Коты и кошки
Шрифт:
Ромашка и Стивенсон
Мои кошки, когда я их вывез на дачу, произвели на местных котов огромное впечатление. Сначала пришел из ближайшей деревни кот по кличке Стивенсон. Он появился неожиданно. Сел на пенек и замер, гордо выставив грудь вперед. На фоне яркой зелени он был похож на мраморную статую времен Древнего Египта. Теплый порыв ветра покачивал вокруг него листья. Он с интересом разглядывал играющих в траве кошек. Очаровательная блондинка Ромашка не сразу заметила пришельца. Но как только она почувствовала, что на нее с интересом поглядывает кот с крупными мускулистыми лапами, то сразу изменила свое поведение. Двигаться стала кокетливо, иногда небрежно бросая ленивый взгляд в сторону гостя. Кот, очарованный ее красотой, перескочил ограду. Но не успел он приблизиться к Ромашке, как навстречу ему из кустов выпрыгнул кот из другой деревни. В отличие от нечесанного, со свалявшейся шерстью Стивенсона, он был похож на маленькую пантеру, холеный, лоснящийся. Коты замерли друг против друга на вытянутых лапах, нос к носу, жутким голосом выпевая угрозы в самую морду противника. Ворча
Бойко М
Мои животные
Не один год читаю журнал, так как люблю вязать, вышивать, заниматься огородом, Но больше всего люблю читать о повадках животных, их поведении. Хочу поделиться одним случаем, чему я была свидетельницей. Сколько себя помню, всегда в нашем доме были животные, собаки или кошки. Как-то мы взяли маленького котеночка. Был он почти весь черненький, только грудка и лапки беленькие, это придавало ему франтоватый вид. Моя сестра один раз зашла к знакомым, у которых была породистая овчарка, она участвовала в соревнованиях и успешно завоевывала там награды. Наверное хозяева недоглядели, и овчарка буквально за несколько недель до соревнований принесла нечистопородных щенков, смесь с дворнягой. Троих крошечных щенят сразу же после родов положили в траву умирать, ведь ценности собой они никакой не представляли, а «медалистку» стали готовить к соревнованиям. Сестре стало жалко их, и она взяла одного. Принесла его домой, такого крохотного, слепого и беспомощного. Намочив обыкновенную ученическую промокашку молоком, мы все поочередно кормили его, затем перешли к бутылочке из-под пенициллина с соской. Когда у щенка открылись глазки, он стал пищать, искать мать. Пришлось нам насильно укладывать рядом кота. Уткнувшись в его теплую шерсть, щенок засыпал. Прошло время, из крошечного комочка вырос огромный красавец Бек, с мощными лапами, лоснящейся и переливающейся, шерстью. Все было у него от красавицы мамы, вот только уши висели — папино наследство. Вымахал он ростом повыше матери, соседи говорили: «Да это не Бек, а бык». Кот с трудом переносил своего приемыша. Не один раз наш Бек, когда был еще маленьким, получал от него оплеухи, ходил с расцарапанным распухшим носом. Теперь он относился к Беку с уважением, но с опаской и старался меньше попадаться ему на глаза. Бек же был совершенно спокоен, и мы решили, что он не держит обиды на кота, но ошиблись. Я сидела на диване и читала, рядом, на краю дивана устроился кот и дремал. В доме никого не было, Беку, видно, надоело одиночество, он пришел в зал и сел напротив кота. Кот открыл глаза, равнодушно посмотрел на собаку и снова задремал. С минуту-две Бек пристально смотрел на кота, а потом, к моему ужасу, широко раскрыв пасть, осторожно, взял в нее кота и застыл, кот весь напрягся, шерсть у него стала дыбом, а голова оставалась в пасти Бека. Боже мой! А что если он сомкнет челюсти? Но у Бека было другое намерение. Он так же осторожно выпустил из пасти кошачью голову и опять стал наблюдать за котом. Я чуть не расхохоталась — таким жалобным и смешным был вид у кота, вся голова его была мокрой, шерсть сбилась от слюны клочками. Кот недовольно посмотрел в сторону обидчика и стал тщательно облизывать шерсть. А Бек все изучал кота. Наконец кот привел себя в порядок и опять задремал. Но Бек, коварный Бек, все повторил снова. И снова кот замер в страхе, а Бек снова осторожно освободил его голову. Может быть, он повторил бы экзекуцию еще раз, но тут вмешалась я, и Бек неохотно отошел от кота. Вот так они расквитались друг с другом. После этого между ними наступил мир.
Чапкис Д
Три Тимофея
Они живут рядом с нами — загадочные, молчаливые и смотрят на мир зелеными, желтыми, серыми глазами многие сотни лет. О чем они думают, если думают? Этого не знает никто. Но известно другое: когда нам всем грозит беда, с которой самим не справиться, они приходят на помощь и спасают род человеческий. Так было в древнем Египте, когда люди научились выращивать зерно в долине Нила и
В могучем кошачьем племени есть особая, чем-то непонятным выделяющаяся ветвь — черные коты. Это «что-то» не разгадано до сих пор. Черные коты давно живут в нашей семье.
Тимофей первый прожил у нас пятнадцать лет. Это был огромный черный кот с прозрачно-янтарными глазами и небольшим, белым галстучком. Последняя мета означает, что он принадлежал к особой группе черных котов, именуемых гамбургскими. Появились эти коты на Руси при Петре Первом, когда по его приглашению поехали на Восток из Фатерланда на постоянное жительство немцы — мастера разных полезных дел и ремесел. В Санкт-Петербурге образовалась большая немецкая слобода. С немцами прибыли гамбургские коты, точно такие же, как сегодня: черные, с желтыми или зелеными глазами и непременным белым галстучком.
В наш дом Тимофей попал маленьким котенком. Побегав по квартире, он заглянул в туалет и быстро сообразил, зачем там установлен большой белый предмет. Вскоре мы услышали, как льется в него звонкая струйка. Если дверь в туалет была случайно закрыта, Тимофей прыгал вверх, хватался за ручку передними лапами, катался с видимым удовольствием на открывающейся двери, спрыгивал на пол и приступал к туалетным заботам.
Эта его манера открывать все двери в квартире иногда пугала наших гостей. Глубокой ночью у двери комнаты, где спит гость, иногда раздавался глухой удар — бух! Это Тимофей прыгнул на ручку, не смог сразу открыть дверь и рухнул на пол. Процедура повторялась до тех пор, пока дверь со скрипом не открывалась. Еще удар — бух! — и некто с горящими глазами входит в комнату.
Когда кот подрос, выяснилась его сущность — интеллектуал! Находясь всегда в центре семейных событий, он молчаливо наблюдал, не издавая никаких звуков, и можно полагать, по-своему оценивал происходящее.
Как-то мы с шестилетней внучкой Иришей нашли длинную доску, положили ее одним концом на раму открытого окна, а другим на землю (мы жили на первом этаже) Тимофей быстро пробежал по доске в квартиру. Ириша прокомментировала его поведение словами: «Тимофей у нас понимательный кот!».
Утро в доме начиналось так: Тимофей вел меня в кухню (я вставал первым), заваливался там на спину и требовал, чтобы я помассировал ему живот. Затем по доске отправлялся в сад, находившийся перед домом, и питался там разными травками. За этим следовало возвращение в кухню, он подходил к своим плошкам и всегда ел что-нибудь одно, не смешивая разные виды пищи, и никогда не запивал еду молоком. Просвещенные в этом деле люди сразу узнают подобие современной системы питания, предложенной знаменитым американским диетологом Шелтоном.
Но особенно силен был Тимофей в медицинской диагностике. Если кто-либо из домочадцев заболевал и ложился в постель, но чувствовал себя все же сносно, Тимофей не обращал на него внимания. Он позволял себе сбежать по доске в сад и греться там на солнышке или спать в тени. Если же состояние больного ухудшалось, он старался держаться к нему поближе и, как правило, пребывал в этой же комнате на теплом телевизоре, свесив пушистый хвост на светящийся экран. Если же человек чувствовал себя плохо, Тимофей лежал рядом или в ногах, а то и на больной пояснице, и никуда не уходил — сутками.
Он безошибочно выделял кошкофобов. Врожденное благородство не позволяло ему выражать свои чувства каким-либо образом, оно же удерживало Тимофея от любых действий по отношению к этим ущербным, с его точки зрения, людям. Но терпел он до определенного момента.
… После ужина, отойдя от стола, мой школьный друг пнул Тимофея ногой. Был ли этот поступок преднамеренным или случайным, для Тимофея, видимо, никакого значения не имело. Мой друг, ставший Главным и Лауреатом, часто ездил в командировки. Его жена, заботясь о престиже мужа, снабжала его в каждую командировку стопкой тщательно отглаженных рубашек. Эта стопка красовалась в лежащем на полу открытом чемодане. Утром друг с трясущимися губами произнес: «Иди, посмотри.» Стопка рубашек была обильно описана котом на манер буквы X…
Несчастье с Тимофеем случилось за год до его смерти. Когда он гулял в саду, его поймали кошатники. На следующий день, утром, я был у ворот кошачьей тюрьмы. Попав внутрь, я увидел большую клетку, в которой за железными прутьями лежали, плотно прижатые друг к другу, несколько десятков котов и кошек. Среди них был и Тимофей. На мои слова и на меня самого он не реагировал. За чисто символическую цену кота мне отдали.
Дома он вел себя, как человек, побывавший в застенках: стонал во сне, беспокойно ворочался и однажды упал со стола, на котором спал. Полностью в себя он так и не пришел. Сначала у него стали отказывать почки, потом вестибулярный аппарат — кота при ходьбе заносило. К лету Тимофею стало совсем худо. В один из теплых и солнечных дней, когда жена с соседскими детьми была в нашем огромном, заросшем высокой травой дворе, он попрощался с ними и, шатаясь, ушел. Дети искали его повсюду, но не нашли. Так достойно ушел из жизни Тимофей первый.
Несколько лет мы жили без кота. В конце концов решено было кота завести и, конечно, гамбургского. Так появился в доме Тимофей второй. Наивно полагая, что все гамбургские коты должны походить на Тимофея первого, мы были шокированы поведением нового котенка. Никакие словесные и прочие воспитательные меры на него не действовали. Все свои туалетные дела он совершал под ванной, в самом дальнем углу. Тимофея пришлось выставить в коридор.
В подъезде жила кошачья семья из четырех кошек. Глава семьи — Маша — крупная серая с белым кошка, всегда с большим вислым животом, ее две взрослые дочери — Милочка и Лапочка — и взрослый сын Франц-Иосиф, прозванный так за некоторое сходство пышными усами с последним императором Австро-Венгрии. В эту семью с устойчивыми дружелюбными отношениями Тимофей ворвался, как болид в атмосферу: нагло питался первым, старался занять самое лучшее, самое теплое место в подъезде. Теплые места эти, на широких литых радиаторах отопления, были давно и строго распределены между кошками: на нижнем радиаторе всегда лежала Маша, на верхнем — обе дочери, а Франц-Иосиф занимал отдельный радиатор по другую сторону лестницы.