Котт в сапогах. Конкистадор.

Ковалев Сергей Алексеевич

К первой фиге добавилась вторая, не менее костистая и выразительная.

Вот дрянь! Я окинул оценивающим взглядом скалу. Теоретически взобраться я смог бы, но шаман занимал тактически более выгодную позицию — с уступа он мог спокойно плевать в меня, бросать камни или банально стукнуть по голове пяткой, когда я доберусь до самого верха.

—Ты не просидишь там вечность! К вечеру потеряешь сознание от жажды!

Старик исчез на мгновение и, вернувшись, продемонстрировал мокрую рубаху. Проклятье! Видимо, ручей, в котором я как последний дурак вчера отскребал котел, имеет начало в горах и выходит наружу где-то на уступе. Стоило вспомнить вчерашнее испытание и свой пафосный разговор с Транквиллом, и мне захотелось провалиться сквозь

землю от пережитого утром унижения.

Мало того что я вернулся в пещеру глубокой ночью, отчистив медный котел до золотого сияния. Утром так же безропотно, с идиотской восторженностью я опять прибрал пещеру, натаскал воды, только что еду не смог приготовить — не приспособлены к тому лапы кошачьи, да я и в человеческом своем обличье не умел готовить. И вот после завтрака — замечу, что посуду опять мыл я! — этот старый, спекшийся на солнце кактус заявил, что не может меня расколдовать. Хуже того, он еще вчера знал, что не сможет этого сделать! Для этого, видите ли, нужна особая тинктура, которой у него нет и состава которой он не знает! Я сначала даже не понял, о чем он говорит. Решил, это тоже часть испытания. Но старик только развел руками:

— Говорю же, нужна тинктура! Ее состав был написан на золотых табличках и передавался от шамана к шаману...

— И где эти таблички? — спросил я, чувствуя, как безмятежная новая личность, обретенная во время испытания, скукоживается и прячется куда-то в дальние уголки души.

—Ты видел тут хоть кусочек золота? — ехидно хмыкнул у меня за спиной Морган.— Ты вроде как вчера все тут перетер и перемыл. А! Да ты хитрец! Я-то думал, ты от чистого сердца стараешься, а ты таблички искал!

— Я. Старался. От чистого. Сердца,— раздельно произнес я, пытаясь держать себя в руках. В лапах.

— Понимаешь, таблички украли давным-давно, я подозреваю, еще во время первого посещения нашего племени викингами,— виновато пробормотал шаман.— У нас был большой запас тинктуры, потому про таблички никто не вспоминал около сотни лет. Потом решили пополнить запас и не смогли их найти. Понятно, что за столько лет следы их окончательно затерялись...

—Так зачем же ты заставил меня проходить испытание? — все еще спокойно спросил я, уже догадываясь, каким будет ответ.

— Ну понимаешь, мой последний ученик покинул меня несколько месяцев назад,— промямлил шаман.— Убираться стало некому, я и подумал...

Вот тут-то я на него и набросился.

К тому моменту, когда мои спутники добежали до скалы, сил бесноваться у меня уже не осталось. Коллет присела рядом со мной на песок и молча обняла за плечи. Андрэ мялся рядом, судя по выражению лица не особо понимая, что произошло,— за ночь остатки волшебного кактуса выветрились из неге» вместе с избыточной мудростью. Николас вертел в руках пистолет.

— Капитан, хочешь, я его сниму оттуда? Пусть только высунется...

— Спасибо, Николас,— вздохнул я.— Не вижу смысла. Тинктура от этого не появится.

— Вот именно! — вякнул из своего укрытия шаман.— Я вижу, испытание все-таки пошло тебе на пользу...

— Не искушай судьбу, а? — рыкнул я.— Спускайся лучше, поговорим спокойно.

— Да-да, пусть только спустится,— мстительно прошипел Морган, которого кактусная мудрость тоже покинула.— Жак, бей его сразу в глаз!

— А чего это сразу — Жак? Я, между прочим, честный вор, а не громила какой-нибудь, да и кто его знает... этого старикашку... может, он никакой и не старикашка — вон как резво по скале лазает... такого ударишь, сам потом зубы собирать будешь...

— А я все слышал! Не слезу, пока не пообещаете мне неприкосновенность!

— Ну и сиди там! Николас, дай Жаку револьвер! — Я не умею стрелять!

— Дожили. Уже крысы мной командуют...

— Не смей называть меня крысой! — А?

— Тихо! — рявкнул я.— Спускайся, старик. Клянусь, тебя никто не тронет.

Шаман подумал с минуту и с той же потрясающей ловкостью спустился по стене вниз.

— Ну что, раскурим трубку

мира?

— С Николасом раскури, он любитель. А мне в пасти трубку не удержать. Идем в пещеру. Раз ты не можешь мне помочь делом, хотя бы поделишься информацией.

Шаман безропотно последовал за мной и действительно рассказал много интересного.

Когда-то давно во всех племенах индейцев, как в Южной, так и в Северной Америке, были шаманы, умевшие превращаться в тотем их племени. Но постепенно это колдовство было утеряно, а шаманы с каждым поколением становились все слабее. Когда викингов занесло штормом в эти края, единственным племенем, шаманы которого сохранили древнее искусство, было племя Стремительного Зверя, Попирающего Пески Двумя Огромными Лапами. Викингам повезло — чем-то они угодили тогдашнему вождю, и он оставил им жизнь. И даже принял в племя как почетных соотечественников. Среди «новых индейцев» оказались два северных шамана. Они очень заинтересовались древним умением и довольно быстро сами овладели искусством превращения в зверя. Ничего удивительного не было и в том, что тотемы у отчаянных мореходов оказались соответствующие — Медведь и Волк.

Пришло время, и викинги починили свой драк-кар. Часть команды решила остаться на новой родине, казавшейся после холодных голых скал Исландии настоящим земным раем, а другие отправились в опасное путешествие домой, в их числе и Медведь с Волком. Больше о них индейцы не слышали. Оставшиеся викинги постепенно растворились в местном населении, о том, что за Большой Водой существует другая населенная земля, давно забыли, так что когда явились первые конкистадоры, их простодушно приняли за богов. Чем эта наивность обернулась для индейцев — известно. Впрочем, к тому моменту племя Стремительного Зверя, Попирающего Пески Двумя Огромными Лапами, почти исчезло. Остались только шаманы, которые и сами по себе жили очень долго, и старались передать свое искусство ученикам, прежде чем умереть. Но постепенно даже эта линия угасла — не так много желающих осталось годами терпеть испытания и лишения, чтобы стать шаманом. Последний ученик появился у старика после пятидесяти лет одиночества, так что он с радостью принял его, несмотря на то что это был какой-то сумасшедший европеец. Когда почти полвека разговариваешь только с духами и туповатыми дикарями, не до разборчивости. Тем более что вскоре выяснилось — ученик хоть и не блещет магическими талантами, зато усерден, терпелив и безропотно сносит все выходки учителя. Идиллия продолжалась лет десять, ученик постепенно овладел почти всеми знаниями учителя, как вдруг — несколько месяцев назад,— беседуя с духами, он узнал, что с его любимой племянницей случилась беда. До этого момента шаман и не подозревал о наличии у бледнолицего чудака каких-то родственных чувств к племяннице. Впрочем, как и о самом существовании у него какой-то семьи. Как выяснилось, у Гарольда в Европе остались брат и маленькая племянница. На самом деле уже не такая и маленькая, ведь прошло почти двадцать лет с тех пор, как он ее видел в последний раз. Но в памяти Гарольда она так и осталась милой малюткой Анной. И вот в видении эту его трогательную племянницу злой колдун превратил в жалкую рептилию и закинул в холодное болото. Гарольд вышел из состояния медитации, простился с учителем и, забрав последнюю банку тинктуры, поспешил на помощь.

Я захлопнул сам собой открывшийся рот и перевел взгляд на Коллет. Выражение ее лица не сильно отличалось от моего.

— Гарольд... — пискнул я сипло, прокашлялся и повторил уже нормальным голосом: — Вашим учеником был Гарольд, король Гремзольда?

— Понятия не имею,— пожал плечами шаман.— Он о своем прошлом не рассказывал, да и меня это не особо интересовало. Становясь шаманом, человек обязан забыть свое прошлое.

—Так. Он был европейцем, его звали Гарольд, он попал сюда десять лет назад... видимо, успел постранствовать! Его племянницу зовут Анна, и несколько месяцев назад ее превратили в лягушку... Таких совпадений не бывает!