Кот Один и королева гоблинов
Шрифт:
– Я знала, что ты вернёшься к моему дню рождения! – крикнула она и обрушилась на него с мощностью цунами, обнимая, гладя, лаская и лохматя его от хвоста до кончика носа.
Это была такая трогательная сцена, что хотя кот и был грязнее бесплатного туалета на автозаправке, Петра сумела добиться разрешения спать с ним в обнимку всю ночь напролёт.
Но сначала мы дезинфицировали глубокую рану на спине, которую нанёс ему тёмный гоблин, и накрыли её стерильной марлей, а более серьёзные лечебные процедуры отложили на следующий день.
У меня в голове роилась
Я вздохнул и пожелал всем спокойной ночи: для ответов придёт время завтра.
Я заснул таким глубоким сном, как в тот раз, когда в одиночку съел целый штрудель. Давненько не чувствовал себя таким счастливым: мой кот вернулся, и чего бы ни нужно было этим дьявольским гоблинам, мы разберёмся с этим вместе.
Когда я проснулся, лил сильный дождь, окутавший дом влажным ватным коконом. Я обнаружил Одина свернувшимся клубком на своём троне, словно он не король, а малыш в короне. Моя сестра, усевшись рядом, гладила его, не спуская с кота своих глаз-сердечек.
Внезапно кот поднял заднюю лапу и принялся чесать себе ухо. По счастью, Петра молниеносно убрала руку: Один так яростно зачесался, что она могла остаться по меньшей мере без пальца.
Надо признать: иногда мне бывает трудно поверить, что в этом небольшом пушистом существе содержится сущность великого скандинавского бога поэзии и войны.
– Один, нам надо поговорить, – сказал я, падая на диван. – С глазу на глаз.
У меня не было ни малейшего намерения рассказывать сестре, что случилось ночью: мой долг как старшего брата был защищать её от любых опасностей, да и вообще, по правде говоря, не хотелось, чтобы она путалась у меня под ногами.
– И думать забудь, – ответила она. – Один только что вернулся, мне нужно его искупать, потом сделать ему маникюр, вычесать шерсть, а потом ещё тонизирующий массаж.
– Ты не будешь делать маникюр моему коту, – вздохнул я. – И к тому же сегодня пятница, ты разве забыла? Нам в школу надо.
– Я сегодня дома, – с улыбкой ответила она.
Я хотел было огрызнуться, но передумал: от ссоры толку никакого. В ожидании завтрака я надел куртку и вышел на веранду, чтобы поискать следы гоблинов, но дождь, видимо, шёл всю ночь, потому что лужайка у дома превратилась в болото. Я уже было собирался войти обратно, но, вспомнив о средневековом рыцаре, натянул на голову капюшон и дошёл до дороги, ведущей в городок. Но следов не было видно и там.
Правда, мой взгляд упал на журнал, валявшийся у дерева. Ох уж как я не люблю находить мусор посреди природы!
Я поднял журнал и осмотрел его: внешне очень похож на жёлтую прессу, но вместо сплетен о романах и невзгодах актёров мыльных опер речь там шла о мире ботанов. «Паутины любви» – гласил
– Завтрак готов! – крикнул мой отец, показываясь из-за двери.
Я стряхнул капли дождя с журнала и бросил его в ведро для бумажного мусора под верандой.
Сняв ботинки, я зашёл в дом, напоминая себе: что бы ни случилось, не нужно ругаться с сестрой.
– Это несправедливо! – воскликнул я, вскакивая на ноги и случайно опрокинув чашку молока.
– Я выбрала подарок на день рождения: решила, что не пойду сегодня в школу, – повторила Петра. – Один нуждается в ласке.
– Альдо, смотри, что ты натворил… – вздохнула мама.
– Но Один – МОЙ кот! – возразил я. – А в подарок ты получила гигантскую куклу Танцующего Единорога!
– Себе его забери, раз тебе так нравится танцевать его танец.
– Что? – заорал я. – Я только потому его танцевал, что…
– Так, хватит! – воскликнул мой отец. – Альдо, помоги маме убрать со стола.
На счастье – на наше, не его, – ровно в этот момент в дом вошёл дедушка и прервал нашу ссору.
– Дождь сегодня на весь день, – объявил он, снимая пальто. – Самый настоящий шторм, и…
Он прервался на полуслове и замер, застыл в неопределённой точке пространства-времени, подняв руку в сопровождение всё ещё не сказанных слов. Выпученные застывшие глаза делали его похожим на лягушку, у которой заболел живот.
– Всё в порядке? – прошептала мама, испуганно подходя к нему. – Что с тобой?
– Этот… этот… – пробормотал дедушка, становясь всё бледнее и бледнее.
– Ты сегодня выпил лекарства? – спросила она, помогая ему сесть.
– Этот… вернулся этот… – пробубнил он, пока его лицо приобретало зелёный цвет.
Я готов был поклясться, что Один, свернувшийся на коленях у моей сестры, улыбался так, как только коты умеют улыбаться.
– Извините, – воскликнул дедушка, вскакивая на ноги и надевая пальто. – Я вспомнил, что у меня дело.
Мгновение спустя он уже был на улице.
Бедный дедушка, его можно понять: он единственный из взрослых знал всю правду об Одине и, вероятно, в глубине души надеялся, что ему никогда больше не придётся его увидеть.
Остаток завтрака прошёл быстро и в гробовом молчании. Петре, конечно же, удалось получить разрешение остаться дома. Ох, мамочки, как же я её ненавижу, когда она так себя ведёт!