Котел
Шрифт:
ЕвроКон достиг своей вершины, с которой был только один путь – вниз.
ШТАБ 19-й МОТОПЕХОТНОЙ БРИГАДЫ
Непрекращающийся поток искалеченных танков и раненых солдат, продолжающий прибывать со стороны Свеце, яснее всяких слов говорил об отчаянии поражения, а краткие радиодонесения лишь подтверждали самые худшие опасения.
Фон Силов отложил в сторону переговорное устройство и посмотрел на генерала Лейбница. Его лицо было бледно.
– Майор Шиссер докладывает, что полковник Баум погиб вместе с большей частью своей 21-й танковой бригады. К северу шоссе блокировано большим количеством
На лице генерала появилось выражение скорби. Вилли помнил, что комдив и полковник Баум были старыми товарищами. Но самым главным был, безусловно, разгром 21-й танковой бригады, которая шла в наступление во втором эшелоне, сразу за его собственной 19-й бригадой, истребленной почти целиком. Всего несколько минут назад полковник Баум и его "Леопарды" были на острие прорыва и на полной скорости шли по шоссе. Полностью укомплектованное, не обескровленное в боях подразделение должно было сокрушить все преграды, воздвигнутые на его пути американцами и поляками. Но вместо этого их машины, обгоревшие и разбитые, были рассеяны по полю и шоссе.
Рядом с потрясенным командиром дивизии раздался возглас генерала Камбо:
– Но этот лес был свободен от противника! – Повернувшись к фон Силову, француз язвительно спросил: – Как же так, подполковник? Ваша бригада доложила, что в лесополосе уничтожено подразделение американской пехоты. Опять ваши одуревшие от страха кретины что-то напутали!? – Открыто ухмыляясь, он повернулся уже к обоим немецким военным. – Ну и что вы теперь намерены предпринять?
Вилли только скрипнул зубами, а генерал Лейбниц предложил:
– Если бы генерал Монтан ввел в бой силы развития успеха, мы могли бы помешать противнику восстановить прорванную оборону...
– Ложись! – заорал совсем рядом майор Тиссен.
Его предупреждение ненамного опередило рев самолетов, заходящих над поляной для бомбометания. Из люков посыпались бомбы и кассетные боеприпасы. По всему району расположения бригады затрещали взрывы. Густой удушливый дым поплыл над фон Силовым и остальными, вжавшимися в траву офицерами.
Через минуту самолеты исчезли так же внезапно, как и появились, оставив ощущение того, что штаб бригады вдруг оказался на поле боя. Вокруг раздавались испуганные вопли и протяжные стоны раненых.
Вилли, Лейбниц и француз поднялись на ноги, отряхивая с мундиров землю и траву. Пока штабисты пытались наладить управление войсками, генерал Камбо заявил:
– Мы не введем в бой 5-ю бронедивизию до тех пор, пока не будем иметь более точных сведений о противнике и его позициях к северу от Свеце. Посылать новые силы в ту же западню – самоубийство. – Взгляните... – он указал на карту. – Пошлите свою 20-ю бригаду прощупать северное направление. Когда вы обнаружите места сосредоточения противника, мы решим, стоит ли атаковать его или лучше обойти...
Лейбниц выпрямился.
– Это невозможно. В 20-й бригаде только половина техники и личного состава. Именно поэтому мы не поставили ее в атакующие порядки. Кроме того, она все равно оставила позиции... – его голос поднялся до откровенного вызова. – Зачем тратить драгоценное время и передвигать мою последнюю бригаду, если у вас наготове укомплектованная дивизия, которая стоит со включенными моторами
Камбо фыркнул.
– Смешно. "Войска развития успеха должны быть введены в бой после того, как 7-я бронетанковая дивизия обеспечит прорыв", – процитировал он. – Совершенно очевидно, что ваши люди оказались просто не способны выполнить поставленную задачу. Я предупреждал генерала, что вы, немцы, годитесь лишь для гарнизонной службы.
Это была последняя капля. Фон Силов, сверкнув глазами, кивнул:
– Вы совершенно правы. Не случайно во время последней войны немецкие гарнизоны стояли в Париже, Лионе, Шербуре...
К удивлению Вилли, Лейбниц только ухмыльнулся.
– Я не собираюсь стоять и выслушивать все это! – взорвался Камбо.
– Тогда уходите, – спокойно предложил ему Лейбниц. – Мы сражались как следует и понесли тяжелые потери. Такие потери могли быть оправданы только в том случае, если бы атака закончилась успехом, – он стоял совсем близко, почти нос к носу с французом. – Теперь нам не добиться успеха без той помощи, в которой вы, французские ублюдки, нам упорно отказываете. И если мы этой помощи так и не дождемся, значит, эта битва, вся эта война не стоит того, чтобы в ней погиб хотя бы еще один немецкий солдат.
Ошарашенный таким поворотом событий, француз зашагал прочь. Когда он отошел достаточно далеко и не мог их больше слышать, Лейбниц повернулся к Вилли, и тот заметил, что гнев на лице старого генерала уступил место печали.
– Выводи свои батальоны на начальные позиции, Вилли. И передай то же самое майору Шиссеру. Здесь подходящая местность для обороны. Перегруппируемся и будем планировать отступление с боем. Будем отступать хоть до самой Германии, если понадобится.
Итак, по крайней мере в этой точке на карте Польши, франко-германский союз прекратил свое существование.
Глава 36
Нажим
2 ИЮЛЯ, ПАРИЖ
Не желая верить тому, что он только что прочел, Никола Десо еще раз пробежал глазами текст шифровки, которую он стискивал в руке. Наконец он поднял глаза на Мишеля Гюши.
– Монтан уверен в этом?
– Совершенно уверен, – проворчал министр обороны. – Этот Лейбниц и его подчиненные отказались выполнить приказы штаба 2-го корпуса и возобновить атаку. Мало того, они оставили территорию, которую удалось занять сегодня утром. Возможно, они собираются продолжать отход.
– Проклятые боши! – грубое ругательство принесло Десо такое наслаждение, что он повторил его еще раз. Отшвырнув в сторону бланк шифровки, он спросил: – Знают ли об этом в Берлине?
Гюши пожал плечами.
– Кто знает? Штаб корпуса контролирует все линии наземной связи с 7-й танковой дивизией, но ведь у немцев есть радио.
– Проклятие! – Десо считал, что канцлер Германии и его кабинет министров должны бы быть потрясены отказом своей собственной дивизии повиноваться приказам ЕвроКона. К несчастью, он не мог теперь с былой уверенностью предсказывать, какова будет реакция Гайнца Шредера. Российское государственное телевидение уже передало свои первые сообщения о секретных переговорах Каминова с Францией. С тех пор желание Берлина прислушиваться к военным и политическим рекомендациям из Парижа значительно уменьшилось. Да и во время последнего телефонного разговора с канцлером Десо обратил внимание на то, что тон Шредера стал куда более прохладным, почти холодным.