Котовский (Книга 1, Человек-легенда)
Шрифт:
Скоповский презрительно посвистел:
– Психология! А вот факты: армии настоящей у них нет? Нет. Военные специалисты - у нас? У нас. Какие у них и есть офицеры - и тех они расстреливают. Оружия у них нет? Обмундирования нет? Согласись, что без штанов воевать просто как-то неудобно. Нефти, угля... даже хлеба у них нет! Ничего у них нет!
– Есть.
– Что же?
– Сочувствие народа.
– А вот мы им покажем такое сочувствие...
– и Всеволод Скоповский встал, заметив, что в нем накипает раздражение и он может наговорить
– Сейчас, дружище, надо не мыслить, а поступать. Прощай. Мне еще сегодня предстоит путешествие. Наша батарея стоит в Новой Гребле препаршивое местечко, кстати сказать! Но скоро, скорее, чем ты думаешь, мы двинемся вперед... Короче говоря, адью! В Петербурге увидимся.
И они расстались далеко не друзьями.
3
Ночь была душная. Теплый ветер пропитался сладчайшими запахами лугов, зелени, яблонь. Откуда-то со стороны Вышгорода ухали гаубицы. Около Цепного моста пулемет пропускал редкие очереди. Иногда пробивалась тишина, и тогда вдруг на мгновение казалось, что ничего не происходит, просто вечер... просто пахнут яблони... Днепр всплескивает мелкой волной... влюбленные приходят и садятся на траву, на обрыве...
Только зачем так надсадно ноют скрипки в кафе? По улицам громыхают подводы... А, это вывозят трупы сыпнотифозных! Говорят, от тифа полезно носить на шее ладанку с нафталином...
Нет, нельзя верить тишине!
Капитан Скоповский в сопровождении ординарца Кузи выезжает из города. Спят холмы. Рощи притаились и заставляют настораживаться. Чем это он расстроен? Ах да, этот... хлюпик!.. "Сочувствие народа"! Дурак!
Кони фыркают. Спустились вниз, и сразу пахнуло сыростью. В городе было теплей.
Скоповский терпеть не мог вялости лошади. Он держал собранным коня. В его обращении с животными была жестокость. Он владел конем, но от малейшего неповиновения приходил в бешенство и тогда рвал коню губы, вонзал шпоры в бока...
Ехали молча. Ординарец чуть-чуть отставал. Скоповский молча испытывал неприязнь к ординарцу:
"Такая жалость, что в войне не обойтись без этих сиволапых! Конечно, бывают хорошо вышколенные слуги. Но кто может ручаться за всех этих ванек, по самой своей природе предателей и дезертиров?!"
Скоповский раздраженно прислушивался. Вот у ординарца споткнулся конь. Спит в седле, мерзавец! И чего тащится сзади? Скоповский искал, к чему бы придраться, на чем бы сорвать досаду:
"А впрочем, пусть делает что хочет. Бесполезно переучивать. Эх, добраться бы до места и уснуть!.."
Артиллерийский капитан ежился от сырости.
4
Все было готово. Вечером Котовский изучал карту, и сейчас он отчетливо видел холмы, и рощи, и извивы реки, и расположение противника, и направления, по которым котовцы двинутся завтра в наступление, и даже разветвления, по которым побегут опрокинутые враги.
В черноте ночи скрыты ложбины, но он их видел такими, какие они будут поутру. По ним бежали, стреляли, схватывались врукопашную и падали на пути...
Люди спали на том
Когда дроздовцы внезапным ударом опрокинули красных, красные отошли от Киева частью на правобережье, к реке Тетереву, частью на левый берег Днепра, на Чернигов.
По шоссе Чернигов - Гомель бродили банды каких-то головорезов. Они изредка обстреливали проезжих и делали попытки захватить караваны судов, на которых эвакуировались грузы из Киева.
В устье Десны, под самым Вышгородом, стояла красная речная флотилия, прикрывающая эвакуацию.
На реке Тетерев - группа Павлова. У Житомира - прославленная Щорсовская дивизия.
И еще были червонные казаки, партизаны Николая Крапивянского, конный матросский полк Можняка...
Одним из звеньев этого фронта была бригада Котовского. Котовский мысленно оценивал и свое место, и общую расстановку сил противника.
Выбрав удобное для переправы место, разведчики размундштучили лошадей, ослабили заднюю подпругу. Место было глухое... Кони осторожно ступили в воду. Дно илистое. Торопливо вытаскивая вязнувшие ноги, кони добрались до глубокого места и пошли вплавь. Потом был лес. Открытые места проезжали вдоль опушки или вдоль изгороди. По каким-то неуловимым приметам определяли, где безопасно, и делали бросок. Подлубный ехал впереди.
Это был глубокий тыл. Спокойно шли вражеские обозы, передвигались подкрепления, не спеша проезжали связные, располагался в палатках лазарет...
Разведчики двигались бесшумно и быстро. Снаряжение и оружие были хорошо подогнаны. Наконечник шашки и стремена были обмотаны тряпками.
Оставив коней в кустарнике, дозорные ползком пробирались по канавам или шли, на мягком грунте становясь сначала на пятку, а затем уже на всю ступню и, наоборот, на твердом грунте становясь сначала носком, а затем осторожно опускаясь на каблук.
Перекликались пересвистами, подражая крику птиц. Однако внимательный человек подметил бы, что пересвистывались степные птицы, какие водятся под Тирасполем и каких не бывает здесь.
Вернулись они с богатой добычей. Определили численность, расположение врага, разведали местность и в короткой стремительной схватке уничтожили пулеметный взвод.
Котовский еще больше укрепился в решении атаковать. И вот до начала атаки осталось всего лишь несколько часов.
Котовский встает, потягивается.
Мигает огарок. Дежурный клюет носом возле телефонного аппарата...
Чтобы биться за родную Бессарабию, нужно ударить по врагу под Киевом, теснить его на Волге, расстреливать в Костроме.
И если понадобится, Котовский ударит по врагу под Киевом, будет теснить его на Волге!
Он будет воевать смело, красиво, со страстной убежденностью. Он не только пойдет - он и поведет, не только обнажит клинок, но и одержит победу. И сделает это просто, радостно, в боевых делах осуществляя себя.