Котел
Шрифт:
Это означало только одно – первая трещина в Конфедерации расширялась.
Глава 30
Тревожные вести
29 ИЮНЯ, ФРАНКО-РУССКАЯ ВСТРЕЧА НА ДАЧЕ ПОД МОСКВОЙ
Просторная, обшитая тесом дача, служившая местом проведения секретного совещания, стояла в сосновом бору в пятнадцати километрах от города. Некогда она предназначалась для высокопоставленных функционеров коммунистической партии, однако теперь она принадлежала маршалу Юрию Каминову. К ней вела только одна дорога – не обозначенная никакими указателями, отходившая от шоссе Москва – Ялта, и все машины, свернувшие на нее, останавливались военным патрулем и тщательно
В главной гостиной дачи, за большим прямоугольным столом сидели лицом друг к другу высокопоставленные военные и гражданские чины. Переводчики пристроились за спинами переговаривающихся, шепотом комментируя все, что говорилось за столом.
Майор Поль Дюрок стоял у стены вместе с остальными, не слишком важными членами французской делегации. Проведя несколько часов на ногах, слушая все те же усыпляюще-монотонные голоса, обсуждавшие все те же тривиальные вопросы, он отчаянно скучал, одновременно ощущая в себе нарастающее раздражение. Неловко переступив с ноги на ногу, он почувствовал, как пот тонкой струйкой побежал по спине под мундиром, прямо между лопаток. Несмотря на то, что задернутые портьеры защищали комнату от беспощадных лучей яркого летнего солнца, в комнате было душно и жарко.
"Сколько еще времени эти кретины убьют на пустую болтовню?" – спросил себя майор. Сегодняшний раунд переговоров уже давно исчерпал намеченный лимит времени, но никакого прогресса ни одной из сторон достичь не удалось. Похоже, русский маршал и тщательно подобранный для этой миссии самим Десо посланник Сорэ твердо решили заговорить друг друга до смерти, прежде чем на свет появится хоть какое-то взаимоприемлемое решение.
Дюрок состроил унылую гримасу. То, что маршал избрал подобную линию поведения, было ему вполне понятно. Несмотря на все свои регалии и неимоверную власть, русский военный в душе оставался обычным упрямым крестьянином. Такие типы можно было без труда отыскать в любой захолустной деревне во Франции: угрюмый, подозрительный старик, который никогда не купит лошадь, не пересчитав ей все зубы, и успеет довести несчастное животное до безумия, не переставая одновременно обвинять продавца в мошенничестве и коварных замыслах. Сорэ, напротив, был образованным человеком, подлинным представителем высшего европейского общества. То, что он участвует в переговорах такого характера, казалось майору постыдным и глупым.
Если Франция в действительности так нуждается в помощи России, чтобы выиграть эту войну, почему не пообещать Каминову и его генералам все, что им хочется? В представлениях Дюрока все обещания, раздаваемые дипломатами, существовали только для того, чтобы их нарушать или, в лучшем случае, тщательно обходить. В конце концов, какое значение могли иметь несколько лишних миллиардов франков? Если Конфедерация одержит победу, то необходимые средства всегда можно выжать из малых государств – членов ЕвроКона или из побежденных поляков, чехов и мадьяров. Если Конфедерация проиграет, Россия окажется не в том положении, чтобы предъявлять свои финансовые претензии.
Устав смотреть на то, как сидящие за столом роются в своих бумажках и потягивают холодную воду, майор пробежал глазами по шеренге русских военных и гражданских специалистов, подпирающих противоположную стену. Это были его товарищи по несчастью и скуке. В глазах большинства читалось уже знакомое выражение мученического долготерпения или наигранного интереса – выражение совершенно общее для всех подчиненных в любых кабинетах, во всех министерствах и военных штабах всего мира. Однако
Дюрок мысленно перебрал в уме все секретные досье, которые он изучал перед приездом в Москву, надеясь вспомнить имя полковника с аристократическим утонченным лицом. Упражнение это оказалось совершенно излишним, если не сказать хуже – оно лишь помогло ему на несколько секунд отвлечься от утомительной скуки переговоров. Лицо русского и заученное досье совместились быстро и безошибочно. Перед ним был полковник Валентин Алексеевич Соловьев, один из высокопоставленных помощников маршала Каминова по военным вопросам.
Одновременно с именем и фамилией в памяти всплыли основные пункты его досье. Отмеченный многими орденами и медалями ветеран войны в Афганистане, имеет репутацию дерзкого и тактически грамотного офицера. В политике – сторонник "жесткого" курса, приверженец политической линии Каминова, лично предан маршалу. Сообщалось, что полковник был идейным вдохновителем и застрельщиком продолжающейся в российской армии "чистки", направленной против демократически настроенных офицеров и военнослужащих, приверженных традициям "землячества". Психологический портрет, нарисованный аналитиками Московского отделения Департамента внешней безопасности, изображал Соловьева рассудительным, сдержанным и спокойным человеком.
Дюрок сжал губы, весьма заинтересованный тем, что он сейчас видел. Если документы, которые он читал, были точны, то нервное напряжение, в котором, безусловно, пребывал полковник, было для него совершенно не характерно. Из своего жизненного опыта майор Дюрок знал, что человек редко ломает свою привычную линию поведения и образ мыслей без достаточно серьезных причин. Почему же этот русский, который должен быть холоден как лед, чувствует себя как уж на сковороде?
Во время небольшой паузы в переговорах, пока переводчики-французы сражались с казенными, скучными и запутанными оборотами речи Каминова, Соловьев наклонился вперед и что-то тихо шепнул маршалу на ухо. Почти не слушая своего помощника, пожилой коренастый маршал раздраженно кивнул, махнув рукой куда-то в сторону выхода.
Полковник с видимым облегчением выпрямился и направился к дверям. Некоторые из его товарищей посмотрели ему вслед с удивлением или с завистью.
Дюрок, не на шутку заинтригованный, прошептал свои бессвязные извинения и вышел из комнаты переговоров сразу за Соловьевым. Русский полковник шел быстро, торопливо пересекая вестибюль в направлении главного входа в строение. Из головы француза – агента безопасности – исчезли последние сомнения. Русский не просто искал туалет; он собирался выйти из дачи и делал это неожиданно и поспешно.
Почему? Что могло быть для него важнее переговоров? Что заставило его покинуть гостиную, рискуя рассердить своего прославившегося крутым нравом начальника? Дюрок нахмурил брови. Что бы ни происходило, он должен знать об этом как можно больше. В Венгрии он допустил несколько проколов, едва не стоивших ему карьеры.
Майор вышел на крытое крыльцо особняка и увидел, как полковник уселся за руль черной штабной "волги". Куда бы он ни направлялся, он собирался ехать один.
"Не так быстро, полковник", – холодно подумал Дюрок. Спустившись по ступеням, майор быстро направился к группе людей, без дела толпящихся около служебных машин, куря сигареты и негромко переговариваясь, ожидая, пока хозяева соизволят закончить свои важные дела.