Кот-Скиталец
Шрифт:
– И на твоей могучей правой он был не хуже, этот перстенек.
Я нисколько не льстила и лукавила: расшлепанные на конце, узловатые его пальцы были на удивление выразительны, и золотая нежность перстня только подчеркивала это. Тем более, что змеиные извивы располагались на его безымянном пальце плотней, чем на моих тощих перстах.
– Я отдал кольцо навсегда после того, как оно выбило молнию между мной и юной госпожой Сереной.
– Так и со мной произошло подобное. Только вот сама не знаю, что.
– Верно. Однако я в свое время ждал случая, а не громового удара. Ты тоже жди. Говорят, последний из владельцев замыкает собой весь их круг.
– Оно ведь только начало свое путешествие.
– Как
Я не нашлась, что ответить: причинно-следственную связь некоторые мункские философы, равно как и инсанские, переворачивают по сравнению с формально-логической, считая, что событие, стоящее в конце цепи, провиденциально рождает из себя всю эту цепь.
По дороге через Андрию мой кортеж частью порассеялся, но немного и возрос. Кое-какие сельские мунки переняли у городских обычай заводить «своих личных» четвероногих: и не только сотрудников, как те фриссы, что подрядились везти до границы фургон с телегой, или охранные кауранги, но просто друзей-приятелей. Приятели и клиенты тащили за собой детишек, подруг, вообще тех, под которыми земля непрочно стояла, и андры шарахались от нас, как от неприятельского войска. Ущерба мы, однако, не чинили: двигались по пыльному гравию и дерновым тропам, исправно и щедро платили за еду, буде она требовалась. Мунки решили, что ни монет, ни ассигнаций, ни еды через границу с Болотом и Лесом не потащат. Лишь бы им самим на блокпостах не воспрепятствовали.
Граница почти незаметно рассекла широкую влажную равнину, над которой круглые сутки висел туман. Одежда липла к коже, волосы и шерсть обвисали. Никакое солнце не могло выпарить здешней влаги, которая поднималась из болот неиссякаемым полупрозрачным маревом. Но, как часто в Андрии, она не порождала иных плодов, кроме лихорадки и гнуса. Здешние блюстители тоже превратились в кисель, и их активность также стала бесплодна. Они даже не смогли удивиться тому, как нас много – ведь как мы ни старались рассредоточиться, шествие тянулось без конца, подобно гирлянде общепитовских сосисок. Так что пропустили нас, едва обыскав: набрались имущества впереди идущих аж до скуки – скарб у всех беженцев был единообразный, специально для таких особ и приготовленный, основная часть – спиртное и колдовские травки вроде слабых наркотиков, какие ни мне, ни мункам задаром не были нужны. Что интересно – Перигор и другие сильные «слушатели мыслей» готовы были поклясться, что даже начальство застав получило относительно эмигрантов весьма расплывчатые инструкции.
– Такие, что андры побоятся проявить инициативу, – пояснили они. – Еще перед самим первым министром ответишь.
Потом мы сколько-то двигались по равнине, пока не зашли за линию горизонта, которая спрятала и заставу от нас, и нас от заставы. Можно было, наконец, распрячь фриссов и снять колеса с наших скользящих тележек. Я удивилась – почему вертолеты сюда не залетают, да, кстати, и на блокпосте я их не углядела, как ни старалась. Коваши ухмылялись:
– Боятся. Эти андры недаром трусы – уж очень быстро можно грянуться оземь с полным баком или в зыбучий песок клюнуть. Здесь в небе то же, что у инсанов по всей стране: иная скрученность мира.
Но и земля тут была непривычной: иначе как бы наш маленький караван уже на второй день неторопливого продвижения сумел оказаться перед лицом Зимних Гор?
Горы. Как мне описать их? Они стерегли равнину, серо-зеленую и дымную от испарений, подобно гигантским опрокинутым воронкам, как конусообразные башни природной цитадели с усеченным и иззубренным краем – давно остывшие вулканы, потухшие плавильные печи, жар которых затянулся серым снегом и сверкающим льдом. Пологие склоны ближних вершин, на которых и стояли те деревья, что мы видели раньше, отслоились, будто декорация, и за ними полуобнаженные
– Простите меня, но я не альпинист, даже на горного туриста не потяну, – ошарашенно пробормотала я. – Перигор, Каландар, вы что, привязываетесь к куску мяса и ждете, пока местный орел не перенесет вас в место, где самоцветами можно набить все карманы и пазухи?
Они поняли: сказка о Синдбаде-мореходе была тут в чести, только имена другие.
– Нам просто нельзя заходить в страну Белых Волков очень глубоко, – объяснил Каландар. – Они не любят пустых вторжений. Дожидаемся, когда они позволят или даже прямо позовут. Иногда они отдают нам свое колдовство по доброй воле и приносят нам прекрасные камни, ковкую землю, живую кожу или что иное. Но никогда не на обмен, вот что удивительно!
– Позовут – это в мыслях? – спросила я.
– Наподобие того. Внутри тех, кто ими выбран, возникает жажда. Может быть, и вас позвали – тогда вам просто не понадобится далеко путешествовать.
Но все-таки глупо было идти туда голыми, босыми и некормлеными. Поэтому мы отправились в гости к маленькой семье Кузнецов, которая жила на отшибе от прочих Болотников и, по-видимому, как раз и промышляла горным снаряжением. Дома ее, числом семь, были похожи на чум или типи, только попроще, без рисунков по дубленой коже, и на легком титановом, что ли, каркасе. Практической антигравитации тут, похоже, не знали, потому что не видели проку – в горах с нею мигом застрянешь. Обходились волоком: моего любимого снега тут все-таки не было, один иней на траве, но по нему и скользилось, и падалось отменно. Так что местные коваши мигом соорудили нам легкую нарту и привязали к ней меховой полог, низкую палатку из двойных шкур: вверх и вниз волосом. Пол тоже был меховой, а подстилка под него – из толстенной кожи. Вот что удивительно – швов никаких! Сооружение держалось на внутренних распорках, в собранном виде похожих на фотоштатив или зонтичные ребра.
Я спросила об авторе и источнике этой роскоши: неприятно все-таки лесному жителю пользоваться побочным результатом чужого самоедства.
– То не наше и не андрское, да и нэсин, я думаю, тоже непричастны, – ответил мункский старшина. – Снежнацкое чародейство, о котором говорил наш брат Коваши. Мы и куски такого сырья могли бы получить, чтобы делать с ними что захочется, даже слегка подращивать, только страшновато колоть его иглой. Вот они и приносят нам готовые вещи – для нас самих и для тех, кто странствует подобно вам, о почтенная женщина.
– Н-да. Будем надеяться, это вообще ни с кого одного не содрано, – ответила я. Смысл подразумевался двойной: и чужой жизни жалко, и страшновато будет повстречаться с этаким чудищем.
Еще мы получили по войлочному внутри, состеганному из промасленной ткани комбинезону совсем медвежьего вида: горный холод мог оказаться непривычен не только для меня и Бэса, совсем голокожих, но и для моего сына. Еды здешней взяли не очень много: по известному принципу «лучше пустой желудок, чем натертые плечи». Моя беспечность оправдывалась и фатализмом: суждено Волкам нас найти – найдут быстро, они у себя дома, а мы в непрошеных гостях. К тому же на любой страх не напасешься, а мои псы уж чего-ничего, да унюхают, чтобы на зуб положить. Уж Артханг-то наверняка не собирался «слушать голос травы», решая, что здесь готово быть съеденным, а что нет. Да и неуклюжий домашний Бэсик как-то враз отринул облик холеного любимца и обнаружил в себе типичную норную собаку. Я подозреваю, что этот тип ради тренировки охотился и раньше, во время пути по андрской равнине, ибо похудел он вполне таксообразно, а на марше развивал неплохую скорость.