Кот, сова и куча зелий
Шрифт:
Эдвин тотчас же подхватил ложку и принялся за дело. Чем дольше он мешал, тем ярче становился свет, который разливался от котла. Запах зелья напоминал аромат ландышей, нежный и тонкий. С каждой минутой он делался все насыщенней, и вскоре я услышала стон.
Обернувшись, я всмотрелась во мрак и увидела Червозмея – она извивалась на дрожащей земле, и под обликом чудовища проступал человек, молодая женщина с темной кожей и россыпью черных кос. Карие глаза смотрели на нас с надеждой и страданием, женщина прижимала руки к животу, и над ним кружилось
– Держитесь! – крикнул Джеймс и схватил меня за запястье здоровой рукой. Я даже охнуть не успела – плевок огня обрушился с неба, окутывая нас грохотом и ревом.
Мелькнула очень спокойная, очень отстраненная мысль: когда дракон так дышит, ты умрешь прежде, чем поймешь, что умираешь. Его пламя вырвет душу из тела и испепелит.
И я не сразу поняла, откуда пришло прохладное дуновение ветра. В лицо брызнули капли дождя, еще один порыв отбросил прочь драконье пламя, и мир погрузился в блаженную тишину.
Огненный щит раскинулся над нами, погрузил в спасительный кокон. Сияние было таким, что ночь превратилась в день – я видела каждую травинку, каждый листок, каждую чешуйку на Червозмеях. Где-то высоко ревел и бесновался дракон, выбрасывая все новые и новые сгустки пламени, но щит укрывал нас, и от него струилась едва уловимая далекая музыка – наверно, так могли бы петь ангелы.
– Работаем, работаем! – нетерпеливо приказал Джеймс. – Три малых меры куангира! Быстрей!
Ничего не изменилось – он командовал так же энергично и жестко, как раньше. Эдвин отмерил куангир, высыпал в котел, и зелье обрело насыщенно-синий цвет, словно мы сумели пленить кусок летнего вечера и неба, усыпанного звездами.
– Смотрите-ка! – воскликнул Персиваль. – Он истощился!
Мы подняли головы и сквозь сияние щита увидели, как дракон устало взмахивает крыльями. Он будто состарился на тысячу лет – крылья покрылись трещинами и ослабли, чешуя потемнела.
Так бывает с драконами: если они разъярились и выплеснули слишком много огня, то силы надолго покидают их. Теперь Ширан сможет лишь валяться на больничной койке – он еще долго не примет драконий облик.
Отлично, атаки с воздуха можно не бояться.
– Готово! – воскликнул Джеймс. – Сюда, друзья!
Червозмеи скользнули к котлу, и землетрясение остановилось. Земля замерла, вздыбившись во все стороны новыми холмами и горами, а Червозмеи легли рядом с котлом и закрыли глаза в ожидании.
Эдвин зачерпнул зелье из котла и осторожно вылил его на одну из подставленных голов. Несколько пронзительно долгих мгновений ничего не происходило – но потом Червозмей содрогнулся всем своим громадным телом, и по чешуе заструился туман.
– Нарангуман… – послышался стон отчаяния и надежды.
Туман стек с Червозмея, и мы увидели на траве молодого темнокожего мужчину с осунувшимся лицом, искаженным болью.
Джеймс схватился за голову здоровой рукой и едва слышно произнес:
– Всемогущие небеса, это лучшее мое зелье!
***
–
Нарангуман поднялся с травы и бросился к Червозмею – обхватил ее уродливую голову, прильнул к ней, содрогаясь от слез и горя. Червозмей вздохнула – туман тек по ней, но человеческий силуэт все никак не проступал.
– Нианма, – шептал Нарангуман. – Нианма, вернись…
Магии, зелий и теневых обликов этой ночью было очень много – иначе как я могла понимать его, говорящего на чужом языке? Впрочем, любовь и нежность везде и всегда звучат одинаково – ты поймешь их, если твое сердце открыто.
– Нианма…
Туман утек и все погрузилось во тьму. Огненный щит гас, уже ненужный – новых драконьих атак не предвиделось. Послышался вздох, и ночь рассыпалась от криков – кричали двое детей на руках у матери. Кричали во все горло, заявляя: привет, мир! Вот и мы!
Обычные дети. Когда-нибудь они примут теневой облик, как все мы, но не будут чудовищами.
Я сжала руку Джеймса и поняла, что сейчас разревусь. Чувства переполняли сердце, почти разрывая его на части. Нарангуман помог жене подняться, взял из ее рук младенцев – теперь все они были людьми. От Червозмеев осталась лишь сброшенная чешуя Нианмы – лежала на земле огромными спиралями.
Эдвин смотрел на нее, как обжора на торт.
– Как вы? – спросил Джеймс. Нианма передала детей мужу, дотронулась до шеи и ответила:
– Странно. Отвыкла говорить и ходить.
– Привыкнешь, – ответил Нарангуман с улыбкой, рассматривая новорожденных. – С этими парнями нам придется побегать.
– Вы обещали мне шкуру! – деловито напомнил Эдвин. Нианма кивнула, и он бросился к шкуре с энергией охотника за сокровищами – да это и было сокровище, уникальная вещь. Эдвин изучит ее, прославится и разбогатеет так, что ни один дракон за ним не угонится.
– Мы… – начал было Нарангуман и осекся.
По холму поднимались люди. В руках они держали факелы и оружие, вид у них был невероятно решительный – они спешили уничтожить тех, кто осмелился выступить против их хозяина, и мне впервые сделалось по-настоящему страшно. Персиваль с ленивой грацией хищника выступил вперед так, чтобы закрыть нас с Джеймсом, но люди вдруг остановились. Главный, высоченный мужчина в алом тюрбане и таких же алых шароварах, изумленно уставился на нас.
– Нианма? – спросил он. В его голосе звенел ужас. – Нарангуман?
Нианма кивнула. Со спокойной уверенностью матери, которой ни одна сила в мире не причинит вреда, забрала детей у мужа, приложила их к груди.
– Да, Рапатурам, – ответила она. – Это мы.
Толпа встревоженно заговорила, зашепталась, зашумела – рядом с нами будто море разлилось.
– Как же так? – спросил Рапатурам. – Вы же умерли! Хозяин сказал, что вас забрала лихорадка!
– Как видишь, мы живы, – холодно откликнулась Нианма. – Хозяин проклял нас. Он хотел, чтобы мы навсегда остались в теневом облике.