершенно незапоминающаяся мелодия. Но исполняла ее девица Марина хорошо. С чувством.
Пожалуй, решил я, рассеяно вертя в руках бокал, прикинуться восхищенным до глубины души поклонником особого труда не составит. Попробовать пригласить ее к столику и попытаться найти ее... гримерку, что ли. Должна же она где-то переодеваться в это... безобразие.
По-моему, это была третья по счету песня... или четвертая? Неважно!
– А сейчас песня для тех, – девушка на миг задумалась, – кто в далекой стране сумел сохранить веру, любовь и надежду. «Афганская сказка».
Пробелило курганы поземкою рано,
Вечерами одной не гуляется, Таня.
В сентябре проводила на службу Ивана,
А служить ему выпало в Афганистане.
На миг мне почудилось, что я уже слышал где-то эту песню, – так знакома была мелодия. Или просто близка.
Я отчетливо увидел в призрачном свете колдовского зрения берег безымянной горной реки, темную груду сбитого транспортного ковра – магозащита не сумела уберечь его от «эрликона» – и бесчисленные белые квадратики уплывающих вниз по течению солдатских писем.
Пролетела весна – и лето настало.
Поднялся одуванчик, готовясь к полету.
И нашла она в ночь на Ивана Купала
Чародейный цветок у степного болота.
Попросила его: «Посвети мне в тумане.
Я тебя напою и от зноя укрою.
Ну а ты помоги мне увидеться с Ваней.
За горячей пустыней, за снежной горою».